Спящие красавицы (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 48

Фрэнк не колебался ни секунды. Они ехали в Субару Аутбэк Элейн, и он направил машину через бордюр на лужайку, которая была пуста (по крайней мере, до настоящего времени) за исключением статуи Святой Терезы, которая ранее украшала вестибюль старой больницы, и флагштока, где звездно-полосатый государственный флаг, отороченный бахромой, гордо реял над двумя шахтерами — статуями, более похожими на надгробия.

При любых других условиях Элейн показала бы ему все свое красноречие, что означало крайнюю грубость: Что ты делаешь? Ты сошел с ума? За эту машину еще не выплачен кредит! Сейчас же она ничего не сказала. Она баюкала на руках Нану, качая ее, как делала это, когда Нана была ребенком, сраженным лихорадкой. Наросты, покрывающие лицо их дочери тянулись к футболке (ее любимой, той, которую она надела этим утром, почувствовав грусть, для Фрэнка — вечность назад) как пряди какой-то отвратительной бороды древнего старателя. Это было отвратительно. Все, чего хотел Фрэнк, так это сорвать их, но воспоминания о Кинсвоман Брайтлиф удерживали его. Когда Элейн попыталась к этому прикоснуться, пока они неслись галопом через весь город, он хлопнул её по руке «Не надо!» и она убрала пальцы. Дважды он спрашивал, дышит ли Нана. Элейн говорила, что дышит, она могла видеть, что ужасные белые штуки поднимаются и опускаются, как меха, но для Фрэнка этого было недостаточно. Он должен был протянуть правую руку и положить ее на грудь Наны, чтобы убедиться.

Он остановил Аутбэк у неработающего опрыскивателя травы и помчался к пассажирской двери. Он взял Нану на руки, и они двинулись к приемному отделению Неотложной помощи, Элейн бежала впереди. Фрэнк почувствовал мгновенный укол, когда увидел со стороны, что молния на ее брюках расстегнулась, обнажая розовое нижнее белье. Элейн, которая при обычных обстоятельствах выглядела идеально — брови выщипаны, глаза подведены, ногти наманикюрены, сейчас представляла собой иллюстрацию выражения «и так сойдет».

Она так резко остановилась, что он чуть на нее не наткнулся. Перед дверями приемного отделения стояла большая толпа людей. Она выдала странный смешок, больше похожий на лошадиное ржание, что было вызвано отчасти разочарованием, а отчасти злобой.

— Мы никогда туда не войдем!

Фрэнк мог видеть, что вестибюль приемного отделения уже заполнен до отказа. Сумасшедший образ мелькнул в его голове: покупатели бегут в Уолмарт в Черную пятницу.[148]

— Бежим в вестибюль главного здания, Эл. Он больше. Мы сможем туда попасть.

Элейн сразу же двинулась в том направлении, чуть не отбросив его. Фрэнк побежал за ней, немного запыхавшись. Он был в хорошей форме, но Нана, казалось, весила больше, чем восемьдесят фунтов, зафиксированных при ее последнем медицинском осмотре. Они не смогли попасть и в вестибюль главного здания. Перед дверями не было толпы, и у Фрэнка появилась надежда, но сам вестибюль был заполнен. Фойе было большое, и они смогли туда зайти.

— Позвольте пройти! — Кричала Элейн, стуча в плечо толстой женщины в розовом домашнем халате. — Это наша дочь! У нашей дочери наросты!

Женщина в розовом домашнем халате, казалось, сделала не больше, чем легкое движение одним из своих огромных плеч, но этого было достаточно, чтобы откинуть ошеломленную Эл назад.

— Ты здесь не одна, сестра, — сказала она, и Фрэнк увидел коляску перед толстой женщиной. Он не мог видеть лицо ребенка, находящегося внутри, но этого и не нужно было. Безвольно раскинутых в стороны ног и одной маленькой стопы — одетой в розовые носки с Хелло Китти[149] на ней — было достаточно.

Где-то впереди, за пределами бурлящей толпы, доносился мужской крик:

— Если вы здесь, потому что прочитали Интернет-сообщения об антидоте или вакцине, идите домой! Эти сообщения ложные! Нет никакого противоядия и в настоящее время нет никакой вакцины! Повторяю, в настоящее время нет ни противоядия, ни вакцины!

Крики ужаса сопровождали это сообщение, но никто не уходил. За ними уже толпились люди, быстро заполняя все фойе.

Элейн повернулась, лицо потное, глаза широкие, бешеные и залитые слезами.

— Женский центр! Мы можем отнести ее туда!

Она пробивала путь через толпу, голова вниз, руки вперед, бросаясь на людей, стоящих на её пути. Фрэнк следовал за ней с Наной на руках. Одной ногой он слегка задел мужчину, держащего девочку-подростка с длинными белокурыми волосами и без лица.

— Смотри, куда прешь, приятель, — сказал мужчина. — Мы все тут в одной лодке.

— Сам смотри, — прорычал Фрэнк, и, продираясь обратно на открытый воздух, его разум еще раз замигал, как компьютер с дефектом:

Мой ребенок Мой ребенок Мой ребенок

Потому что сейчас ничего не имело значения, кроме Наны. Ничего на земле. Он сделал бы все возможное, чтобы сделать ей лучше. Он посвятил бы всю свою жизнь тому, чтобы сделать ей лучше. Если это было безумием, то он не хотел быть вменяемым.

Элейн уже пересекала газон. Там, прислонившись спиной к флагштоку, сидела женщина, держащая ребенка у груди и поглощенная этим. Она издавала шум, с которым Фрэнк был знаком — это был скулеж собаки, попавшей в капкан, лапа которой была сломана. Она направила ребенка на Фрэнка, когда он пробегал мимо, и он мог видеть белые волокна, исходящие из покрытой платком головы.

— Помогите нам! — Кричала она. — Пожалуйста, мистер, помогите нам!

Фрэнк не ответил. Его взгляд был сконцентрирован на спине Элейн. Она направлялась к одному из зданий на дальней стороне больницы. Женский центр, читалось на бело-синем знаке впереди. АКУШЕРСТВО И ГИНЕКОЛОГИЯ, ДОКТОРА ЭРИН АЙЗЕНБЕРГ, ДЖОЛИ СУРАТТ, ДЖОРДЖИЯ ПИКИНС. Перед дверями сидели несколько человек с членами семьи, покрытыми коконами, но всего лишь несколько. Это была неплохая идея. На самом деле у Элейн они возникали довольно часто, когда она брала отпуск из своего плотного графика вынесения ему мозга — только почему они сидели? Это было странно.

— Поторапливайся! — Сказала она. — Быстрее, Фрэнк!

— Я поторапливаюсь… так быстро, как… могу. — Сейчас он тяжело дышал.

Она смотрела мимо него.

— Кое-кто из них нас видел! Мы должны быть первыми!

Фрэнк посмотрел через плечо. Рваная толпа бежала через лужайку, мимо стоящего на лужайке Аутбэка. Те, у кого на руках были младенцы или маленькие дети, были впереди.

Задыхаясь, он плелся позади Элейн. Кокон над лицом Наны трепетал на ветру.

— Ничего не получится, — сказала женщина, которая сидела, прислонившись к стене здания. Она выглядела измотанной. Ее ноги были расставлены таким образом, чтобы она могла держать свою маленькую девочку, возраста Наны, против нее.

— Что? — Спросила Элейн. — О чем ты говоришь?

Фрэнк прочитал вывеску, размещенную на двери: ЗАКРЫТО ИЗ-ЗА ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ С АВРОРОЙ.

Глупые цыпочки-врачи, подумал он, в то время как Элейн схватила ручку двери и дернула. Глупые эгоистичные цыпочки-врачи. Вы должны быть открыты из-за чрезвычайной ситуации с Авророй.

— Они, наверное, своих собственных детей спасают, — сказала женщина, держащая маленькую девочку. Под её глазами были темно-коричневые круги. — Я думаю, нельзя их в этом винить.

А я виню их, — подумал Фрэнк. Я обвиняю их в этом дерьме. Элейн повернулась к нему.

— И что нам теперь делать? Куда мы можем пойти?

Прежде чем он смог ответить, прибыла толпа из приемного покоя Неотложки. Старикашка с ребенком, повисшим через его плечо, словно мешок с зерном — возможно, внучка, — грубо оттолкнул Элейн подальше от двери, чтобы он смог попробовать сам.

То, что произошло дальше, было своего рода оперативной неизбежностью. Мужчина полез под рубашку навыпуск, вытащил пистолет из-за пояса, направил его на дверь и спустил курок. Выстрел оглушил даже под открытым небом. Стекло взорвалось внутрь здания.