Дом на холме (СИ) - "Eva Rouse" - Страница 9

Алик

— Красивый медальон, Дарен. Он из тех, в которых хранят фотографии?

— Когда он появился, фотографии еще не умели делать, — задумчиво улыбается горгул. — В нем маленький портрет, нарисованный кистью одного бедного, но талантливого художника. Вот смотри.

Я беру серебряный медальон с резной крышкой, легко уместив его на ладони. Нажав на нехитрый замок, заглядываю внутрь: на портрете изображена молодая девушка лет двадцати трех-двадцати пяти, красивая настолько, что у меня перехватывает дыхание. Художнику удалось передать ее плавные черты лица и взгляд с искоркой, темно-каштановые волосы были уложены в нехитрую прическу. Я присмотрелся внимательней к лицу на портрете, потом взглянул на Дарена:

— Это твоя…

— Это моя дочь, — печально подтверждает он.

— А где она сейчас?

— Умерла. Много веков назад. Слишком доверяла своему возлюбленному, ошиблась, рассказав о наших слабостях. Он напал на нее спящую вместе с другими людьми. Я нашел его… хотел убить сначала. Но в итоге не стал марать руки…

Дарен не заканчивает фразы, но лицо и взгляд у него такие, что я знаю, что бы там не произошло, а убийца о спокойной жизни забыл.

— А ее мать?

— Тоже, но от старости. Она была человеком, — говорит Дарен, забирая у меня медальон и поднимаясь на ноги. Из укрытия он вышел первым, расправил крылья и взмыл в небо.

Меня немного совестит «катание» на руках Асманда, но с другой стороны, что я могу поделать? Мне понадобилось значительно больше времени для самостоятельного перехода, в котором я чуть не замерз и не умер, свернув шею. К тому же Асманду даже нравится нести, и он прав насчет крови. Когда я настроился на нее в первый раз — это оказалось весьма странным ощущением. Я чувствовал не просто еще одну личность рядом с собой, а душу: знал, сколько фальши будет в словах.

Сейчас это чувство почти притупилось, но ему нравится меня нести — я уверен. Да и прижиматься к нему приятно, а теплое одеяло полностью защищает от ветра.

*

Снегопад мог стать помехой только для одного из них — для Алика. Горгул летит, лишь оттого, что так быстрее, но и на земле он развивает хорошую скорость и может равносильно сражаться как в воздухе, так и на твердой почве. У Вульфа всегда высокая температура тела, он не замерз бы и голым зимой на Северном полюсе, а Асманду огонь и лед едины.

Алика они планировали проводить домой и там оставить, выяснив попутно, где кладбище. Но тот заупрямился и на вялые уговоры в духе «дома безопасней, а то мало ли что», выдавал уверенное «нет!». Вялыми уговоры были по той простой причине, что местные представители фольклора и ужастиков не сомневались в собственных силах. А Асманд так привык к присутствию «своего малыша», что не отходил от него дальше, чем на пару метров, косился оберегающим взглядом и вообще, такая нежная и желанная симпатия со стороны Алика, которая ему передавалась, будила в вампире настоящие «рэмбовские» замашки.

Так на кладбище они оказались все вместе.

— Клыкастый, что чувствуешь? — спрашивает Вульф. Сам он азартно водит носом по ветру, принюхиваясь. Снег валит уже вовсю.

Асманд закрывает глаза, прислушиваясь к собственному телу и ощущениям. Там, в его голове, разворачивается целая картина. Разноцветными пятнами идут эмоции друзей, серыми или белесыми — видятся покойники, а над всеми ними клубится серой бессвязной массой туман. Вампир пробует пробиться через него вновь и вновь, но недовольно сводит брови вместе — ничего не выходит. А это означает только одно — накрылось их быстрое возвращение домой, с «соседом» ни поговорить, ни безнаказанно оторвать ему голову не выйдет. Асманд мысленно вздохнул и решил поделиться с остальными.

— Сегодня здесь никто не поднимется, можем отдыхать спокойно. Наведаемся сюда завтра вечером, за час до темноты. И, да, я НИКОГО не ощущаю, — в голосе слышатся металлические нотки.

— Вот черт. Мы в дерьме, да? — Вульф перестает принюхиваться и, приняв человеческую форму, подходит к Асманду, встает напротив него. Дарен сбоку от вампира и оборотня, водит взглядом по окраинам — так, на всякий случай. Его тело напряжено, и он походит на готового к битве воина.

— Да, но пока не ясно насколько глубоко…

Алик посмотрел сначала на Асманда, потом на Вульфа, посопел и решился:

— А можно подробней? — вот так стоять и ничего не понимать Алик не любит больше всего.

Асманд переводит взгляд на Алика и, моргнув, произносит своим спокойным голосом:

— Я расскажу, только сначала уйдем отсюда.

Стоит не поздний вечер, когда вся честная компания вошла в местный бар, тот самый, в котором работает Алик. За несколькими столами сидят самого обычного вида мужчины и женщины, отдыхая после очередного рабочего дня, потягивая пиво из больших литровых кружек. У барной стойки стоит сам хозяин, по залу — просторному и чистому — скользят его дочки, разнося еду и напитки посетителям. Все три — кареглазые шатенками с аппетитными формами, звонкими голосами и жеманными манерами.

Как и полагается в такие моменты, взгляды присутствующих устремились на чужаков, а голоса стихли. Алика они узнали сразу — голубоглазый мальчишка, занимавший должность официант-уборщик-посудомойщик или подай-принеси-убери знаком всем присутствующим и интересует их мало, разве тем, что это он привел этих мужчин.

Алик, а за ним и его спутники, решительно направились к стойке, где сидит мужчина лет сорока, с располагающим к доверию лицом и слегка подернутыми сединой волосами. У местных он снискал славу честного и справедливого человека, к словам которого прислушивались все и считали местным главой наравне с шерифом и городовым.

Хозяин бара недовольным взглядом проводил своего работника, чужаков и, удалившегося с ними за дальний столик, Гареда. Он ничего не сказал, только яростней стал протирать и так чистый стакан и шикнул на своих дочек — те стояли маленькой стайкой, обсуждая внешность незнакомых красавцев.

За столом, как только формальности закончились, первым берет слово Дарен:

— Мы ученые, изучаем фольклор, легенды и всякие паранормальные явления. Сначала прибыли в город по соседству, там ходили странные слухи о Доме на холме, но не успели разместиться толком, как нас нашел Алик и рассказал о мертвецах. Нас заинтересовало, с чем столкнулся ваш город, и вот мы здесь. Мы понимаем и уважаем решение не обращаться в определенные службы, естественно, все останется в тайне.

Дарен специально называет крупную горную деревню городком, решив польстить самолюбию неофициального главы. Но было заметно — лесть Гареда не интересует. Он недоверчиво косится на мужчин, считая их бессовестно молодыми и вообще бесполезными. Но гнать их не решается — вдруг, правда помогут — и, вздохнув, вкратце рассказывает ту же историю о мертвецах, что и Алик, добавив лишь о паре новых «визитов» в отсутствии последнего. Гаред не удержался и, посмотрев почему-то на Асманда, решает спросить:

— Вы ведь через горы перешли?

— Да.

— А где ваше снаряжение? Палатки, провизия, спальники и прочее.

— Оставили дома у Алика.

— А почему тогда этот рюкзак с собой взяли? — Гаред красноречиво глядит на стоящий под столом рюкзак. В такой не влезет даже провизия на стандартный пятидневный переход через горы, а именно столько этот путь занимает у обычного человека.

— А там самое ценное, — нашелся вампир.

— Поня-я-ятно, — протянул старейшина голосом: «так я вам и поверил».

Гаред — человек прожженный, жизнью наученный быть настороже, к тому же — бывший военный. Он знает, что ему врут, причем профессионально, не выдавая себя ни взглядом, ни жестом. А еще на уровне интуиции он не мог не ощущать исходившую от чужаков угрозу. Даже Алик, находясь с ними, воспринимается совсем иначе, кажется столь же чужим и далеким. Теперь мальчишка, часто опускавший взгляд и постоянно смущавшийся, смотрит уверенно в глаза собеседнику.