Карманное богословие - Гольбах Поль - Страница 4

Что касается религиозной морали подданных — единственной, в которой заинтересована церковь, — то о ней не перестанут заботиться священники; они будут исповедовать, отпускать грехи, служить обедни, подносить святые дары и прощать умирающим все их преступления, лишь бы те были достаточно щедры по отношению к духовенству. Что может нас манить больше, чем рай? Ключи от него у духовенства, и поэтому вполне достаточно священнической морали — всякая другая бесполезна и даже вредна: она положила бы конец отпущениям грехов, индульгенциям, искуплениям, строгостям, пожертвованиям в пользу церкви — словом, всему тому, что способствует могуществу духовенства и славе божией.

Нам могут заметить, что священнослужители часто сами презирают те добродетели, которые они проповедуют другим, что нередко мы видим, как высокие духовные особы — священники или монахи — ведут развратную жизнь и предаются порокам, осуждаемым христианской моралью, — словом, нисколько не считаются со своими собственными наставлениями. На это я отвечу: 1) что не дело мирян судить своих священников, ответственных за свое поведение лишь перед самими собою; 2) что христианин не должен замечать дурных поступков своего духовенства и 3) что священник, совершающий, на наш взгляд, преступление, часто на самом деле творит добро, и мы это поняли бы, если бы сильнее верили. Если, например, монах оставляет сандалии на пороге у женщины (как это бывает в Испании), муж ее должен предположить, что монах трудится ради спасения его жены; если он застает их на месте преступления, он должен благодарить господа за посланное ему испытание или огорчение через посредство одного из божьих служителей, который таким образом оказывает ему большую услугу. Впрочем, если даже — что невероятно — священники не всегда ведут себя нравственно, надо руководствоваться их речами, а не их делами. Надо иметь снисхождение к людям, которые, как и все прочие, сделаны из костей и плоти. Бог порою дает им пасть, чтобы научить мирян не доверяться своим силам, раз даже священники могут согрешить[1].

Одним словом, повязка веры должна всегда мешать нам видеть пороки духовенства; плащ любви должен их прикрывать. Ни один христианин, снабженный этими двумя необходимыми предметами, не найдет ничего предосудительного в поведении священнослужителей. Человек, не уважающий служителей господа, скоро становится нечестивцем. Презирать духовенство — значит презирать церковь; презирать церковь — значит презирать религию; презирать религию — значит презирать бога, ее создателя. Отсюда я заключаю, что презирать священнослужителей — значит быть неверующим, быть безбожником или — что еще хуже — философом.

Ясно, что тот, кто так думает о духовенстве, не может быть человеком нравственным, добродетельным, не может быть хорошим гражданином, хорошим отцом, хорошим супругом, хорошим солдатом, хорошим судьей, хорошим врачом и т. д. и что его надо сжечь, чтобы он не заражал других своим образом мыслей.

Этих общих соображений достаточно, чтобы мы осознали, сколь многим мы обязаны духовенству. Резюмирую вкратце. Законному честолюбию священнослужителей мы обязаны бесконечными спорами между светской и духовной властью, которые в течение стольких веков на благо наших душ раздирали государства, искажали разумную политику и делали правительства слабыми и шаткими. Союзу духовенства со светской властью многие народы обязаны деспотизмом, преследованиями, святыми расправами, которые ради вящей славы божьей превращали в пустыни наиболее цветущие края. Святым междоусобицам священнослужителей мы обязаны ересями и преследованиями еретиков; ересям мы обязаны святой инквизицией, ее кострами и пытками, ее ссылками, заточениями, буллами и т. д., которые, как известно, вылечивают от всех заблуждений и не дают им распространяться. Святому пылу духовенства мы обязаны переворотами, восстаниями, религиозными войнами, цареубийствами и другими назидательными зрелищами, которыми религия в течение восемнадцати веков развлекает свои милые чада. Святому стяжательству духовенства народы обязаны блаженной нищетой и спасительным отчаяньем, которые во всех странах, где духовенство сильно, душат торговлю и промышленность. Похвальной враждебности религии к науке мы обязаны ничтожным прогрессом в области светского знания и огромным прогрессом в области богословия. Насквозь божественной морали духовенства мы обязаны святым невежеством относительно человеческой морали, о которой лучше всего забыть. Духовным казуистам мы обязаны той чудесной и строго обдуманной моралью, с помощью которой так легко подружиться с господом. Наконец, самим порокам священнослужителей, их святым проделкам мы обязаны испытаниями, ведущими нас к спасению.

Прибавьте ко всему этому горячие молитвы, богоугодные учреждения и изумительное воспитание, явное воздействие которых человечество в течение стольких веков испытывает на себе, и вы вынуждены будете признать, мои братья, что должны положить свою душу за тех, кто так печется о нас на этом свете и, по всем вероятиям, впоследствии даст нам вечное счастье взамен того, которого нас лишали на земле.

Пусть поэтому каждый христианин проникнется величайшим уважением к служителям господа; пусть он осознает, сколь многим он им обязан; пусть государи возведут их на престол рядом с собой, а еще лучше — уступят им место как наиболее достойным; пусть духовенство повелевает равно государями и их подданными; пусть воля священнослужителей, облеченных неограниченной властью, беспрекословно принимается послушными народами. Духовенство не может злоупотреблять своей властью — власть в его руках всегда будет способствовать благоденствию церкви, которая во веки веков будет тожественна духовенству.

В самом деле, отдадим себе отчет, дорогие братья, в том, что церковь, религия, божество — разные слова для обозначения духовенства в его различных аспектах. Церковь — это коллективное наименование совокупности наших духовных наставников; религия — это система мнений и поведения, изобретенная этими наставниками для более уверенного руководства нами. Благодаря богословию само божество стало тожественным духовенству; оно существует только в его мозгу, говорит только его устами, неизменно вдохновляет его и никогда от него не отрекается.

Отсюда вам должно быть ясно, что нет на свете ничего более священного, чем духовенство. Оно образует церковь; церковь устанавливает культ и религию; религия есть создание церкви, вне которой нет места богу и духу божьему. В силу этих неоспоримых истин, от которых не может отмахнуться самое дерзкое неверие, права духовенства суть поистине божественные права, так как они исходят от бога. Интересы духовенства — это интересы самого божества. Права, интересы и дело духовенства нельзя отделить от прав, интересов и дела всевышнего, который пребывает в духовенстве, как душа пребывает в теле и чувствует все воздействия на это тело. Одним словом, бог, религия и церковь тожественны духовенству. Из этой троицы состоит единое существо, которое называют духовенством.

Уточняя и упрощая таким образом ваши идеи, вы, мои дорогие братья, ясно осознаете, что собою представляет система религии. Вы поймете, что культ есть почитание, которое духовенство считает необходимым возложить на народы, что догматы суть не что иное, как мнения того же самого духовенства; что богословие есть последовательное изложение этих мнений, что споры священнослужителей о догматах проистекают из дисгармонии, возникающей порою между богом, душой церкви, и духовенством, ее телом. Вы признаете, что бог, религия и церковь должны время от времени менять свои мнения, потому что духовенство принуждено их менять. Вы поймете, что повиноваться богу, религии и церкви — значит повиноваться духовенству и, следовательно, бунтовать против духовенства — значит восставать против неба; непочтительно отзываться о духовенстве — значит богохульствовать; презирать его — значит быть нечестивым; нападать на него — значит вступать в борьбу с богом; касаться того, что ему принадлежит, — значит совершать святотатство. Наконец, вы поймете, что не доверять духовенству — значит быть атеистом, не верить в самого бога.