Эй, Микки! (СИ) - "SourApple" - Страница 21

Дверь, поколебавшись, оставляет незапертой.

Уже дома он пытается понять, нахера ему сдался этот карниз, если вешать на него нечего? Даже мысль о том, чтобы прийти в магазин и купить себе шторы, приводит в ужас, а без них в карнизе смысла никакого нет. Он уже шагает обратно в сторону двери, но тут она распахивается ему навстречу, и в прихожей вырастает широко улыбающийся Галлагер.

— Вот он где! – радостно объявляет он, и Микки выгибает бровь.

— Где мне ещё быть?

Йен смотрит на него непонимающе и пару раз моргает, лишь через несколько секунд будто спохватившись:

— А! Я не про тебя. Я про карниз.

— А. – Микки вдруг чувствует какое-то совершенно неуместное смущение и вытягивает руку вперёд: – Забирай.

— Зачем?

— Блядь, да ты издеваешься? – злится Микки. – Ты искал? Вот он, твой карниз. Забирай и уёбывай.

— Да нет! Я шторы купил. Был в супермаркете, увидел шторы. Они синие, как покрывало у тебя. А у тебя в спальне солнце пиздецки в глаза светит, ещё и припекает. Шторы свет не пропускают, я спросил. Это, кстати, называется блэкаут. Ты знал?

Галлагер затыкается, глядя на него так, будто сказал только что самую очевидную вещь. Что про шторы, что про название. А Микки резко отключается, потому что вчерашний разговор с Мэнди вдруг долбит по черепушке изнутри. Доигрался?

— А ты у меня постоянно ночевать собираешься? – отчего-то хриплым голосом спрашивает он и прочищает горло.

Йен меняется в лице и смотрит на него с сомнением.

— Это не мне, – отвечает осторожно, – а тебе.

— Ты купил мне шторы?

— Да.

— Чтобы мне по утрам не мешал свет?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы ты высыпался?

— Зачем? – настаивает Микки.

— Потому что невыспавшийся ты мудак, – огрызается Йен.

— Чек взял?

— Что?

— Чек, – повторяет Микки. – Чтобы я вернул тебе деньги. За шторы.

Галлагер злится, Микки видит. Злится так сильно, что на виске вздувается вена, а пакет в его руке шуршит, потому что он крепче сжимает кулак. И что это за показательное выступление? Чего он ждал от Микки? Что тот станет его шлюхой? Что будет подставлять жопу, а Йен в ответ станет дарить ему какую-нибудь незначительную херню? Значительную, блядь, потому что Галлагер что-то дохуя внимательный.

У Микки в так и не разобранном пакете в коридоре всё ещё лежит банка «Нутеллы», но его это не делает дохуя внимательным. Это же не про него Мэнди говорила, что он влюбился.

Доигрался?

Галлагер нагнул его только на той неделе, так почему всё уже так дохера изменилось?

Сука, во что он ввязался?

— Ну так что? – напоминает он, возможно, слишком резко.

— Я не слежу за этим, – сквозь зубы отвечает Йен и, перехватив карниз, оттирает Микки плечом и уходит в спальню.

— Куда ты намылился? – идёт он следом.

— Отвали, – бросает Галлагер через плечо. – Вся эта поебота будет лежать у тебя вечность, как стоял кленовый сироп в шкафу.

— Галлагер, не переигрывай.

— Не заставляй меня разговаривать, и я не буду тебя заёбывать.

— Съеби из моей квартиры, – угрожающе понижает голос Микки.

— Уже почти, – кивает тот, – ближе к этому на шаг.

На Микки он больше внимания не обращает: достаёт из пакета дрель, саморезы, карандаш и лазерный уровень, критически оглядывает высоту потолка и придвигает к окну прикроватную тумбочку. Микки хочет ему что-то сказать, но членораздельно вряд ли получится. Во-первых, потому что он неебически зол, а во-вторых, потому что во-первых, блядь. Это вот эти доёбы считаются влюблённостью? Микки бы прямо сейчас заржал Мэнди в лицо, будь она тут.

Ага, будь она тут, она нихера ни во что не поверит, только хмыкнет раздражающе.

На то, чтобы повесить карниз, нужно двенадцать саморезов, по четыре на каждый держатель.

После пятого Микки кажется, что Галлагер сверлит дыры у него в мозгах.

После седьмого его башка превращается в решето.

После восьмого он смиряется с действительностью, достаёт из холодильника, куда уже успел запихнуть содержимое пакета, бутылку пива и заваливается на диван.

Тишина после двенадцатого долбит по ушам так, что Микки поначалу кажется, что он оглох.

Галлагер всё никак не выходит из спальни, снуёт там туда-сюда – Микки видит краем глаза, – выходит в ванную и возвращается обратно, шуршит пакетом. Микки закуривает, через полсигареты думает, что никому ещё начальник не вешал в спальне карниз, и хмыкает. Докурив до конца, понимает, что секс с начальниками обычно приводит к повышению, а Микки повышать некуда, у него и так высший грейд. Выданный Ви за выслугу лет, а не Терри за отличную работу, естественно. Терри вообще в их отделе своими руками никому грейды не повышал. «Не заслужили», – отвечал неизменно. Повышала Ви, потому что у головной организации могли возникнуть лишние вопросы, а способ решения проблем там один – увольнение. Уволить к чертям весь отдел Ви бы никогда не позволила.

Микки кажется, что он думает о работе, лишь бы не думать о Галлагере, который как раз в этот момент сухо объявляет:

— Всё, – и выходит в прихожую.

— Молодец, – хвалит Микки. – Надеюсь, у тебя руки не из жопы, и карниз не свалится мне на голову, когда я решу открыть шторы?

— Так не открывай. Пожалуйста.

— Даже «пожалуйста»?

— «Пожалуйста» – это ответ на твоё «Йен, спасибо, что повесил карниз».

— Ты не охуел? – удивляется Микки. – Я тебя не просил. Могу сказать спасибо за то, что нервы мне вытрахиваешь.

Галлагер не отвечает, так и топчется в прихожей, а Микки не встаёт с дивана. Пару минут спустя Йен садится у другого подлокотника. Ещё чуть позже Микки предлагает ему взять пиво в холодильнике.

Через пятнадцать минут Галлагер ожесточённо его натягивает, и он шипит от удовольствия, а галлагерское почти-рычание разрывает мозги похлеще кокса.

Часов в восемь вечера Йену звонит Мэнди, и тот уходит, а Микки пытается понять, права ли она была или всё по-прежнему. Думать не получается, и он забивает, просто забивает на это до следующей встречи с Галлагером.

Чека от штор действительно нигде нет, зато на упаковке, которую Галлагер даже не смял, налеплен ценник. Микки переводит восемьдесят баксов только для того, чтобы через две минуты они прилетели обратно.

Он прищуривается, включает на сутки блокировку зачислений и переводит деньги опять.

Сообщение от мобильного оператора о поступлении на счёт восьмидесяти долларов доводит до белого каления.

*

Этой ночью Микки впервые спит в кромешной темноте. Настолько густой, что откуда-то лезут забытые детские страхи. Ему приходится напомнить себе, что он давно не дошкольник, что его не вернули в приют, ночи в котором, когда тебе пять, ужасны. Он злится на себя за воспоминания и зачем-то переключается мыслями на Галлагера – нашёл на что. Сон сваливается так резко, будто Микки сбегает даже подсознательно.

Может, и не будто.

Но зато он по-человечески высыпается впервые за много лет. И открывать утром шторы, честно говоря, немного побаивается, чтобы не получить карнизом по лбу. Потому что Микки его нёс вчера, и он был довольно тяжёлым, а сейчас висит под потолком, и там что-то про ускорение свободного падения и прочую херню.

Вообще день какой-то подозрительно безмятежный. На работе всё спокойно, сроки никто не проёбывает, контрагенты отвечают на звонки, Мэнди строчит сообщения, а Галлагер ходит мимо, правда, косится как-то странно, но Микки первоклассно его игнорирует. Игнорирует и ждёт подвоха. Каждую грёбаную секунду ждёт, потому что всё не бывает хорошо просто так. Ёбнет ведь.

Так и происходит.

Он уходит из офиса последним, через сорок минут после окончания рабочего дня. Не торопясь собирает вещи – спешить некуда, раз Галлагер уже свалил, – и идёт к лифту. Ему только до дома доехать, а там уже никаких пиздецов, но нет, на сегодня везения он уже хватанул. Когда двери открываются, внутри стоит хмурый Галлагер, лицо которого светлеет, стоит ему увидеть Микки.