Три башенки и бездонная пропасть (СИ) - Шолох Юлия - Страница 4

В мою душу возвращалась лютая зима.

Однажды, незадолго до ужина, который мне чаще всего приносили в комнату, в дверь постучался Петер, самый младший ученик слуги. Он был мне приятен, так как много улыбался - его пока не приучили исполнять роль мебели.

Петер дрожал, вернее, его просто трясло от страха:

- Скорее, леди Ильза. Ваш слуга помирает! - Отчаянно крикнул он.

Я вскочила, за секунду пережив в памяти все дни болезни и смерти тётушки. Так скоро? Я потеряю последнего для себя близкого человека так скоро?

Я спешила, почти падала, пока, забыв все рекомендации виконтессы о достойном способе передвижения, бегом поднималась на чердак, где жили слуги. У коморки Мариуса стояли несколько горничных, схлынувших при виде меня в разные стороны. Они были подавлены и сильно нервничали, это испугало меня ещё больше.

- Мариус!

Он лежал на узкой кровати, голова запрокинута на высокой подушке - и хрипел. Его рука слабо вцепилась в грудь, в туго застёгнутый жилет.

- Мариус, пожалуйста, пожалуйста, не умирай. Что мне сделать? Как тебе помочь? Врач! У вас есть врач?

Я повернулась к экономке, которая появилась и, в отличие от других слуг, не стала заглядывать в раскрытую дверь из коридора, а вошла. Вид у неё был такой, будто ничего особенного не происходит.

- Есть. Мы вызываем в поместье доктора из общей больницы.

- Так вызовите!

- Уже, мисс Ильза, за доктором послали человека.

- Мисс Ильза.

Я бросилась обратно к Мариусу и взяла его за руку. Наклонилась, прислушиваясь к тихим словам:

- Ничего... со мной ничего страшного. это приступ. не в первый раз. он уже проходит.

- Не говори больше, отдохни. - Я кивнула. - Тебе заварят обезболивающий настой. Потом тебя осмотрит доктор. Не уходи, прошу. Не бросай меня одну.

Он устало улыбнулся.

В коридоре расшумелись, переговариваясь. Я встала и закрыла дверь, нечего из чужого горя устраивать зрелище.

Когда опустилась ночь, ему стало легче. Отвар помог. Я все эти часы провела рядом, скрючившись на стуле, и теперь спина разламывалась от боли.

- Мисс Ильза, вам бы отдохнуть.

Не успел проснуться, а уже пытается заставить меня уйти.

- Чуть позже, ладно?

Мариус сглотнул, его подбородок дрогнул. И слов не нужно, я сама понимаю - радостно знать, что в огромном равнодушном мире есть человек, который будет рядом, когда тебе плохо Может, зря я потеряла надежду? Ведь у меня впереди много времени, а чудеса случаются в один миг, как говорила тётушка. А ещё она очень любила.

- Смотри, Мариус.

Я подняла руки и раскрыла ладони. Над ними появился голубой дымок, закрутился, уплотнился и свился в небольшого дракончика, забавно хлопающего крыльями. Его большие когтистые лапы болтались в воздухе.

- Мисс, что вы! Надеюсь, вы не часто такое делаете! Кто-нибудь может увидеть.

- Не бойся. После смерти тётушки я ни разу.

Он понял без слов. Мои картинки всегда радовали тётушку, которая радостно смеялась при виде этой простой забавы и аплодировала ей с детским восторгом. Конечно, я и сама их любила - сделать живую картинку, разве это не чудо? Кроме меня и тётушки о моей магической силе знал только Мариус. И хотя наши соседи были добрыми людьми, узнай они, кто я, доброта могла бы вмиг смениться отвращением.

Почему маги считались низшими существами? Пресвятая вера утверждала, что магия - пустое, созданное для самолюбования и лености действо, которое не подобает уважаемым людям. Только плебеи балуются пустотой, настоящие богоугодные люди проводят жизнь в ежедневных, ежечасных трудах и не надеются на тёмную силу, которая обещает заменить тяжкий труд щелчком пальцев.

Как-то я спросила тётушку, почему такая красота, которую творят мои руки, считается никчемной и грязной?

- Разве магия не может помогать людям? Разве мои создания не радуют глаз, как картина или музыка? Почему люди так презирают магов?

- Ах, детка, если бы я знала! - Воскликнула она. - На самом деле множество магов занимаются полезной работой. Например, те, кто может помочь растениям расти или лечит животных. А те, кто подманивает рыбу? Они же лучшие рыбаки! Но к несчастью, все они умалчивают о своей магической силе, иначе им пришлось бы тяжко. И ты, милая, никогда и никому не признавайся. Твои картинки чудесны, цветы, словно живые, сказочные звери на твоих ладошках резвятся, как настоящие. Но тебе лучше не знать, что произойдёт, если люди узнают о тебе правду! Даже те, в ком ты была уверена. Обещай никогда не творить своих созданий в незнакомых местах, где могут оказаться случайные свидетели, и никогда никому не признаваться до того, как полностью убедишься, что этот человек заслуживает доверия!

Я обещала, конечно, и держала слово. Но сейчас, в день, когда я почти потеряла Мариуса, вокруг не осталось не то что чудес, а и надежды. И мои картинки были единственным светлым пятном в темноте.

Мы с улыбкой наблюдали, как голубой дракон изворачивается, как колышется его узкое тело, как из крошечной зубастой пасти с еле слышным фырчанием выплывает клуб белого огня.

Дверь резко распахнулась, я вздрогнула и дракон пропал.

Но было поздно прятаться. В дверях стояла виконтесса. Её и без того не слишком приветливое лицо обрело выразительность камня, а зубы будто заострились.

- Немедленно ко мне! - Ледяным тоном приказала она, еле взглянув на Маркуса, который снова схватился за сердце.

В коридоре виднелось тёмно-синее платье экономки.

Я оторопела. Её светлость лично поднялась на чердак и заглянула в комнату слуги? Этого быть не могло! Почему, откуда она тут оказалась?

Но теперь, вероятно, неважно. Она видела. Она всё видела...

Мариус испугано взглянул на меня, его губы снова дрожали. Я погладила его по руке.

- Тихо, Мариус, всё в порядке. Всё хорошо.

Он покосился в коридор, где стояла и терпеливо ждала экономка.

- Я должна идти, ты слышал. Но потом я вернусь.

Экономка лично сопровождала меня всю дорогу, держась на

расстоянии.

Ладони покрылись липким потом, пока я спускалась вниз по лестнице в приёмную виконтессы. В голове каждый шаг звенел колоколом.

Я тихо постучала и вошла. Её светлость стояла, вскинув голову, и ноздри её тонкого носа трепетали от нетерпения.

- Стой, где стоишь! Закрой дверь.

Я молча прикрыла дверь и осталась у порога. Ждать, что мне предложат присесть, глупо.

- Ты не просто дурно воспитанная девица, дочь легкомысленной женщины, слабого духом мужчины и воспитанница дамы чересчур свободного нрава. Ты ещё и маг!

Щёки загорелись, будто виконтесса била меня по ним руками.

- Как ты посмела скрыть?!

- Извините, ваша милость.

- Нет, ни за что! - Она тряхнула головой. - Больше я подобного предательства не допущу. Мало того, что ты притащила немощного слугу, который больше ест, чем работает, и не соблаговолила поставить меня в известность, так ты ещё позволяешь себе магичить в моём доме! Как возможна такая вопиющая наглость в поведении человека, который должен быть бесконечно благодарен за моё великодушие по отношению к его персоне! Просто уму непостижимо!

- Простите меня, тётушка, я больше так не поступлю!

- Опять забываешься?! Как я велела себя величать?!

Я опустила голову. Сама не понимаю, как я умудрилась снова назвать эту равнодушную холодную особу словом, которое олицетворяет всю мою любовь к той, другой, родной тётушке. Подобное можно объяснить только отчаянием.

Только бы она не тронула Мариуса!

- Итак, необходимость найти решение вынуждает меня действовать без промедления. С тобой будет проведён ритуал очищения. Я очищу тебя от зла, спасу твою душу, если это ещё можно сделать.

- Что?..

- Другого выхода я не вижу. На рассвете явится служитель Пресветлой веры и лишит тебя тёмного духа, пачкающего твою душу!

- Но, тёт... Нельзя так! Пожалуйста!

Впервые в жизни я до ужаса испугалась. Стыдно признаться, но я забыла обо всём, даже о Мариусе, когда услышала свой приговор. Когда в семьях аристократов рождались маги, их подвергали процедуре очистки от магической силы, от так называемых «семян зла». Говорят, эта процедура начинается с того, что тебя прикручивают к стулу и фиксируют голову железным обручем, а потом пробивают в черепе две дыры, через которые удаляют часть мозга. После подобного очищения человек всё равно что лишался жизни. Лишенцы, как их прозвали, походили на зыбких призраков, безумцев, которые словно духи мечутся, не находя покоя. Они не могли говорить, постоянно болели и рано умирали. Их хоронили с почестями, а потом с облегчением вздыхали, радуясь, что спасли дитя от участи прислужника тёмной стороны. Лучше смерть, чем позор.