Святая ночь
(Сборник повестей и рассказов зарубежных писателей) - Вебер Виктор Анатольевич - Страница 12

Разговор утомил Виктора. Он потянулся к кувшину с водой, стоящему у кровати.

— Послушай, аспирин тебе не повредит, даже поможет, если у тебя высокая температура. Возможно, тебе удастся уснуть.

Я заставил его принять три таблетки и укрыл одеялами.

— В доме есть женщины?

— Нет. Меня это удивило. Деревня словно вымерла. Всех женщин и детей отправили в долину. Остались только мужчины да подростки, не больше двадцати человек.

— Тебе известно, когда ушли женщины и дети?

— Кажется, за несколько дней до моего приезда. Этот мужчина, сын старика, который когда-то жил здесь, но давно умер, толком ничего не знает. Если у него что-то спрашиваешь, он только смотрит на тебя и молчит. Но с домом он управляется. Он тебя накормит, устроит на ночлег, а юноша скажет все, что тебя интересует.

Виктор закрыл глаза, и во мне зародилась надежда, что он заснет. Я подумал, что знаю причину, заставившую женщин и детей покинуть деревню. Это произошло после исчезновения девушки из долины. Их предупредили, что на Монте Верита возможны беспорядки. Я не решился сказать об этом Виктору и все еще рассчитывал уговорить его спуститься в долину.

Уже стемнело, и я почувствовал, что голоден. Я прошел в другую комнату, в глубине дома. Там я застал лишь юношу и попросил принести мне что-нибудь поесть и попить. Он меня понял, я вернулся к Виктору, и вскоре на столе появились хлеб, мясо, сыр.

Я ел, а юноша смотрел на меня. Глаза Виктора оставались закрытыми, и я полагал, что он спит.

— Он поправится? — спросил юноша.

— Думаю, что да, если я найду помощников, чтобы отнести его к доктору в долину.

— Я вам помогу, и два моих друга. Мы можем пойти завтра. Потом будет сложнее.

— Почему?

— Днем позже тут будет жарко. Придут люди из долины, мои друзья и я присоединимся к ним.

— И что произойдет?

Юноша замялся. Пристально взглянул на меня.

— Я не знаю, — и выскользнул из комнаты.

— Что он сказал? — донесся с кушетки слабый голос Виктора. — Кто придет из долины?

— Не знаю, — и я попытался заслониться от ответа. — Кажется, какая-то экспедиция. Но он предложил помочь перенести тебя в долину.

— Сюда не приходят экспедиции, — разволновался Виктор. — Тут какая-то ошибка.

Он позвал подростка и, когда тот зашел в комнату, обратился к нему на местном диалекте. Подросток мялся, но, с неохотой, отвечал на вопросы. Слова «Монте Верита» повторились несколько раз. Наконец Виктор выяснил все, что хотел, и мы вновь остались вдвоем.

— Ты что-нибудь понял? — повернулся ко мне Виктор.

— Нет.

— Не нравится мне все это. Что-то затевается. Пока я лежал здесь, я чувствовал приближение беды. Мужчины какие-то странные, угрюмые. По словам мальчика, в долине что-то произошло, люди разъярены. Ты знаешь, в чем дело?

Я не мог подобрать нужных слов, а Виктор не спускал с меня глаз.

— Хозяин харчевни встретил меня не слишком радушно, но посоветовал отказаться от восхождения на Монте Верита.

— По какой причине?

— Конкретной он не назвал. Но намекнул, что там может быть неспокойно.

Виктор молчал, глубоко задумавшись.

— Из долины не исчезали женщины?

Лгать не имело смысла.

— Я что-то слышал о пропавшей девушке, но не уверен, что это правда.

— Может, и правда. Тогда мне все ясно.

Вновь наступило молчание, и я не мог разглядеть его лица, находившегося в тени. Одной слабой лампочки не хватало для освещения всей комнаты.

— Завтра ты должен подняться на Монте Верита и предупредить Анну, — произнес наконец Виктор.

Думаю, я ожидал этих слов. И лишь спросил, возможно ли это.

— Я мшу набросать схему тропы, но ты и так не заблудишься. Тропа проложена по дну высохшего ручья. Несмотря на дожди, она все еще проходима. Если ты выйдешь на рассвете, у тебя будет целый день.

— Что мне нужно сделать?

— Ты должен оставить письмо и уйти. Я тоже напишу несколько строк.

Я сообщу Анне, что болен и о твоем внезапном появлении, после двадцати лет разлуки. Знаешь ли, пока ты говорил с мальчиком, я подумал, что это чудо. Мне даже кажется, что сюда тебя привела Анна.

Как и двадцать лет назад, его глаза светились юношеской любовью.

— Возможно, — кивнул я. — Или Анна, или, как ты, бывало, говорил, горная лихорадка.

— Разве это не одно и то же? — откликнулся он.

В тишине маленькой тесной комнаты мы долго смотрели друг на друга, затем я отвернулся и, позвав мальчика, попросил принести мне матрац, одеяло и подушку. Ночь я провел на полу, у постели Виктора.

Спал он беспокойно, тяжело дышал. Несколько раз я подходил к нему, давал аспирин и воды. Он сильно потел, и я не знал, хорошо это или плохо. Ночь тянулась бесконечно, и я практически не сомкнул глаз. Когда затеплился рассвет, мы оба не спали.

— Тебе пора, — прошептал Виктор.

Наклонившись над ним, я понял, что ему явно стало хуже. Он совсем ослабел.

— Скажи Анне, что приход людей из долины грозит бедой ей и остальным. Я в этом уверен.

— Я обо всем напишу.

— Она знает, как сильно люблю я ее. Я говорил ей об этом в каждом письме, но ты можешь еще раз напомнить ей о моей любви. Подожди в расселине. Часа два, три, может, больше. Потом возвращайся к стене и ищи ответ на плоском камне. Он там будет.

Я коснулся его ледяной руки и вышел в холодный утренний воздух. Огляделся, и на душе у меня стало тревожно. Облака закрыли долину, окутали деревню и поднимались выше, туда, где извивающаяся в кустарнике тропа исчезала на горном склоне.

Мягко, бесшумно белая вата облаков касалась моего лица и проплывала мимо. Влага мельчайшими капельками оседала на моих волосах, покрывала руки, я ощущал ее вкус на языке. В предрассветных сумерках я поворачивался направо, налево, не зная, что и делать. Древний как мир инстинкт самосохранения твердил, что нужно возвращаться в дом. Подниматься в горы сейчас, в такую погоду, — безумие. Но сидеть в комнате, ощущая на себе полный надежды взгляд Виктора, было выше моих сил. Мы оба понимали, что жить ему осталось недолго. И в нагрудном кармане моей куртки лежало его последнее письмо жене.

Я повернул на юг, а мимо неспешно проплывали облака, спускаясь с вершины Монте Верита.

Туда и лежал мой путь…

Виктор утверждал, что я должен достичь вершины за два часа, даже меньше, и солнце будет подниматься у меня за спиной. Взял я с собой и начерченную им схему тропы.

Час спустя я понял, что в этот день увидеть солнце мне не суждено. Лишь облака кропили мое лицо холодной моросью. Они прятали петляющее русло ручья, оставшееся позади, по которому текли струйки воды, вырывающиеся из горных ключей, прихватывая почву и камни.

А после полудня кустарник и вывороченные корни исчезли, я вышел на голые скалы. Тут уж пропали последние сомнения в том, что я заблудился. Я повернул назад, чтобы найти русло ручья, по которому пролегала тропа. Но наткнулся лишь на другой ручей, бегущий с севера на восток, уже превратившийся в бурный поток. Одно неверное движение — и вода могла унести меня, колошматя о камни.

Восторг вчерашнего дня развеялся как дым, приступ горной лихорадки прошел, уступив место крепко запомнившемуся мне чувству страха. Такое бывало в прошлом многократно, когда я попадал в облака. Человек становится совершенно беспомощным, если не может узнать каждый дюйм, пройденный им по пути наверх. Но в те дни я был молод, полон сил и подготовлен к восхождениям. Теперь же, городской житель предпенсионного возраста, один на горе, на которой никогда не бывал раньше, я испугался.

Я уселся под большим валуном, прикрывшим меня от проплывающих облаков, перекусил остатками сандвичей, приготовленных в харчевне, и стал дожидаться хорошей погоды. Иногда я вставал и прыгал на месте, размахивая руками, чтобы согреться. Холод пронизывал до костей. Оставалось лишь надеяться, что с наступлением темноты температура воздуха упадет и облака неминуемо рассеются. При полной луне небо по ночам зачастую освобождалось от облаков. И действительно, ближе к вечеру похолодало. В южном направлении, откуда накатывалось белое марево, я уже различал предметы на расстоянии десяти футов. Ниже туман оставался густым, как молоко. Я ждал. На юге видимость увеличилась до двенадцати, пятнадцати, двадцати футов. Облако трансформировалось в полупрозрачный пар, исчезающий на глазах. Вот показался силуэт горы, еще не вершина, но могучий выступ, охватывающий ее с юга, а еще выше засинело небо.