Амнезия, или Фанера над Парижем - Купрашевич Владимир - Страница 6

Картинка не оставляет меня в покое весь вечер. Меня пугает эта дурацкая навязчивость. Уже за полночь вспоминаю о бумаге и карандаше, которые сунул в тумбочку и, опасливо оглядевшись, осторожно вынимаю их. Моя медсестра, моя уборщица она же девушка с бархатным взглядом сливаются в один флакон, и я тщательно обвожу очертания обнаженной женщины. Она лишь полуобернулась ко мне, не видит, чем я занимаюсь, и я долго оглаживаю дрожащим кончиком карандаша впадинки и выпуклости ее изумительного тела…

– Идите пить аминазин! – слышу я сквозь сон.

Я открываю глаза и не могу понять, где нахожусь. Совсем другой, высокий потолок. Это явно не тот, с которым я уже сроднился и под которым засыпал. Приподнимаю голову и вижу ряды кроватей с железными спинками. Некоторые аккуратно застелены и пусты, на других сидят или лежат мужские фигуры в серых пижамах. Я не понял.…Это больница или уже тюрьма? Неужели докопались?…Совершенно не помню, как меня забирали, или я сам явился с повинной.… Наверное, у меня галлюцинации. На этот раз, явные. Ушиб головного мозга бесследно не проходит. Откидываюсь обратно на подушку, закрываю глаза и пытаюсь сориентироваться. Это трудно сделать, потому что ориентиров нет никаких. Кажется, что был на кладбище. Дорога из леса, свежий песок, обрывки лент, искусственные цветы, растерянные по обочине… Плита из серого мрамора с поблекшими буквами… Фотографии почему-то нет. Что плита давнишняя видно по датам, а песок свежий.… И какая-то фигура, поодаль. Стоит ко мне спиной в черном одеянии до пят. Похожа на статую, но она вдруг зашевелилась и стала поворачиваться ко мне. Еще не увидев лица, я понимаю, кто это, но не могу вспомнить имени. Конечно, это она Взгляд ее остался таким же ясным как прежде. Только фигура… старушечья. И тонкие губы со следами помады малинового цвета. Пытаюсь попятиться, и не могу. Словно что-то стоит за моей спиной.

– Идите пить аминазин, – уже громче слышу все то же воззвание.

Снова открываю глаза. Надо мною девушка в белом халатике, перехваченном по талии пояском. Лицо молодое, улыбчивое и взгляд бархатный. Участливо наблюдает за выражением моего лица.

– Как вы?

Не знаю, что сказать и отвечаю вопросом:

– Где я?

Она немного озадачена.

– Вас сюда перевели. Только не спрашивайте ничего у врача, иначе вас долго отсюда не выпустят. Будете пить аминазин?

– Что это?

– Успокаивающее. Снотворное…

– Я в психушке…, – догадываюсь я. – Ну да, вспоминаю… Я в Питере, или…?

– Да. В Питере. А что вы вспоминаете?

– Да так, ничего…, – сдаю я назад и откидываюсь к подушке.

– Спали то хорошо? Что-нибудь снилось? – продолжает переживать медсестра.

– Какой-то бред…

–Это бывает. Даже у здоровых, – улыбается она, видимо подсказывает, чтобы помочь мне собрать извилины в кучу. – Вас перевели из травматологии вчера. Вы стали жаловаться на головную боль…

– Ну да…, – спохватываюсь я и вспоминаю, что мне сделали какой-то укол.

Медсестра согласно кивает.

– Я что, пришел сам? – холодею я, не находя в памяти продолжения минувшей ночи.

– Нет, вас привезли спящего.

Мне вдруг начинает казаться, что я видел ее где-то. На этот раз вспоминаю, где именно. В травматологии. Эта та самая принцесса, что была на обходе в паре с невропсихиатром.

– У нас тут немало бывает художников, писателей, композиторов… Вы же из них?

– С чего вы решили? – паникую я.

– У вас под подушкой нашли вот это…– сестра открывает тоненькую папочку и протягивает мне листок, на котором карандашом в полный рост изображена обнаженная женщина. Тело ее лоснится от воды, но душевой сетки не видно… Лицо плохо прописано …

– Ну да, это рисовал я…, – невольно вырывается у меня. – Но это так, несерьезно.

Принцесса смотрит пытливо и у меня возникает желание снова спрятаться под одеялом. Я дотягиваю его до подбородка, но сестра удерживает одеяло своей изящной рукой.

– Но я не виноват…, – бормочу я в необъяснимой панике.

– Да вас никто и ни в чем не обвиняет. Может быть, это зацепка и нам удастся вам помочь.… И еще книжки с вашими рисунками…

– Помочь? Нет, не надо.

– Надо Федя, надо! – смеется сестра и заботливо поправляет мое одеяло.

– Это мое имя? – озадачиваюсь я.

– Да нет, Это поговорка такая. Ну, шутка, что ли.…А мое имя Мария.

Я задумываюсь. Значит я на самом деле рисовальщик.

– А вы, про какие книжки?

– Я нашла ваши данные. А книжки я помню с детства. У вас интересные рисунки.

Я не совсем понимаю ее и просто смотрю, как она неторопливо собирает на поднос принесенные таблетки.

– А я не в наркологии, Мария? – осторожно спрашиваю я.

– Ну не совсем. Но все накладывается. Надо самому постараться, чтобы отсюда выйти.

– Но почему я здесь, я, кажется, был в другом месте. Что-нибудь натворил?

Мария замешкалась, потом наклоняется ко мне и шепчет:

– Какой-то уборщице показалось, что вы ее преследуете. Не берите в голову. Скорее ей самой здесь место.

Я в шоке. Мария, внимательно смотревшая мне в лицо, поспешно добавляет:

–С вами все в порядке, просто жизнь вас достала.

– Откуда ты знаешь?

– Так подумала. Она всех достает…

– Ты что психолог?

– В общем, то да, но еще мы подрабатываем медсестрами, Вообще-то я народный целитель. Хочу получить лицензию.

– Что это?

– Лицензия?

– Да нет, народный целитель.

Мария неопределенно крутит головой. Она у нее аккуратная со светлыми, чуть волнистыми волосами.

– Ну, в общем-то, психолог, который в своей практике использует нетрадиционные методы.

– Какие?

– Да это сейчас неважно.

– Мария! – вопит какой-то мужик из дальнего угла.

– Кого это?

– Меня, – смеется девушка.

– Ну да, конечно.

Мария снова смеется и наклоняется ко мне.

– Не берите в голову. Достоевский тоже долго не мог запомнить имя своей секретарши.

Она уходит. К моему сожалению. И даже панике. Без нее я чувствую себя улиткой без панциря. Закрываю глаза, чтобы открыть их только когда Мария снова подойдет к моей кровати.

Приходит она не скоро. Кладет мне на грудь какую-то фотографию.

– Вот нашла одну в бумагах, – говорит она и испытывающе смотрит мне в глаза.

Я беру ее в руки. Это она, Мария, в купальнике на краю бассейна. У нее необыкновенно красивая фигура. По нижней кромке фотографии крупными печатными буквами написано имя. Я вижу, что надпись свежая.

– Да я запомнил, – пытаюсь я улыбнуться.

– Ну, на всякий случай, – лукавит девушка.

– Скажи Мария, а мы в той моей прошлой жизни не встречались?

Она молчит и смотрит на меня задумчиво.

– Наверное, то, что я часто задерживаюсь у вас, сбивает вас с толку. Вам надо больше общаться с другими. И, вообще, вы лежебока. Надо чаще вставать, больше ходить.

– Конечно, это маловероятно, – не обращая внимания на ее слова, рассуждаю я. – Ведь ты такая молоденькая, а я уже…

Мария хихикает.

– Какая уж я молоденькая. Просто так, кажется. Мне уже за тридцатник.

Я плохо ориентируюсь в цифровом пространстве и вглядываюсь в ее лицо.

– И это много?

– Много, – вздыхает она. – Половина жизни. А у кого-то и целая жизнь. Кому как повезет.

– А мне везет?

– Конечно. Еще как. Вы же могли погибнуть.

Меня огорчает ее уверенность.

– Значит я уже старый. Мне-то уже не один тридцатник.

Мария смеется.

– Для мужчины это не много.

В ее словах столько тумана, что я окончательно теряю ориентиры.

– Мария, ты что-то будешь писать?

– Как это? – не понимает девушка.

Я сам не понимаю, с чего мне такое приходит в голову.

– Ну, я как бы подопытный, что-ли?

– Вы мой пациент. Моя работа. А …разве одно другому мешает? Ведь важно чтобы во благо, – Мария как будто смущается, потом продолжает уже деловым тоном.

– Давайте поговорим немного о вас. Обычно в памяти легче восстанавливается давнее. То, что было много раньше. Вы вспоминаете что-нибудь из вашего прошлого?