Сексуальный плен (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 6

Когда я думаю о слове «терять», то перед моими глазами встает картина шляпки, слетающей с твоей головы, когда ты стоишь на вершине небоскреба. На этой вершине нет ни перил, ни стен, лишь головокружительная высота, с которой люди выглядят как муравьи, а машины похожи на игрушечные. Земля осталась в сотнях метров внизу, и ветер бьется о ладони, срывая головной убор, и ты не можешь схватить его и падаешь вслед. От воздуха в лицо на глазах выступают слезы, и у тебя возникает последняя мысль: «Вот и все, я умираю».

С Лукой все именно так. Неминуемо. Я уже чувствую, как это происходит, и не могу это остановить. Однако в отличие от чувства падения с небоскреба, я не уверена, хочу ли этого. Терять контроль страшно. Меня пугает возможность стать уязвимой.

Хорошо бы у человека была возможность выбрать, терять ли ему от любви голову. Или вообще ничего не терять, а скорее что-нибудь находить в этой любви. Жить в любви. Существовать в ней, ничего не теряя.

Однако, если не терять голову, не испытывать этого головокружения, отсутствие контроля и уязвимости, то будет ли любовь такой приятной? Будет ли она столь наполняющей и изменяющей твою жизнь? Если бы можно было выбрать влюбленность и контролировать ее, было бы это чувство столь мощным и пронзительным?

Думаю, Лука наверняка сказал бы, что нет.

Я не знала, как сказать ему это, и расплакалась слишком сильно, чтобы ответить. Он держал меня, пока я рыдала, не спрашивая больше ни о чем, просто держал и стирал все новые слезы с моих щек.

ГЛАВА 3

25 июня

Последние несколько дней мы провели в туре по Европе с Лукой в качестве гида. Мы были в Париже, и он оказался ярким, очаровательным и точно таким же романтичным, как в фильмах. Лука свозил меня в Лондон и Дублин. В каждом из этих мест мы провели совсем немного времени, чтобы только взглянуть на достопримечательности и сказать всем, что мы там были. Еще Лука показал мне места, не входящие в обычный маршрут туристов, например, Беларусь, Украину и Мальту. Он продавал вино, мы занимались любовью.

Мне становилось с ним все более уютно, я все больше привыкала к его любящему взгляду, когда он смотрел на мое тело, пока я переодевалась, принимала душ или просто лежала голышом в кровати, печатая что-то после секса. Его внимание становилось все более привычным, но никогда не теряло своей силы поражать меня.

Как и он сам.

Только послушайте меня. Звучит так, будто прошли десятилетия, а не дни.

Сейчас мы возвращаемся в Италию. Лука ведет машину, радио выключено, а я печатаю, поставив нетбук на колени («И как ты только печатаешь на этой малюсенькой штуковине» ― спрашивал меня Лука, «особенно в машине? У тебя не болит голова?» Ну, видимо, нет). Рука Луки лежит на моем колене ― знакомое прикосновение заставляет сердце приятно трепетать.

Через несколько часов мы будем в Фирензе, и я понятия не имела, что случится, когда мы доберемся туда. Уверена, мне придется кое-что объяснять.

Я еду домой? Теперь Фиренза мой дом? Или же все-таки мой дом в штатах? Нет, тот дом я отдала Гарри при разводе, также как и мою машину, мою часть акций, 401 тысячу наличными, имущество, нажитое в браке... все. Значит, теперь мой дом ― это дом моих родителей? Нет, там я не жила с девятнадцати лет. Конечно, это не жилье Леи и Майка. Если они все еще не расстались. Уверена, моя маленькая истерика с воплями пролила свет на кое-какие секреты.

Итак... где же мой дом?

Нигде.

Фиренза?

Любой отель, в котором я останавливаюсь?

Объятья Луки.

Черт.

ГЛАВА 4

27 Июня

Бабушка Луки посетила нас, когда мы приехали. Что за женщина! Будучи на девятом десятке, она была подвижной, прекрасно соображала и видела. Копна черных волос с проблесками седины давала неверное представление о ее возрасте.

― Лука, где ты был? ― настойчиво спросила она на беглом английском с акцентом, когда мы вышли во внутренний двор. ― Почему ты оставил свою бедную старенькую бабушку размышлять здесь над тем, куда ты делся? Иди, иди сюда, мой мальчик, поцелуй свою бабулю.

Лука широко улыбнулся, глядя на меня, обнимая свою бабушку и целуя ее в щеку.

― Я был в деловой поездке, Нонна. Более того, я не знал, что ты собираешься приехать, правда? Я разве экстрасенс? Думаю, нет. Тебе нужно было позвонить мне, если ты хотела, чтобы я был на месте, когда ты приедешь. Ты же знаешь, я часто уезжаю.

Он подмигнул мне.

― Тебе нужно более уважительно относиться к своей бабушке, мальчик. Конечно, ты не экстрасенс. Им могу быть только я. Если бы ты умел читать мысли, ты бы представил меня этой милой девушке, которую держишь под руку.

Я протянула ей свою руку. Она взяла ее, как будто собираясь пожать, сжала ее сильно и притянула меня к себе в объятия.

― Я Нонна Мария. ― У нее были добрые глубокие черные глаза, которые буравили меня насквозь. ― Но ты можешь звать меня Нонна, я думаю. Мой мальчик Лука хороший, правда?

Я поцеловала ее в щеку, как она ожидала.

― Да, он ― лучший. Я Делайла.

― Делайла, да? Звучит как название цветка. Ты милая, как цветок. Намного симпатичнее, чем та потаскуха с вечно кислой миной, на которой он был женат. Грязная шлюха, ― добавила она по-итальянски.

― Нонна! ― сказал Лука в шоке, а в его глазах читалась едва заметная боль. ― Не говори так. Это не вежливо. Я знаю, что она не нравилась тебе, но ты не должна...

― О, не говори мне, чего я не должна делать, сынок. Мне восемьдесят три года. У меня есть право говорить как и то, что я хочу.

― Ты права, Нонна, но хотя бы уважай мои пожелания и не говори в таком тоне о…

― О ком? О тупой девчонке, которая никогда не была достойна моего любимого внука? Нет, она это заслуживает, и даже большего, путана. Она никогда не была достаточно хороша для тебя. Я сказала это в нашу самую первую встречу. Она потом оставила тебя в таком ужасном состоянии. И украла все, что у тебя было. Но я не должна плохо говорить о ней? После того, как она так обошлась с тобой? После всего, что ты сделал для нее? После того, как ты заботился о ее сыне? Как ты ее любил? ― Нонна Мария пригрозила Луке пальцем. ― Я буду говорить то, что думаю, а ты будешь слушать. Эта девочка достойна тебя? Она милая, это правда. Но достойна ли?

Лука взял руки бабушки в свои, посмотрел ей в глаза и тихо проговорил:

― Она более чем достойна. Она... все для меня.

Нонна кивнула, ее глаза сузились, в то время как она переводила свой взгляд с меня на Луку и обратно.

― И ты любишь ее?

Лука перевел взгляд с меня на бабушку. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

― Да, люблю.

Я запаниковала. Я не слышала ничего кроме крови, стучавшей в моих ушах, и я чувствовала такой же жар в животе, какой был, когда я обнаружила Гарри с Хелен. Я отступила назад, но почувствовала, как пальцы сжимают мое запястье.

― Посмотри на меня, дитя. ― Глаза Нонны впились в мои. ― Любви не нужно бояться. Особенно когда это Лука, тот, кто дарит тебе свою любовь. Я думаю, твой страх неуместен. Если ты хочешь полюбить его, тебе нужно забыть прошлое. Только ты сама можешь сделать это, моя дорогая. Тебе нужно уехать, к морю, может быть. И тебе нужно смыть все страхи и всю боль, что были в твоей истории.

― Нонна, зачем ты ей это все говоришь? Она не нуждается в абсурдных сказках старой женщины, ― Лука выглядел раздраженным.

Его бабушка с силой хлопнула его по затылку.

― Не будь дураком. Это не сказки, глупый мальчик. Это ― мудрость старой женщины, которой много раз разбивали сердце. Я знаю этот взгляд. Она боится полюбить. Она боится боли. ― Она смотрела на меня, ослабляя хватку на моем запястье, держа мою руку скорее с нежностью, чем с силой. ― Тебе не нужны горячие источники, или особенное место, или спасительная молитва. Тебе лишь нужно некоторое время побыть в одиночестве, чтобы определиться, что ты на самом деле хочешь. Если тебе хочется бежать, едва ты просто слышишь слово «любовь», тогда твои страхи глубже, чем кажутся. Я знаю, каково это. У меня были такие же страхи. Его дед не был первым мужчиной в моей жизни, которого я полюбила, но последним, и мне было очень тяжело учиться любить его. Свою историю, может быть, я расскажу потом. Но ты не можешь любить, если не уверена, что действительно этого хочешь. А ты не уверена.