Быть отцом! Звездные папы о своем родительском опыте - Прилепин Захар - Страница 2

Каким должен быть настоящий мужчина?

– Настоящий моряк – тот, который ходит в океан. Настоящий священник – который стоит у престола. Настоящий художник стоит у холста и пишет картины. Пахарь – за плугом, летчик – у штурвала. Вот это все и есть настоящий мужчина.

А настоящий отец?

– А отец – он всегда настоящий, если у него есть дети, семья.

Что вы делаете, когда дети вас не слушаются?

– Ой, ну, меня дети и внуки всегда слушаются, потому что я мало бываю дома. Очень редко их вижу. Мы с женой прожили тридцать лет вместе, а она говорит: «Да какие тридцать! Мы и десяти еще не прожили!» У нее своя арифметика. Она считает, сколько мы вместе были. А внуки считают, сколько я миль прошел.

Слова или поступок отца, которые особенно врезались в память и повлияли на вашу жизнь?

– Отец для меня много значил. В нем я как раз видел настоящего мужчину. Он из рыбаков был, из поморов, и сам всю жизнь ходил в море, рыбачил. Я редко видел отца, но гордился им. Когда он приходил с моря, от него пахло рыбой, смолой. Это мне на всю жизнь запомнилось. Отец в этом году умер, ему было девяносто восемь лет.

Какая книга повлияла на вас?

– В детстве я много читал Джека Лондона.

Первые слова детей, какими они были?

– Первые слова моих детей и внуков – «восемь восемь сорок восемь». Это высота Эвереста – 8848 метров. В 1992 году мы с моим другом Женей Виноградским поднялись на Эверест с южной стороны. Я готовился с двадцати лет, занимался альпинизмом. Еще внуков тогда не было. Ровно двадцать лет прошло – и я еще раз поднялся, на этот раз с северной стороны. Так что сорок лет жизни у меня связаны с Эверестом, и эта цифра сидит в голове у каждого – восемь восемь сорок восемь.

Какие детские песни вы знаете?

Можете напеть любимую?

– Я своим детям не пел детские песни. Пел Талькова, Высоцкого, Визбора, Окуджаву. Я же их всех лично знал, и они меня знали. Вот кого знал, тех и пел.

Что самое важное вы бы хотели донести до своих детей.

– Чтобы они были православные – не на словах, а в корне, чтобы любили нашу Родину, страну. Как бы ни было тяжело, страну никогда нельзя покидать, если ты русский. Я бы мог много где жить, но здесь лежат все наши прапрапра. Тем более нам, Конюховым, это нельзя. У нас в роду пять канонизированных святых.

Сколько должно быть детей в семье?

– Это, я думаю, зависит от семьи. Конечно, надо больше двух обязательно, иначе население страны не будет расти. Три – хорошо. Пять, шесть – отлично. Но это зависит и от здоровья людей, и от времени. Мы с матушкой хотели бы еще девочку. Детей же нельзя просто клепать, правильно? Надо их любить. Дети не должны быть в тягость.

– Отец Федор, каким было ваше первое детское впечатление от моря?

– Не помню. И как научился плавать, тоже не помню. Я же вырос на Азовском море. Даже родился на берегу. Мама говорила: «Пошла рачков собирать поутру, там и родила». У нас в роду все священники или моряки. И я с восьми лет уже знал, что буду путешественником, таким, как Георгий Седов[1]. Мой дедушка участвовал в его первой экспедиции на Новую Землю. Он говорил: прежде чем стать путешественником, надо выучиться на штурмана, и я пошел в Одесское мореходное училище. Потом уже окончил ленинградское арктическое училище.

– В советское время о ваших родственниках-путешественниках наверняка рассказывали, а о ваших родственниках-священниках говорили открыто?

– Моего родственника протоиерея Николая Конюхова убили 29 декабря 1918 года. Обливали водой на морозе, а когда он потерял сознание, застрелили. Мои родители старались об этом нигде не упоминать – боялись. Даже когда я пошел учиться в Духовную семинарию в 1969 году, папа сказал: «Ты поменьше там распространяйся о том, что у тебя в роду священники были».

Сейчас, конечно, я горжусь своими предками. Молюсь и прошу у них прощения за то, что мы стеснялись, боялись говорить о них.

– Как получилось, что вы пошли учиться в семинарию?

– Очень просто получилось. Поступил – и все. Вот как я с детства знал, что буду путешествовать, так же знал и что буду священником. Мне представлялось, что где-нибудь в пятьдесят лет я перестану путешествовать и буду служить на приходе. В пятьдесят восемь лет я принял сан.

– Когда вы были маленьким, ваша мама сказала, что вы будете очень одиноким человеком. Как считаете, почему?

– По моим повадкам. Мать всегда видит своего ребенка.

– То есть вы в детстве были одиночкой?

– Не то что одиночкой. Я всегда делом занимался – тем, что мне нравится. Я люблю рисовать, у меня есть талант. Плохой, мало, но есть. Это мое. Поэтому я учился живописи.

То же самое с путешествиями. Меня же в плавание никто не гонит. Просто мне там нравится, там мой мир. И священником я стал не для того, чтобы делать карьеру в Церкви. Я священник, потому что это у меня в крови.

– Вы были в семье «белой вороной»? Не таким, как остальные дети?

– Не-не-не! Я не «белая ворона». Нас две сестры, три брата. Я средний, но всегда был лидером. Я заводил, а остальные меня слушались. И даже когда все выросли и разъехались, если надо было решения какие-то семейные принимать, родители говорили: «Вот Федька приедет. Как он скажет, так и будет».

– А вообще жили дружно? Мама с папой ладили между собой?

– Ну конечно. Они больше семидесяти лет прожили вместе. Папа, когда молодой был, в море все время ходил, мало бывал дома. В пятьдесят лет ушел на пенсию как ветеран войны.

Мама была из Бессарабии. Не из Молдавии, а именно из Бессарабии. А папа сам из поморов, с Архангельской губернии. Есть напротив Соловецких островов губа. Так и называется – губа Конюховых. В ней деревня Конюховых. Там как раз мои все-все жили.

– Но вы сами не жили в Архангельской области?

– Я вырос на Азовском море. Люблю его. Но когда приезжаю на Белое море, чувствую, что корнями я здесь.

– Считается, что в советское время было очень суровое воспитание. Детей не баловали.

– Почему не баловали? Сколько детей при советской власти курили, пили, в тюрьмы попадали!

– А вас что уберегло от дурной дороги?

– Меня уберегла цель. Я с детства знал, что должен дойти до Северного полюса, продолжить дело Георгия Яковлевича Седова. Дедушка сказал: «ты должен оправдать азовских рыбаков». Он очень любил Седова, много мне про него рассказывал. Всегда жалел, что не был с ним рядом в последней экспедиции. Дедушка умер, когда мне было восемь лет. Все время, что я его помню, он лежал на лавке парализованный. Летом его выкатывали в сад. Это он меня научил дневники писать. У меня его крестик есть. (Достает из-под рясы.) Он стертый уже. Серебряный.