Все демоны моего мужа (СИ) - Райнеш Евгения - Страница 10

— И с ним ничего не случилось? — несмотря на то, что Лия и Джен были сомнительными рассказчицами, меня все-таки захватила эта, на первый взгляд, немудреная история.

— А вот и нет! — торжествующе посмотрела на меня Лия. — Когда он повернулся к своим соратникам по охоте, он увидел, что на него скалятся шакальи морды. Вот так-то!

— Они превратились в шакалов?

— Да нет же, — фыркнула Джен, — все остались прежними. Это он стал мудрым волком в среде шакалов. Конечно, ему пришлось уйти из деревни, и жить в горах в одиночестве. Это же с ума сойти, если каждый день, вместо соседей, видеть чудовищ с шакальими головами. Ну и скучно ему с ними, наверняка, стало невыносимо. Говорят, где-то в горах, куда нет прохода, он оставил чудесный дом, разбил чудесный сад, в котором установил великолепные скульптуры.

— Никогда не поверю, что никто не пытался найти это место! — вскричала я.

— Конечно, пытались. Это же было очень давно, думаю, ещё за много тысячелетий до рождества Христова, — сказала Лия. — Точной даты никто не говорит, конечно, но когда у нас жизнь измерялась не годами, а столетиями?

— Это уже ты выдумала, — засмеялась Джен, и Эрик на её руках, уже раскрошивший печенюшку в пыль и прах, засмеялся тоже. — И про поседевшие звезды. И про язык птиц и зверей. На самом деле, говорят, что иногда кто-то пытается найти это место, но никому ещё не удалось. Хотя легенда передается, бог знает, с какого времени, это правда. Это, можно сказать, фишка Аштарака. Но не для туристов, для внутреннего употребления. Местные жители гордятся, между прочим, этой историей. И если кто-нибудь из деревни выбивается «в большие люди» про него так и говорят: «потомок шакала Аштарака».

— А при чем тут звук рога и дым из трубы заброшенного дома? — вспомнила я.

— А это уже продолжение истории, — Лия, когда хочет поддразнить, бывает невыносима. И куда только девается её добродушие и открытость сердца, граничащая со святостью? — Просто раз в несколько столетий, а, может, и раз в сто лет, потомок Шакала спускается с гор, чтобы найти себе жену.

— Так он до сих пор там живет? — обрадовалась я продолжению легенды.

— Не то, чтобы он. Наверное, его потомок. Раз в сто лет Волк Аштарака (как его называют одни) или Шакал (как его называют другие) спускается с гор. Он трубит в рог, возвещая округу, что он идет за невестой, а в заброшенном доме, который находится даже не на околице, а совсем за деревней, появляются признаки жизни.

— А, — догадалась я, — ему в жертву, как дракону, отдают самую красивую девушку деревни?

— Да, вроде, нет, — Задумалась Джен. — Я поняла, что девушка должна пойти добровольно. Никто её не принуждает. И, вроде как, желающие всегда находились, если верить легенде. Раньше же детей по многу в семьях было. Наверное, девушки из многодетных бедных семей хоть за волка, хоть за дьявола выйти замуж были готовы. С этим домом и ещё с кулоном какие-то ещё истории, с этой легендой напрямую не связанные имеются. Только про них ещё меньше говорят. Если тебе интересно, можешь пораспрашивать.

Я напряглась, потому что вспомнила про свою проявившуюся недавно социофобию. Это очень мучительно, потому что я всегда любила людей, новые знакомства, интересные истории, которые могли рассказать, например, попутчики в поезде. Сейчас же я не могла заговорить с незнакомцами ни за что на свете. Физически не могла.

Эрик захныкал, давая понять, что время девичьих вечерних посиделок вышло.

— Нам, наверное, уже пора? — спросила я, чувствуя себя немного виноватой за то, что заговорила девчонок.

Лия поднялась со стула, перехватила хнычущего Эрика у Джен.

— Ты дойдешь домой сама? — спросила она меня. — Я должна помочь Джен.

Я кивнула. Одной мне было даже легче. Хотя бы потому, что могла по пути хорошенько подумать об этой легенде. Например, моя принцесса Иголочка могла бы стать невестой Шакала. Я уловила в себе какое-то противоречие, и уже на пороге обернулась к Лие и Джен:

— А почему легенда о Шакале? Он же — волк? Волк Аштарака. — Гордо произнесла я.

— Его полное имя в легенде — Видящий шакалов. Просто сократили, так быстрее произносить. Люди же вообще любят все сокращать.

— Глупость получилась, — меня постигло разочарование, — смысл изменился прямо на противоположный.

Я закрыла за собой дверь, чтобы прохладный, осенний, уже совсем по вечернему налитый тьмой воздух не ворвался сквозняком в дом, где хныкал маленький Эрик. И подумала о странной логике жителей гор. Потом принялась думать о странной логике всего человечества в общем. А потом поняла, что заблудилась.

Оказалось, что идти по тому же пути, хоть и освещенному фонарями, льющими таинственный свет, совсем не то, что идти по нему днем. Каждая лужа становится неразрешимой проблемой, и ты непременно в эту проблему врюхиваешься. Каждый поворот кажется именно тем, что тебе нужен, и все время балансируешь в раздумьях, а туда ли ты идешь? И каждый шорох в таинственном темном «вне дороги», на который днем никто и не обращает внимания, пугает до трясущихся коленей.

Темные грозные кусты зашевелились. И это был не ветер. Ветра не было. Совсем. Ни единого дуновения. Сквозь эти кусты кто-то большой и страшный, шумно топая и пыхтя, двигался, очевидно, прямо на меня, застывшую на дороге.

Недолго думая, я дико заорала и побежала зачем-то в другую сторону. Не оглядываясь, и практически не разбирая дороги.

Выскочив на дальний перекресток и переведя дыхание, я поняла две вещи. Первая. Шумно ворочалась в кустах просто корова. Логика и кое-какой опыт сказали мне об этом, стоило чуть успокоиться и включить здравый рассудок. Второе. Оказалась я в месте совершенно незнакомом. Деревня осталась где-то позади, как у меня получилось свернуть куда-то совершенно не туда, я понятия не имела. Оставалось одно — идти тем же путем в обратную сторону на теплые огни деревни, которые терпеливо ожидали меня, заблудшую и испугавшуюся в ночи душу.

Но что-то, не менее призывное, мелькнуло на той стороне темной поляны, где я оказалась. Зрение, немного привыкнув к сумраку, обрисовало контуры небольшого домика, в окошке которого еле теплился, но все-таки имел место быть свет, а из трубы в небо с размытой неясной луной шел хиленький дымок. Явно там топилась печка.

Может, я сошла с ума, а, может, поддавшись очарованию древней легенды, очутилась в каком-то потустороннем мире, но иначе я никак не могу объяснить своего решения подойти к этому дому. Он был.... Какой-то совершенно сказочный. Как будто не на самом деле.

— Когда в следующий раз ты будешь взывать к небесам с вопросом, почему с тобой всегда случается всякая ерунда, вспомни этот вечер, — сказала я сама себе и направилась к дому, вполне себе, представляя, что там может жить злая колдунья, которая собиралась слопать Ганса и Гретель. Впрочем, на пряничный домик не тянул даже издалека. У него был вид, скорее, растительный. Он то ли ушел наполовину под землю, то ли не успел из этой земли до конца вырасти. Удивительно, как он вообще в таком состоянии до сих пор не развалился, никуда не провалился и выглядел довольно жизнерадостным.

В темноте моя нога куда-то вдруг поскользнулась, в тот же момент стало очень мокро. Я быстро вытащила мокрую сандалету из небольшой ямы, со дна которой бил явный родник. Зачерпнула воды из него, поднесла к лицу и, определив, что вода эта чистейшая и прозрачнейшая, с удовольствием напилась ей. Встреча с веселым, хулиганистым родником, который словно схватил меня за ногу, придала мне уверенности и ощущения, что все будет хорошо.

— Спасибо, — сказала я быстрому ручью, и тут же подумала, что теперь, кроме как с нарисованной птицей, я на равных общаюсь с родником. Если у тебя все фатальнее развивается социофобия, то это, наверное, и не удивительно. Вот когда я начну разговаривать с облаками, тут начнется туши свет. Наверное.

Осторожно и высоко поднимая ноги, чтобы больше не наткнуться на какую-нибудь неожиданность, я подобралась совсем близко к домику. То, что наполовину накренилось к земле, сложно было назвать забором. Поэтому через упавшую калитку я просто переступила. По высокой траве прошла к ещё довольно крепкому крыльцу, и поднялась на три имеющиеся ступеньки. Робко стукнула в дверь, но даже от моего слабого прикосновения она с тихим скрипом приотворилась.