Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры (СИ) - Криптонов Василий - Страница 52

А спонсор нашего сегодняшнего эфира – Вероника Альтомирано! Вероника Альтомирано и ее потные ляжки заряжают нас энергией на целый день!

Ах, если бы вы только могли ощутить этот тысячетонный взгляд, который она на меня обрушивает, вы бы, наверное, в судорогах попадали на пол, пустили бы пену изо рта и, не ровен час, поскончались бы в страшных мучениях. А, спрашивается, что я такого сказал? Потные ляжки – это совершенно нормально, если столько времени усиленно вращать педали, ай, господи, вот это сверкнуло, мама, мама, нет, только не сейчас, о боже, ф-ф-ф-фу-у-у-у… Нет, это не Вероника внезапно решила оделить меня щедрой порцией сестринской любви, это мы чудом увернулись от миномета Революции. Вот же злая курица! Франциско, выдай ей как полагается! Ах, она умная и держится по правому борту?

Вау! Вот это да! Николас стремительно разворачивает бронетранспортер! Вы бы видели, как он технично орудует всеми этими непонятными рычажками! Ого-го! Мы едем задом наперед, как во втором «Форсаже»! И теперь Франциско получает возможность… Да! Меткий заход из миномета впополам с гранатометом, и оранжевая точка уходит с монитора! Кажется, мы совершили убийство и стали на пути революционной деятельности. Опять…

Впрочем, мне тут докладывают, что Революция просто перевернулась и ничего страшного с ней не случилось. Что ж, мы не злыдни какие, пусть живет. Николас разворачивает машинку, и теперь мы едем передом. Казалось бы, какая разница в этом глухом гробу? А разница есть, так приятнее.

Не успели мы открыть шампанское, как нас протаранил в левый бок Синий Экран! Впрочем, вряд ли это был таран в полном смысле слова – скорее дружеский толчок боком, но Николас явно ловит трассу, а Вероника, наша скромная милашка Вероника матерится сквозь зубы, поминая чью-то мать. Уж прости, родная, но матриархат у нас в мире не состоялся, все обильно подпортил апокалипсис, так что если хочешь обвинять – вини отцов, и начни со своего.

О, она пытается меня надменно игнорировать, думая, будто я не догадываюсь, как она меня любит! Храни тебя бог, Вероника, это даже Николас понял практически сразу! Помнишь, что он сказал тогда, в самолете, когда ты, пьяная, в мокрой майке и с кровоточащей задницей закидывала ему ноги на плечи? Что я – смысл твоей жизни. Я – единственное, за что ты хоть как-то цепляешься, что, как ты надеешься, сохранит тебя хоть отчасти человеком после облучения.

Но скажи мне, скажи, пока Франциско разносит в труху Синий Экран Смерти, а Николас правым боком сносит с трассы Сбежавших из Желтого Дома, уверенно компенсируя отдачу, неужели это в твоем духе – довольствоваться крохами, когда вся жизнь, настоящая и безграничная, лежит перед тобой? Да, знаю, я иногда тебя поддразниваю, но ты ведь понимаешь, что это не всерьез, так? Не так уж ты и стара, положив руку на сердце, тебе всего-то восемнадцать лет в десятичной системе счисления. И ради чего, скажи на милость, ты готова отказаться от всего, что предлагает жизнь? Ради власти? Силы? Ради одобрения отца? Или ради того, чтобы мне обеспечить безопасность, сестра?

Мы перестреливаемся с Ультрафиолетовыми Отморозками, и тут немного шумно, гранаты бьют по корпусу, заставляя Николаса говорить нехорошие слова и усиленно работать рулем. В гонке по-прежнему лидирует Красный Октябрь, за которым по пятам следуют две боевые пилотки, также ведущие между собой яростную перестрелку. А вот эти серые пятна внизу экрана – угадайте, кто это? Я угадал сразу. Это могучие войска дона Альтомирано, явившиеся забрать нас с сестренкой домой, в счастье и безопасность. О, они отличные гонщики, расстояние стремительно сокращается! А почему экран пульсирует красным? Ах, черт побери, «воздух», «воздух»!

Вот это, господа пилоты и пилотки, уже было от души! Нас только что накрыло авиабомбами, и это – первый из трех запланированных налетов. Ну, мое почтение толеданцам – полные отморозки! А вот Ультрафиолетовые куда-то подевались под шумок. Что ж, мы будем молиться за них… Хотя, Николас скорбно качает головой, отводя взгляд от перископа. Похоже, молиться уже не за кого… А, понял! У нас просто нет больше перископа! Ну, зато радар работает. И эхолот. Еще одна пятерка толеданцам – у нас на броневике, черт побери, есть эхолот! Как я вовремя на него посмотрел. Николас, овраг!

Твою… Блин… Нет, господи, нет!.. А-а-а…

Простите, господа, стюардесса вылила мне на брюки горячий кофе, ха-ха! Хотя вы, наверное, поняли уже, что на самом деле мы кубарем скатились со снежной горки. Вы, конечно, были мудрее и съехали грамотно, но поглядите теперь на радар. Кто идет первым? Летящие к Солнцу вырываются вперед! Ура!

Прямо за нами несется Красный Октябрь, Николас усиленно лавирует, уходя с траекторий огня. Это нелегко, потому что пилотки тоже изо всех сил по нам стреляют. Они слишком увлеклись гонкой, но кое-кто им напоминает, что неприкосновенность гарантируется не только Красному Октябрю. Войска дона Альтомирано уверенно вступают в бой! Как быстро они догоняют. Все потому, что у них не модифицированные дизели на педальной тяге, а добротные атомные двигатели, и результат этой гонки немного предсказуем. Кроме того, кажется, мы имеем дело с танками. И вот голубая беретка исчезает с радара. Нас осталось только трое, не считая двух десятков альтомиранцев. Этих, боюсь, не сделать по итогу даже Николасу. Когда вообще заканчивается гонка? Ах, через десять минут? Ну да, вижу таймер, виноват, туплю.

Итак, альтомиранцы настигают. Что будет дальше? Они остановят нас, заберут Веронику и меня. Вероника пройдет облучение, но я этого уже не увижу. Я не самый тупой подросток в мире и знаю кучу способов покончить с собой. Вот даже сейчас я запросто могу прокусить воротник с зашитой туда ампулой, и единственное, что меня останавливает – это ты, сестра.

Помнишь, давным-давно, в далеком-далеком детстве, когда мне было два года, ты прокралась ночью ко мне в спальню? Ты думала, я сплю, но я не спал. Думаешь, я все забыл, но я помню. Помню, как приоткрылась дверь, помню клин света и упавшую в него тень. Помню, как, беззвучно ступая, в комнату вошел Рикардо с шелковой подушкой в руках и остановился, потому что между ним и мной встала шестилетняя кроха с огромным пистолетом в руках. Она даже умудрилась навинтить глушитель!

Рикардо испугался, но тут же улыбнулся. Он стоял и ждал. Чего? – думал я. Тогда меня пугал пистолет, а подушка казалась воплощением уюта и заботы. Лишь годы спустя я понял, как все было на самом деле.

Красным мигает радар. Взрывы. Нас швыряет из стороны в сторону, но Николас уверенно выравнивает машину. Красная и зеленая точки исчезают. Теперь – лишь белая стрелка и серые пятна. Гонка продолжается. У нас чуть больше пяти минут. А Рикардо понимал, что ждать ему не дольше минуты. Я видел, как дрожат маленькие руки моей сестры, как опускается тяжеленный пистолет, как ширится улыбка Рикардо.

«Пожалуйста», – сказала она тихо-тихо, но Рикардо лишь усмехнулся. И тогда прозвучал хлопок. Плечо Рикардо дернулось и обвисло, он выронил подушку, закричал, закрывая себе рот здоровой рукой. Еще один хлопок – и он упал с дыркой в бедре. Больше не улыбался, только пытался уползти. И Вероника позволила ему это сделать. Закрыла за ним дверь, а потом села, подперев ее спиной, ткнулась лицом в подушку и долго-долго плакала. А я все смотрел и смотрел на нее в ужасе, ведь Рикардо был таким добрым и улыбчивым, а она сделала ему больно.

Только знаешь, сестра, быть может, надо было ему позволить завершить начатое. Умри я тогда, в неге и спокойствии, под мягкой шелковой подушкой, так бы и не узнал никогда, что это такое – потерпеть крах, потому что ты – один, и никто тебя не поддержит.

Ты нужна мне, Вероника. Сейчас – больше, чем когда-либо в жизни. Ты ведь знаешь, чего я хочу больше всего на свете. Чего ты боишься? Что я погибну на этом пути? Погибну без тебя, но если ты со мной, мне нечего бояться. А там, в том месте, что ты называешь домом, я умру наверняка, потому что там нет моей жизни.

Думала, все, что я делаю – бунт подростка, которого не любит отец? Да пропади она пропадом, эта груда радиоактивных отходов, кошмар практикующего дозиметра! Я просто хочу вернуть солнце, сделать что-то, что не стыдно будет назвать делом всей жизни. А моет, и отдать жизнь за это. Свою, твою и Николаса, если потребуется. И если тебе кажется, что ты нашла нашим жизням лучшее применение – я сдаюсь. Забудь все, что я говорил. Нет, не будет самоубийства, не будет больше никаких сюрпризов. Ты получишь брата, о котором, должно быть, мечтала всегда. Я вверяюсь тебе.