Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры (СИ) - Криптонов Василий - Страница 31

– Это – все! – заорала Вероника, целясь в брата.

Но Джеронимо не стал ждать выстрела. Он развернулся и, петляя, побежал по спинкам скамеек, по головам и плечам перепуганных людей, голося:

– Помогите! Она е****лась! Не отдавайте меня ей! Бросьте меня триффидам! Бросьте триффидам!

Зрители бросились врассыпную.

– Захват! – рявкнул командир, и солдаты бросились наперерез Веронике.

Она потеряла из виду брата, когда на нее налетели трое. Первый стоял спиной ко мне, и я только увидел, что он упал. Второму Вероника, кажется, пробила солнечное сплетение, третий получил удар в кадык ребром ладони и пинок в грудь – просто чтобы убрать с дороги. Схватка заняла едва ли секунду.

– Где ты? – заорала Вероника, прыгая со спинки на спинку.

Протрещала автоматная очередь. Вероника упала, и я подскочил, испугавшись, что ее убили.

– Не стрелять! – кричал командир. – Умники – лежать!

Все легли, кроме солдат, которые продолжали, теперь уже аккуратнее, окружать Веронику. Она же вдруг вынырнула из прохода, держа за комбинезон верещащего брата.

– Молись быстро, крысеныш, пока меня не убили! – Вероника приставила ствол к голове Джеронимо. – Считаю до трех!

Сквозь вопли разбегающейся толпы, крик Вероники, визг Джеронимо и отрывистые команды я слышал, будто щелканье метронома, постукивание молоточка. Похоже, у Седого сорвало крышу от испуга.

– Ты не могла стать такой сразу, когда я тебя просил? – крикнул Джеронимо.

– Раз, – отозвалась Вероника.

– Брось оружие! – крикнул один из солдат, смыкавших кольцо. Вокруг Вероники росла целая чаща из смертоносных стволов, но ее пылающий взгляд не видел ничего, кроме лица брата.

– Два!

– Чупа-Чупс! – надрывался командир. – Бросьте ей конфету, она отвлечется!

В голову Вероники полетело несколько конфет, но все тщетно, как и беспомощный голос Черноволосого:

– Девушка, пожалуйста, прекратите, выслушайте же меня…

– Три, – холодно сказала Вероника.

За миг до того, как должен был начаться кошмар, в игру вступил тот единственный, кто мог еще все предотвратить. Великий герой, о доблести которого слагают песни и пишут книги. Он вскочил на скамью подсудимых и могучим голосом, напоминающим громовой раскат, провозгласил:

– Вероника! – И она обернулась! – Вероника! Тогда, в самолете, когда ты доставала с полки пистолет, я видел твою грудь!

Вероника выпустила брата, и тот с воем ударился головой об пол. Пистолет поднялся мне навстречу.

– Да ты что? – прорычала Вероника.

В голове героя, который слишком поздно сообразил, что он – всего лишь я, пронеслись десятки вариантов последних слов. Я мог вызвать гнев, стыд, отчаяние, но выбрал другое. В какой-то безумной попытке достучаться до той, кого она назвала как-то своей "внутренней богиней", я понизил голос и сказал:

– Во всей моей беспросветной жизни не было секунды более светлой и прекрасной.

Я закрыл глаза. Секунды текли. Скоро мне в голову прилетит либо пуля, либо… Да! Есть! Теплая волна тщательно скрываемой презрительной жалости, перемешавшись с прохладным потоком подавляемой гордости, окатила мое пресыщенное существо. Но эмоциональный двойник из последних сил поднял голову и втянул все без остатка.

– Ты даже не пытаешься не быть придурком, – тихо сказала Вероника, и я услышал стук, который мог означать лишь одно: пистолет упал на пол.

Веронику схватили. Она, поникшая, опустошенная, покорилась. Встал на ноги Джеронимо. Он выглядел немного смущенным от того, чем обернулась его выходка.

– Увести ее! – распоряжался командир. – В камеру бешеную суку. В кандалы. И отделайте как следует прикладами по дороге.

– Никто никуда не уходит! – Впервые за весь процесс стукнул молоточком Черноволосый. – Судебное заседание продолжается. Я бы хотел…

– Судебное заседание превратилось в театр военных действий, – перебил его Русый. – Нужны еще какие-то доказательства вопиющей девиантности подсудимых? Мой вердикт – смерть.

Оба они поглядели на Седого.

– Вердикты выношу я, – сказал тот. – И все произошедшее, разумеется, повлияет. Но, поскольку сейчас ситуация стабильная, заседание можно продолжить. Прошу только надеть наручники на Веронику Альтомирано, иначе она, боюсь, убьет кого-то из двух своих сообщников.

– О, не трудитесь, милостивые сеньоры! – махнул рукой Джеронимо, уже вернувшийся на скамью подсудимых. – Наручники не помешают ей нас убить, поверьте.

– Правильно ли я понимаю, Джеронимо Фернандес Альтомирано, что, несмотря на все произошедшее, вы хотите оказаться беззащитным рядом с Вероникой Альтомирано? – спросил Седой.

– Она ведь моя сестра, – тоном, не терпящим возражений, отозвался Джеронимо. – Право убить меня есть только у нее, так мы договорились.

– Поясните, – нахмурился Седой.

– У нас крайне непростая семья, – вздохнул Джеронимо. – Но есть некоторые законы и традиции, которые мы чтим. По ряду причин в доме Альтомирано существует документ, согласно которому Вероника обладает исключительным правом на вендетту в отношении любого человека, который лишит меня жизни, нанесет вред здоровью или хотя бы попытается это сделать. В свою очередь она обязуется собственноручно лишить меня жизни в случае, если мои действия поставят под угрозу безопасность дома. Я вас не слишком загрузил?

– Есть немного, – признал Седой.

– В общем, учитывая то, что я, говоря откровенно, похитил единственную наследницу дона и подверг ее смертельной опасности, Вероника уже давно имеет полное моральное право меня убить. Я приношу глубочайшие извинения за позорное бегство и клянусь, что впредь подобного не повторится. Вверяю свою жизнь в руки сестры.

Мы сидели рядом, но я вдруг почувствовал, что Джеронимо будто отдалился от меня, стал совсем чужим и непонятным. Если разобраться, что вообще я о нем знал? Что видел, кроме череды безумных масок, которые он менял со скоростью, отрицающей само понятие здравого смысла? Разве что ускользающее отражение его истинной сущности в глазах сестры.

Седой перевел взгляд за наши спины, туда, где солдаты все еще держали Веронику.

– Верните подсудимую на место.

– Обыскали ее под комбезом? – услышал я голос командира.

– Сэр, так точно, сэр!

Результаты?

– Сэр, великолепные результаты, сэр!

– Оружие?

– Сэр, никакого оружия, сэр!

– Отпускайте. Шагай на место, сладкоежка.

Несколько секунд спустя слева от меня опустилась на скамью Вероника. Шестое чувство подсказало мне, что сейчас лучше помолчать.

– На самом деле я солгал, – сказал я. – Это не был самый светлый момент в моей жизни. Но твоя грудь тут ни при чем. У меня болела голова и все тело, хотелось пить. А ты врезала мне пистолетом по голове. Собственно, если бы прошлое можно было редактировать, я бы этот момент вообще вырезал.

Когда Вероника повернула ко мне голову, я отчетливо понял, что следующее мое слово может стать последним.

– Но вот наша беседа под пиво и недавняя, в камере – это для меня действительно много значит.

Ощутив легкое прикосновение, я вздрогнул и скосил взгляд вниз. Там, сокрытая от посторонних взглядов, ладонь Вероники легла на мою ладонь. Ее сильные и нежные пальцы страстно обхватили мой средний палец, и я, заорав, сперва попытался вскочить, но от этого движения боль стала сильнее. Пришлось нагнуться вперед, долбанувшись об стол головой.

Вокруг нас тут же вырос частокол автоматных стволов.

– Все нормально! – Я помахал не сгибающимся пока средним пальцем перед лицами солдат. – Видите? Я цел и невредим.

– Действительно, – вмешался Джеронимо. – Расстреляв Веронику, вы не вернете ему яйца.

Солдаты неохотно отступили, а я с обидой посмотрел на Джеронимо. Тот скривился и сделал рукой, плечом, шеей, лицом, – всем телом – такой жест, который мог бы означать: «Меня уже вообще колбасит, как ежика в центрифуге. Срочно нужно ложиться спать».

Когда все разбежавшиеся граждане Нового Красноярска вернулись на места, Черноволосый откашлялся и громко заговорил: