Infernaliana или Анекдоты, маленькие повести, рассказы и сказки о блуждающих мертвецах, призраках, д - Нодье Шарль - Страница 12

Иные ярые ревнители общественного блага считали, что главное в церемонии было упущено; согласно им, службу следовало провести не до, а после того, как несчастного лишили сердца. Будь эта предосторожность соблюдена, дьявола застали бы врасплох и он, без сомнения, не возвратился бы снова в мертвое тело; вместо того начали со службы, что позволило нечистому ускользнуть и затем с удобством вернуться в тело покойника. Итак, если верить этим рассуждениям, они находились в таком же затруднительном положении, что и на первый день. Люди собирались утром и вечером; три дня и три ночи продолжались религиозные процессии; попы вынуждены были поститься. Последние бегали от дома к дому с кропилами в руках, окропляя двери и окна святой водой; даже в рот бедного вруколака влили святую воду. Видя подобные защитные меры, мы сочли за лучшее молчать — ведь иначе нас объявили бы не только глупцами, но и еретиками. Возможно ли наставить на ум целый город? Каждое утро нас ждала комедия в виде новых рассказов о подвигах этого ночного хищника, которого обвиняли в самых чудовищных грехах. Тем временем мы часто говорили городским властям, что в нашей стране непременно выставили бы ночную стражу, поручив ей наблюдать за происходящим; наконец, арестовали и быстро отпустили нескольких бродяг, без сомнения замешанных в беспорядках, а те, в награду за вынужденный пост в тюрьме, начали снова опустошать бочонки с вином в оставленных по глупости пустыми домах — и горожанам пришлось вернуться к молитвам.

Тело извлекали из могилы трижды или четырежды в день по капризу первого встречного; и однажды, когда были прочитаны молитвы и на могилу положили бесконечное количество обнаженных сабель, случившийся поблизости албанец заявил менторским тоном, что в подобных случаях чрезвычайно нелепо использовать сабли, какие в ходу у христиан.

— Бедняги! — сказал он. — Разве вы не видите, что эфес и гарда такой сабли вместе образуют крест, и все эти кресты препятствуют дьяволу выйти из тела? Не лучше ли взять турецкие сабли?

Совет этого знающего человека не возымел действия; вруколак не сдавался, и люди уже не знали, к какому святому воззвать, когда внезапно по всему городу в один голос стали кричать, что необходимо сжечь вруколака целиком. Пусть попробует тогда демон возвратиться в тело, говорили горожане, добавляя, что лучше прибегнуть к таким крайностям, нежели позволить вруколаку опустошить весь остров. И впрямь, некоторые жители готовились уже покинуть этот край и искать счастья в других местах. Тело вруколака, по приказанию властей, перенесли на северную оконечность острова Святого Георгия[24], где сложили большой костер из облитых смолой бревен, опасаясь, что даже сухое дерево будет гореть недостаточно быстро. Останки злосчастного кадавра были брошены в огонь и вскоре сгорели. Произошло это в первый день января 1701 года. С тех пор прекратились все жалобы на вруколака; говорили, что демона на сей раз поймали с поличным, и о нем сложили несколько язвительных песенок.

Рассказывают, что в начале семнадцатого века, в лесу Бонди, у обочины большой дороги, пересекавшей лес с востока на запад, росли два больших дуба; и в дупле одного из них можно было увидеть хорошенькую белую собачку с блестящей шерстью, в ошейнике красного марокена, украшенном золотой пряжкой и инкрустацией.

Это маленькое создание все время спало и просыпалось, похоже, только тогда, когда какой-нибудь прохожий, с удивлением завидев прекрасную зверушку, потерявшуюся в лесу, подходил к ней, собираясь погладить; но как бы осторожно к ней ни подходили, собачка в последний миг вскакивала и отбегала на несколько шагов в лес; если же прохожий притворялся, что уходит, она возвращалась на прежнее место, вновь убегала, когда к ней приближались, и снова упрямо возвращалась. Некоторые, устав от такой игры, бросали в нее камни, но она оставалась нечувствительна к ним, словно была высечена из мрамора; не беспокоили ее и выстрелы лесников, так как пули попадали в нее, не причиняя никакого вреда; в конце концов в округе решили, что эта собачка была по меньшей мере приспешницей дьявола, если не самим дьяволом. Нижеследующая история вызвала в окрестностях небывалый ужас, и вскоре о ней судачили по всей стране.

Один маленький мальчик, лет десяти, был послан родителями набрать дров в лесу. К завтраку он не вернулся. Однако ему велели держаться подальше от главной дороги, и мальчик был очень послушным; поэтому дома о нем лишь немного побеспокоились и вернулись к обычным делам. Когда мальчик не появился и к обеду, начали подозревать, что случилось какое-то несчастье; наступило время ужина, ребенка все не было, и отец его, Жан Фортен, сказал жене:

— Женщина, зажги мне факел. Дети, принесите мое двуствольное ружье, найдите пули и порох. Я пойду за вашим братом. Если я до ночи не вернусь, ложитесь спать, так как я готов обшарить весь лес, но непременно вернуться с Селестином.

Селестином звали пропавшего мальчика.

— Отец, — сказал старший сын, Тома, высокий парень лет двадцати, — я пойду с тобой.

— Пойдем, если тебе достанет храбрости, — отозвался Фортен. — Но предупреждаю тебя, я пойду прямо к двум дубам.

— Даже не думай об этом, отец, — возразил Тома.

— Ты можешь оставаться или идти со мной, — отвечал Фортен, — я же готов погибнуть, но разоблачить эти дьявольские козни. Я должен найти нашего Селестина; не сомневаюсь, что он побежал за проклятой собачонкой. Что же! и я последую за нею, и если это дьявол, я заполучу его рога — или же он унесет меня.

— Пойдем, — промолвил Тома.

Все семейство дрожало от страха и никто не отважился, а возможно, и не подумал возражать, выслушав этот безрассудный план.

И они ушли; ночь была темна, и Тома напрасно светил фонарем: каждую минуту они натыкались на деревья, путались в кустарнике, возвращались по своим следам, пытаясь выбраться из чащи — и все дальше уходили в лес.

Наконец они вышли на большую западную дорогу; здесь идти стало свободнее.

С час они шагали в молчании, прислушиваясь и надеясь услышать голос Селестина, но стояла полная тишина и даже роковые дубы не показывались.

— Кажется, мы прошли мимо, — сказал отцу Тома.

— Нет, — возразил отец, — я внимательно смотрел по сторонам. Мы еще не дошли.

— Я думал, мы больше прошли, — заметил Тома.

— Не унывай, — отвечал отец.

Прошло еще полчаса, но дубы все не показывались.

— На сей раз и мне все это начинает казаться странным, — сказал Фортен. — Мы должны сейчас быть на краю леса, ведь пересечь его можно минут за пятьдесят, а мы идем уже полтора часа; как видно, мы не заметили дубы.

— Нужно вернуться, — сказал Тома.

— Вернемся, — согласился Фортен, но в эту минуту поднялся такой ветер, что им пришлось придерживать шляпы руками. Ветер свистел в ветвях, и они невольно подняли головы.

— Вот и дубы, — проговорил Тома, дрожа всем телом.

И впрямь, Фортен увидал рядом, там, где сгущалась темнота, очертания двух величественных деревьев. Они были совсем близко, не далее чем в двадцати шагах.

— Пойдем, Тома, — решительно произнес Фортен, хотя и сам ощущал трепет, — пойдем. Моя очередь идти впереди.

С этими словами он зарядил ружье и направился прямо к деревьям; Тома последовал за ним. Они сделали сотни три шагов, но дубы, до которых, казалось, было рукой подать, оставались от них на прежнем расстоянии. Они продолжали идти, но дубы будто отдалялись от них, лес раздавался в стороны, повсюду раздавалось шипение, точно в нем кишели змеи. Время от времени Фортен наступал на какие-то тела, чьи-то когти царапали его ноги; в воздухе висело зловоние, вокруг словно вились неведомые и невидимые создания. Измученный усталостью, Фортен повернулся, собираясь предложить сыну присесть и немного отдохнуть — но Тома уже не было рядом.