Рутея (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 24

В столовой играла скучная музыка углерода – старые «шахтёрские песни», которые любят в подобных заведениях. Все «отраслевые капитаны» Краснолеса, собравшиеся в тесной нише, выглядели образованными и впечатление лесных дикарей не производили. Через пять минут я подозвал официанта и потребовал выключить радио, чем вызвал немое удивление у собравшихся.

Разговор получился коротким – я послушал сбивчивые отчёты о доходах, проблемах и людских потерях. Все эти люди пока подчинялись Христофу, бывшему восточному владыке синдиката. Сейчас этот Христоф, как мне пояснили перед отправлением, шёл «на повышение» и должен был по моему прибытию отправиться в Средополис. Меня немного настораживало, что Майк и Радик так мало о нём говорили, но пока я решил не думать об этом.

А в конце случилось то, чего я опасался.

– У меня провинился один паренёк… – грустно проговорил оружейник. – Он отвечал за один из оружейных арсеналов, пара десятков импульсников, три ствола огнестрела. Его пьяным схватила горохрана, и он сообщил несколько фактов о себе, в частности, что его нанял синдикат, и что я – его начальник. К счастью, Рина вовремя подсуетилась, и лишняя информация наверх не ушла. Сейчас парня выкрали из отделения, он в подвале у Светланы. Что мне сделать с ним?

Я почувствовал комок в горле. Мне уже было понятно, что нужно сказать, и иного решения принять я не мог, ведь перед моими подчинёнными я был Стояном, жестоким и принципиальным. И нужно хорошо играть роль.

– Ты сам знаешь, что велит кодекс, – сухо ответил я.

– То есть – как обычно, отрезать, а потом?..

– Да.

Даже убивать самому оказалось не так тяжело, чем отдавать приказы об убийстве. После этого короткого слова я начал ненавидеть себя гораздо сильнее прежнего, и это чувство не покидало меня многие годы.

* * *

Когда мне становилось особенно паршиво на душе, я мысленно возвращался в места, где мне было комфортно. Мне достаточно совсем небольших кусочков той реальности, ярких кадров, чтобы стало спокойнее. Например, я вспоминаю мягкость колосков ковыля в Уктусском природном парке или шелест листьев в роще, куда мы бегали с ребятами в детстве.

По дороге в Сереброполис мне вспомнился достаточно сложный и не вполне приятный, но тоже очень яркий эпизод из юности.

Когда мне было пятнадцать, мой троюродный брат Стефан, отец Леонида, вернулся со службы в Штормополисе – дальней южной колонии на скалистых берегах Бриззы. Он был старше меня на пятнадцать лет, и то ли от воспоминаний об армейских тяготах, то ли от неустроенности – жил он в старом панельном домике на окраине Средополиса – стал пить. В ту пору крепкое спиртное можно было достать гораздо легче. Леониду было тогда пять лет, я иногда я ходил к ним в гости, чтобы помочь по хозяйству жене Стефана. Когда пьяный родственник заваливался спать, мы с Леонидом шли в гараж и играли там.

Однажды в гараже обнаружился в разобранном виде небольшой лёгкий сфероаппарат. В разобранном – это даже сильно сказано, по сути, его обручи представляли собой скорее обломки, чем детали.

– Папа принёс, – сказал Леонид. Откуда Стефан, служивший ефрейтором снабжения, мог достать обломки летательного средства, оставалось только гадать. Воровство он воспринимал как обычное дело, за что позже и был наказан – через десять лет его отправили на исправительные работы в южные колонии, где он и пропал без вести.

После небольшого сравнения деталей с каталогами в сети, я понял, что это лёгкий двухобручевый сферобайк «Югрось-35». Тогда я только начинал интересоваться механикой, и идея починить аппарат захватила меня. На следующие полторы недели я поселился в гараже. Попросил старого сварочного робота у соседей, купил охлаждающие трубки, залил хладагент и сварил сломанные обручи. Сиденье взял от велосипеда, а разломанный корпус блока управления скрепил липкой лентой.

Затем вытащил из гаража на крохотную взлётную площадку перед домом и влил биотопливо.

Сферобайк взлетел. Я впервые сидел за рулём живого летающего аппарата, у меня не было ни опыта, ни курсов «визика» по вождению, ни, тем более, сданного экзамена. В отличие от лёгких сферолётов, немного превосходящих мой аппарат по размерам, сферобайки никаких средств для смягчения аварийной посадки не имели. Как не имели нормальных систем стабилизации полёта. А я был молодым безумцем, которому не куда было девать свою творческую и прочую энергию.

Первые метров двадцать я летел почти ровно по прямой, очень низко над поверхностью, мимо соседских домиков. Микрорайон этот находился в пойме реки, на дворе была весна, и поднявшиеся грунтовые воды подтопили окрестности. Часть домов были покинуты ещё несколько десятилетий назад, теперь там жили одичавшие собаки и бомжи-ирниатанцы. Помню, как залаяла на меня снизу чёрная собака, стоявшая на жестяной крыше сарая.

То ли из-за лая, то ли из-за резко-накатившего желания подняться повыше я резко дёрнул ручку штурвала вверх. Аппарат послушался меня, меня повернуло на девяносто градусов вдоль поперечной оси и сложило пополам, от чего я стукнулся головой сначала о штурвал, потом об задний обруч. От резкого перепада давления заложило уши. Сферобайк, тем не менее, продолжал полёт вертикально вверх – стабилизация, какая никакая, но всё же работала. Я осторожно выправил штурвал и почти вернулся в горизональное положение, затем машинально отпустил одну руку, чтобы потереть ушибленный затылок.

Это стало моей ошибкой. Рукой я задел шланг хладагента сзади, и он отвалился от обруча. Мысль о том, что после такого надо срочно снижаться, ещё не посетила меня, чувство полёта захватывало и сбивало с толку. Не глядя поправил шланг и продолжал любоваться полётом.

Обручи тем временем начинали раскаляться, охлаждающая жидкость из трубки полилась вниз, через сферополе, шипя и сгорая в нём. Я закашлялся от дыма и пара и понял, что сферолёт надо «продуть», как это делают профессионалы. Взял руль немного на себя и отключил сферополе.

Аппарат пролетел по инерции метра два, после чего по параболе полетел вниз. Я нажал кнопку включения сферодвигателя. Ничего не произошло – то ли аппарат подумал, что полёт закончен, и я его выключил окончательно, то ли ему не позволил это сделать перегретый верхний обруч.

Я безуспешно продолжал давить на гашетку включения двигателя и дёргать штурвал. Почему? Почему не работает? Метров семьдесят. Как быстро приближается поверхность! Что скажет Стефан? Что скажет мама?

Это всё, о чём я успел подумать. Меня прижало к верхнему обручу, горячему, обжигающему. Я падал вперёд ногами на небольшой двухэтажный особняк с плоской крышей и бетонированным подъездом, и вокруг не было ни одного мягкого места – ни кустов, ни стога сена, ни хотя бы лужайки. Я осознать неизбежность смерти и отпустил кнопки и штурвал.

Что произошло в следующие мгновения, я не мог понять многие годы. По всем расчетам я должен был превратиться в лепёшку, а обручи должны были изломать мне позвоночник и конечности. Через пару недель на курсе физики я даже пытался рассчитать, с какой скоростью и силой объект вроде меня врезается в землю с высоты в семьдесят метров.

Но сферополе включилось. Включилось, хотя я уже не нажимал на кнопку. Включилось на доли секунды на сломанном, раскалённом сферобайке, когда до земли осталось метра четыре. И тут же выключилось. Сильного удара о землю не произошло – сферобайк легко стукнулся о поверхность, как при обычной посадке.

Что-то или кто-то затормозил удар о поверхность, погасил всю силу от моего падения.

Я сидел в сферобайке, наверное, минут пять, обдумывая случившееся, пока на пороге особняка не появился пузатый хозяин и не начал кричать на меня и грозить горохраной. За сферобайк этот я больше не садился (как и за все другие летательные аппараты до семнадцати лет), и что с ним стало, мне не известно. Мне удалось сдержать язык за зубами в первые дни, позже я поделился историей с парой друзей, но никто мне не поверил. Потом, намного позже, я поделился историей со своей женой, Иреной. Она была крещённой в одной из единобожеских церквей, хоть и никогда не являлась верной прихожанкой, и потому ответила мне что-то вполне обычное, что говорят в таких случаях: