Пишу иск лючительно по памяти… Командиры Красной Армии о катастрофе первых дней Великой Отечественно - Чекунов Сергей - Страница 21

Офицерам штаба дивизии я приказал немедленно идти в штаб и доложить обо всем начальнику штаба, а сам направился на наблюдательный пункт командира полка подполковника Кабачинова. Подполковник знал уже о ранении начартдива. Его НП находился вблизи наблюдательного пункта Лукина. В обстановку вводить его не нужно было, он ее знал лучше меня. Т. Кабачинову я приказал вступить в исполнение обязанностей начартдива и выполнять задачу, поставленную т. Лукиным, сам же выехал на ВПУ армии в Мякеля. На ВПУ застал командира взвода связи, который руководил снятием проводов. Командир взвода вручил мне письменное распоряжение командарма о немедленном моем выезде в Усикиркко, где был промежуточный узел связи армии.

В районе Мякеля встретил командира 101 ап[79]. 101 ап прикрывал выход из боя частей 123 сд, вел борьбу с артиллерией и минометами противника в районе ст. Кямяри. Ознакомившись с обстановкой перед фронтом дивизии и положением в дивизии, а также и перед фронтом 19 ск, я указал командиру полка на необходимость более тесной связи с частями 123 сд, усиления прикрытия огневых позиций и немедленного перемещения боевых порядков к югу. Взгляды наши в оценке обстановки полностью совпали и, условившись о перемещении боевых порядков по рубежам, я выехал в Усикиркко. Движение по шоссе Ленинград – Сестрорецк – Выборг было нормальное. Перед моим отъездом прошла колонна с боеприпасами в 43 сд. Каково же было мое удивление, когда, не доезжая одного км до Сумма, машина была обстреляна автоматным огнем. Две пули попали в кузов машины (к счастью, не в мотор). Воистину повезло… На всю жизнь запомнил, что кратчайшая дорога не всегда ведет к цели, и что информация только что проехавших не всегда бывает верна. И «только что» имеет какой-то промежуток, который не известен проехавшим.

В Усикиркко узнал, что командный пункт армии переместился в Агалатово. По пути в Агалатово, перебирая в памяти весь ход боевых действий за полтора месяца, я видел основное зло в построении обороны на глазах у противника и занятие ее тремя дивизиями (43, 123 и 142). 115-ю я не считаю. Она пришла на Карельский перешеек к началу боевых действий и не смогла изучить свою полосу обороны. Да если бы офицерский и рядовой состав и изучил бы свою оборонительную полосу, все равно общее положение от этого не улучшилось бы. Протяжение обороны армии по переднему краю (госграница) было более 200 км. Следовательно, полоса обороны каждой стрелковой дивизии была более 50 км. При таком положении говорить об устойчивой обороне было невозможно. Это ничто иное как пренебрежение противником. Пренебрегать даже «малым» пр-м нельзя. Тем более нельзя пренебрегать противником, действующим на территории, которую он получил и приспосабливал к обороне на протяжении двадцати лет.

Если учесть, что часть финнов нелегально проживала на Карельском перешейке и являлись резидентами различных государств, станет понятным, что наше расположение, расположение оборонительных сооружений и огневых точек они знали отлично. Сказанное мной подтвердили и карты, найденные в финских землянках (офицерских) при нашем наступлении в 1944 году. На этих картах совершенно точно нанесена вся система нашей обороны.

Едучи в штаб армии, сопоставляя виденное мной, и, очевидно, в сотый раз анализируя действие артиллерии, я не видел каких либо существенных ошибок. Командиры частей и подразделений хорошо были подготовлены в тактическом и стрелково-артиллерийском отношении. Личный состав подготовлен хорошо и действовал умело и самоотверженно. В искусстве стрельбы, в маневре огнем наши артиллеристы значительно превосходили противника, и все-таки факт на лицо. Мы «шли» к старой границе. Сила обороны заключается в наиболее выгодном использовании всех видов огня местности и инженерного дела. Как эти справедливые требования устава применить в данных условиях? Была ли оборона на Карельском перешейке на нормальном или на широком фронте? Нет!

Если в мирное время не построили оборонительной полосы там, где ее следовало построить, то с началом военных действий немедленно надо было перейти к единственному (в этих условиях) виду ведения боя – к подвижной обороне. Мы занимали оборону по всему фронту, противник вел наступление по балкам, лесным чащам и болотам, да и наступал мелкими группами (правильно сказать проходил) с целью выхода в тыл и создания условий для изоляции и окружения отдельных очагов. При подвижной обороне противник не смог бы создать таких условий, а сам бы попадал в условия окружения или в огневые мешки и уничтожался бы по частям. Слепое следование нормам, правилам без учета условий и особенностей во всех случаях приводило к плачевным последствиям, а в военном деле в особенности.

Правил и норм ведения оборонительного боя армии в полосе шириной более 200 км никто не устанавливал. Значит, надо было к общим уставным указаниям подойти творчески, а не слепо применять их в данных условиях. Смешно требовать проведения контрартподготовки на фронте более 200 км в условиях лесисто-болотистой местности, однако такое требование с началом боевых действий имело место.

По прибытии на командный пункт армии в Агалатово, сразу же доложил командарму о виденном мной и свою оценку обстановки. Оценка обстановки, сделанная мной, была верна только для левого фланга и только для того времени, в которое я был в 43 стрелковой дивизии, и совсем не верна в момент моего доклада. За это время (за время моего следования на командный пункт) противник овладел ст. Кямяря, Сумма, и не встречая не только сопротивления, а и вообще наших войск, продвигался в общем направлении на Койвисто с целью отрезать 43 и 123 сд и не дать им возможности отхода на юг.

О командире 43 сд сведений все еще не поступало. В штабе армии уверены были в его гибели. Никому в голову не приходило подозревать Кирпичникова в предательстве. Переданные мною слова Начартдива, пытались объяснить тяжелым состоянием полковника – бредом. Уж слишком чудовищным было предположить измену… Только через два месяца предательство и измена Кирпичникова стало фактом. В конце октября месяца 1941 года он выступил по радио с обращением к войскам 23 армии, в котором призывал немедленно прекратить сопротивление. Ленинград де окружен. Немцы беспрепятственно идут к Москве. Дни Советской власти сочтены. Предатель Кирпичников стал готовить разведчиков и диверсантов для перехода через линию фронта и засылки их в тыл 23 армии. Чувство полковника Лукина, чувство патриота, горячо любящего свою родину, не обмануло его. Смерть помешала довести до конца разоблачения изменника. Его не обмануло симуляция пьянства Кирпичникова и притворное сожаление о создавшемся положении. Но фактов у т. Лукина не было. Кирпичников, видимо, знал о настороженности своего начартдива, его недоверии к нему и, воспользовавшись ранением Лукина, приказал охране следовать за ним и, пока снимались посты, сбежал.

Положение армии к концу августа и началу сентября было следующим:

142 с.д. с боями отходила. Она остановила противника и заняла оборону в полосе: справа Ладожское озеро, слева – восточный берег озера Лемболовское. Передний край проходил по линии маяк Аргул, восточная и южная окраина болота Лумисуо, ручей Вийски-Иоки, Васкелово, отметка 72 на восточном берегу озеро Лемболовское.

123 сд, прорвавшись через кольцо окружения, с боями отходила в направлении Охта и заняла оборону в полосе: справа – западный берег озера Лемболовское и озеро Ройка, слева – Термолово, Охта, Елизаветинка. Передний край проходил от западного берега озера Лемболовское до Ридзалимяки и далее до Рюнемяки, Кюляятка.

198 сд занимала оборону в полосе: справа – левая граница 123 дивизии; слева – Камешки, Черная речка. Передний край: Кюляятка, отметка 107, Бараки (южные).

92[80] стрелковая дивизия, в конце августа из резерва фронта переданная в 23 армию, заняла оборону в полосе: справа – левая граница с 198 стр. дивизии; слева – Аллила, Белоостров, Ольгино. Передний край проходил от отметки 57, по западной опушке леса, что восточнее Александровка.