Алмазная академия - Полянская Катерина - Страница 4

– Спасибо! – В глазах снова собралась влага.

Во мне далеко не всегда побеждала типичная гномская уравновешенность. Из-за маминой наследственности, наверное.

Забравшись на кровать с ногами, мы больше двух часов проговорили. Было грустно расставаться, страшновато отправляться в неизвестность и за няню неспокойно. Впрочем, она уверяла, что ничего с ней не сделается. А еще гладила меня по волосам и говорила, что будет скучать. На что я улыбалась сквозь слезы и отвечала, что теперь-то у нее жизнь станет легче и появится больше времени на собственных внуков, которых у нее аж восемь.

– Пора собираться, – прервала нежности Мерседа. – Давай, снимай свой маскарад.

Дом спал. Из-за двери ни звука не слышалось.

Я соскользнула с кровати и на цыпочках подошла к туалетному столику. Там смочила салфетку специальным отваром и тщательно протерла лицо. Не прошло и нескольких минут, как пухлые щеки исчезли, прихватив с собой и ямочку на подбородке. Проделала то же с губами – и их форма поменялась. Румянец с кожи тоже пропал.

Пришло время извлечь из-под платья мягкие на-кладки.

Ежедневные манипуляции с внешностью не имели к предстоящему побегу никакого отношения. Просто лет в двенадцать я жутко переживала, что становлюсь совсем не похожей на сверстников. Они все были коренастые, пухленькие, румяные, а я… Я вбила себе в голову, что папа меня поэтому не любит. И девчонки, с которыми мы с детства были дружны, вдруг начали сторониться. Нет, меня ни разу не обидели, просто почти перестали замечать.

Тогда мы с Мерседой придумали постепенно сделать меня «как все». Чтобы преображение не показалось подозрительным, сперва накладки использовали небольшие, но к нужному возрасту у меня тоже «выросли» бока, грудь и бедра, округлились и разрумянились щеки, даже красивая ямочка на подбородке появилась. Но собственное тело подложило мне другую свинью – рост. Сейчас-то я прекрасно понимала, что он, как и вообще вся внешность в целом, не имеет никакого отношения к тому, что прежние подружки исчезли из моей жизни давно и прочно, а отец так и не стал близким. Но хитрые манипуляции с обликом я все равно производила каждое утро. Иногда использовала накладки, чаще вся обмазывалась мазью. Просто уютнее себя чувствовала, если почти не выделялась на фоне других гномок. Только выше была, но мне простительно, я же полукровка.

Сейчас же, пока няня извлекала из шкафа дорожный костюм, из зеркала на меня взирала совершенно незнакомая особа. В последние годы я не смывала мазь даже на ночь, будто старалась вытеснить из памяти настоящую внешность… и правда забыла. Эти высокие скулы, маленький узкий подбородок, непривычно яркие губы были мне совершенно не знакомы. Про фигуру, на которой балахоном обвисло платье, вообще молчу. Лишь глаза и волосы остались прежними. Но первые выглядели как-то иначе без пухлых щек, а вторые гномки никогда не носят распущенными, я же теперь намеревалась только так и ходить.

Поразительно, как меняет внешность новая прическа.

Но куда важнее сейчас то, что даже если меня найдут – вряд ли легко узнают.

Если только… Требовалось прояснить один важный момент.

– Скажи, я похожа на маму? – И повернулась к няне, чтобы она лучше могла рассмотреть.

На морщинистом лице показалась умиленная улыбка.

– Еще и как! Такая же красавица. Только она, когда появилась здесь, лет на десять старше была.

Ого… Это мне сейчас девятнадцать, а ей, получается, целых двадцать девять было, когда она за папу вышла? Странно. Женщины редко остаются свободными так долго. Разве что…

– Она была из магов, да? – После случившегося папа даже упоминать о беглянке запретил. Даже думать. И я не заговаривала о ней даже с няней, только сейчас преодолела какой-то внутренний барьер и осмелилась.

– Ни разу не видела, чтобы она колдовала, – покачала головой Мерседа. – Но госпожа Асторья точно из необычных была.

Я взяла из рук няни вещи и начала одеваться.

– В каком смысле?

– Глаза у нее иногда блестели, как драгоценные камни, – принялась вспоминать старая гномка. – И… может, это просто совпадение, но Гвуны, вся семья, переживали тогда плохие времена. Их шахты давно оскудели, многим ювелирам они были должны, почти никто не хотел иметь с ними дел, и порой даже рабочим платить было нечем. Потому старшее поколение и спихнуло это на твоего отца, себе оставили только несколько магазинов, которые более-менее еще держались на плаву.

Подловато. С другой стороны, чем не проверка для наследника?

Я влезла в тонкую белоснежную сорочку, которая на этот раз была моего размера, бросила косой взгляд в зеркало и не без удивления отметила, что и у этой моей фигуры есть какие-то формы. Непривычно, но… пожалуй, не так уж все и плохо.

Тем временем няня продолжала рассказ:

– А как он из одной из своих поездок твою маму привез, сразу и шахты заработали, и алмазов там стало столько, сколько никогда не было, и деньги появились, партнеры новые нашлись… Когда ты родилась, они были уже сказочно богаты. Ох, и взбесилась родня, когда Милохор отказался вернуть старикам бразды правления! Они несколько лет не разговаривали.

Штаны непривычно льнули к ногам, но я решила не обращать на это внимания. Дальше пришла очередь удлиненной блузы, потом – короткого пиджака с жемчужными узорами.

– Ох, и любил он ее… – Няня прижала кулачки к пышной груди, взгляд ее стал мечтательным.

– Если бы он иногда отрывался от дел и уделял ей немного внимания, может, мама сейчас была бы здесь, – буркнула я себе под нос.

Странно, но маму я не возненавидела. Первое время очень скучала и плакала каждую ночь. Потом боль от потери превратилась в какое-то горькое чувство. Было обидно, что она сбежала, и еще обиднее, что не взяла меня с собой. Но с годами все затихло, а в памяти остались только руки, которые нежно гладили меня по волосам, и голос, читающий сказки перед сном каждый вечер.

– Милохор на руках ее носил, – отмахнулась Мерседа. – Каждый вечер домой с подарком приходил. Но ей все это было в тягость… Бывало, он ее поцелует, а ее прямо передернет. А в последнее время они ругались часто. Помню, за несколько дней до исчезновения Асторьи страшный скандал вышел. Милохор кричал, что запрет ее дома и будет под замком держать, пока дурь из головы не выветрится, а твоя мать ему заявила, что стоит ей только захотеть, в этих землях не найдут больше ни единого самого мелкого алмаза, угрожала его нищим сделать. Потом они вроде бы помирились… Ну а скоро она пропала.

Надо же. Я не помню, чтобы родители ругались.

Может, ей здесь было совсем невыносимо и поэтому она ушла?

– А тот мужчина? Ну, с которым она сбежала. Знаешь что-нибудь о нем? – Если знает, я могла бы, когда устроюсь на новом месте, попытаться отыскать маму…

Надежда была такой глупой, что даже жаль не стало, когда ее задавили. Почти.

– Представить не могу, кто бы это мог быть, – развела руками няня. – Все, кто тогда был вхож в дом, работают с твоим отцом и по сей день. И по твоей маме ни за что нельзя было сказать, что у нее кто-то есть. Она всегда или с Милохором, или с тобой время проводила. До сих пор с трудом верится, что она тебя бросила. Она же души в тебе не чаяла! Мне кажется, если бы захотела сбежать, точно бы забрала с собой.

Но почему-то оставила…

Нужно перестать об этом думать. Было бы слишком хорошо, если бы в придачу к свободе я смогла получить еще и маму.

К незнакомке в зеркале удалось притерпеться довольно быстро. Отдельным плюсом ситуации служила возможность в таком виде беспрепятственно покинуть дом. Даже прятаться не придется. Скорее всего, дорогие родственники понятия не имеют, как я выгляжу на самом деле.

Следовало бы радоваться, но я ощутила горечь досады.

Няня повесила мне через плечо еще одну маленькую сумочку из приятной на ощупь коричневой кожи. Там были документы, деньги на первое время и некоторые мелочи из тех, что лучше иметь под рукой.

– Удачи, деточка! – Мерседа крепко прижала меня к груди. – Пусть твой путь будет усыпан алмазами.