Бумажные кости (СИ) - Врочек Шимун - Страница 14

– О! – Золтах несколько секунд переваривал эту новость. Она была слишком абсурдной и нелепой, чтобы сразу уложиться в голове. – Как украли? Кто?

Хеллек дернул плечом.

– Я не знаю, пап. Матрос какой-то, с трубкой. Я увидел, как она заворачивала на Серебряную, побежал, но было уже поздно…

– Проклятье! – подал голос Бартас.

– А ты чем занимался?! – крикнул Золтах. – Кто должен был за ней следить?

Хеллек замялся, опустил взгляд.

– Ну мы… Разговаривали с Улликой. Про Праздник…

– Это Годси! – выдохнул Золтах, вскакивая со стула. – Завистники проклятущие! Специально подослали свою девку…

– Но, пап…

– Ничего, они у меня еще получат! – пылая праведным гневом, Золтах шагнул к двери. В этот момент его схватили за рукав.

– Полкроны, пап, - сказал Бартас, протягивая ладонь – Ты поставил полкроны.

Скрежет ворот прогремел на половину порта. Металлический визг поднялся и застыл на самой высокой ноте, заглушив доносящуюся издалека ругань. Не успел он стихнуть, как на смену ему пришел свист пара и стук шатунов – если судить по звукам, во двор въехал по меньшей мере паровоз. Невидимый паровоз остановился, но еще долго пыхтел, словно кашалот, пытающийся отдышаться после глубокого погружения.

Спустя несколько минут раздались шаги, и в ангаре появилась знакомая жилистая фигура. Замерла в недоумении.

– Рыбий пузырь, есть тут кто?

Молчание было ответом.

– Ку-ку! – сказал Фокси. – Эй! Копченая разинька, куда делись эти остолопы?

– Господин Лампиер, это вы? – отозвался, наконец, Фласк.

Компаньоны вышли на свет. В первый момент, когда раздался скрежет, они запаниковали – особенно самоуверенный певец. Место было не самое приятное, да и нервы расшатались дальше некуда. Мало ли кто мог здесь появиться? Меньше всего певцу хотелось встречаться с таинственными «мучеными» – кто знает, может, они от опытов на китах перешли к опытам на людях? Фласк не собирался обзаводиться механическим глазом и парой гироскопов. Зачем ему гироскопы?

– А кого еще, жареная селедка, вы ждете? – удивился старый моряк. Он оглядел компаньонов, хмыкнул.

– Проклятые обезьяны! – сказал Фокси.

Такого компаньоны не ожидали. Они уже привыкли к ослам, остолопам и дуралеям, но новое прозвище показалось им обидным. Видимо, с непривычки.

– Мы?

– Причем тут вы? – удивился старый моряк. – Днем в какую-то шишку бросили бомбу, говорят, обезьяна та беглая. Или анархисты. Как в прошлом году, когда на Канцлера покушались. Ну, не ослы ли? Меня патруль остановил, морпехи. Говорят – документы давай, Фокси, проверять будем. Я им сказал: смотри на мое лицо, юнга. Будто старого моряка трудно отличить по физиономии от всяческой мартышки?!

– А они что?

– Лейтенантик ими командовал, говорит: люди произошли от обезьян, ты не знал, старик, что ли? Вроде как срезал. Я ему тогда отвечаю: я-то знаю, от кого я произошел. От крещеных папы с мамой. А вот тебе, сынок, надо у своей мамаши поспрашать, как там дело было... Ну, мне и засветили прикладом, чтоб не умничал, вареная акула. Хотели еще добавить, но их какой-то полицейский чин с собой позвал.

– Ээ... вам больно, шкип?

Старик почесал подбородок.

– По сравнению с чем? Если сравнивать с тем, как линь от гарпуна обматывается вокруг твоей икры, а загарпуненный горбач уходит на глубину? Линь натягивается, пережимает мышцы и жилы, нога мгновенно синеет, тебя тянут твои товарищи, а обрезать линь нет ножа. Горбач набирает скорость и выжимает пятнадцать узлов – эдакая-то махина! Линь режет плоть и скрежещет о кость, ты орешь, бьешься в судорогах, товарищи держат твое выгибающееся тело, в глазах твоих краснеет, кажется, нет муки горшей! Линь наконец ломает кость, брызжет кровь, линь ускользает в воду вслед за китом, ты падаешь на дно вельбота и орешь, как поросенок, а из остатков твоей ноги хлещет красным, заливая все вокруг – и ты сам в своей крови, смотришь, как на дне вельбота, в розовой воде и пене валяется чья-то нога в ботинке, и не сразу понимаешь, что нога эта – твоя... Нет, спасибо, не очень больно.

Планкету стало дурно.

– Это случилось с вами? – спросил певец. Он выглядел не лучше механика.

– Со мной? – сказал Фокси раздраженно. – Вот ослы, я же стою на двух ногах, не видите что ли?!

В подтверждение шкип попрыгал, демонстрируя голые пятки. Достал из-за пазухи фляжку Фласка, сделал большой глоток, поморщился.

– Как ты пьешь эту дрянь? Это, слава кальмару, не со мной было... Вот с этим парнем, – он постучал по выгравированному на фляжке портрету Канцлера. – С тех пор он китов терпеть не может.

Планкет откашлялся. История Фокси как-то мало напоминала официальную версию того, как Канцлер лишился ноги. По той истории, Канцлер в одиночку с гарпуном нырнул вслед за китом… История, в которой не следует сомневаться, если не хочешь иметь дела с жандармерией.

– Кстати, достал я вам транспорт, - сказал Лампиер. - Во дворе стоит, если кому интересно.

Фласк подтолкнул механика локтем. Давай, твоя очередь уговаривать.

– Шкип, я не уверен, что мы вдвоем сможем вытащить череп, – начал Планкет. – Если бы вы...

– Ну уж нет! – отрезал Фокси. – Эта работа не для моей спины, вареная акула. А вот вы, молодые и сильные... мулы, вполне справитесь сами.

– Но...

– Я у машины побуду, – продолжал старый моряк. – Ничего, юноша, я в вас верю. Справитесь. Только не копайтесь тут, гребешок в анчоусах! Я ждать долго не собираюсь. Мне еще с трупом возиться.

Фласк зло посмотрел на компаньона. Что ни говори, но механик совершенно не умел вести деловые переговоры.

– Нам нужна помощь, – сказал Фласк наконец.

Череп оказался совершенно неподъемным. Два не самых сильных человека, отвесные стенки бассейна и металлические прутья лестницы – не самый лучший вариант, чтобы вытягивать тяжеленную костяную махину. Они провозились больше четверти часа, но за это время смогли лишь немного развернуть череп. Остановились перевести дух, тогда певец и завел разговор о помощи.

– Ага, нужна. Только где мы ее возьмем?

– Я сейчас вернусь, – сказал Фласк.

– Подожди! – механику совсем не хотелось остаться наедине с мертвым левиафаном.

– Я обернусь в момент, друг мой. Не беспокойтесь.

Момент растянулся на долгие годы. Или даже столетия, как стало казаться Планкету. Он осторожно, стараясь не шуметь, выбрался из бассейна и остановился на краю. Сердце колотилось так, словно он за раз выпил полсотни чашек крепчайшего кофе.

Над головой тихо покачивалась лампа; рваная тень абажура волочилась по полу, добиралась до стены, потом ползла обратно. Странный маятник из желтого света… Вдалеке часы на кафедральном соборе пробили четверть одиннадцатого, затем, с легкой заминкой, это же время отзвонил механизм на площади песочных часов. Скоро начнется Праздник. Планкет поежился.

Он с утра не ел, а чай с ромом, кажется, был в другой жизни. Кроме того механик замерз, как собака. В ботинках хлюпала вода, – так недалеко и до воспаления легких. Стоило, наверное, снять обувь и хотя бы отжать носки, но он так и не решился. В любой момент мог вернуться Фласк – с помощью или без. Но что хуже – могли появиться морлоки или «мученые». А тогда даже промокшие ботинки были бы совершенно незаменимы. В отличие от Фокси, Планкет не мог бегать по снегу босиком.

- Друг мой! – прозвучал издалека знакомый голос.

Механик вздрогнул.

К счастью, это оказался всего лишь Фласк. Как ни удивительно, певец вернулся не один. А Планкет даже не надеялся, что затея компаньона увенчается успехом. Где в такое время ему удалось найти помощника – оставалось загадкой.

Вслед за Фласком вперевалку шел громила в брезентовом плаще. Капюшон плаща был низко опущен, полностью скрывая лицо – лишь белки глаз поблескивали из темноты.