Ученики Ворона. Черная Весна (СИ) - Васильев Андрей - Страница 21

Насколько я понял, мы были первыми благородными, которые с аппетитом употребляли то, что готовили на тюремной кухне, остальные родовитые узники предпочитали давать ему деньги, на которые он покупал им разносолы и имел с этого немалую прибавку к жалованию.

Откуда бедолаге было знать, что после Вороньего замка местная еда нам казалась более чем сносной. Да она, по сути, и была таковой. Не соврал тогда судейский. Разве что остра чрезмерно, но, насколько я понял, такова особенность здешней кухни вообще.

Вот и во вторник утром нам дали на завтрак по куску вареной говядины, ломтю хлеба и по приличной порции гороховой каши.

— Хорошо, что до сегодняшнего дня такую кашу не давали — заметил я, вытирая дно тарелки коркой хлеба.

— Почему? — удивился Гарольд — Как по мне, так она очень ничего.

— А спать потом как? — резонно заметил я — Днем, согласно заведенной нами традиции? Она как раз к тому времени переварится, и как мы начнем на пару с тобой… Ну, ты понял. И ведь самая духота в это время. Добро бы еще ночью…

— Согласен — Монброн облизал ложку — Но все равно я бы еще одну тарелочку съел. Вкусно было.

— Вкусно — согласился с ним я — Да и какая теперь разница. Все равно днем нас здесь уже не будет.

Мы уже знали о том, что к королю нас не повезут, и дело наше будет рассмотрено как раз утром вторника одним из верховных судей. И о том, что на оправдательный приговор, как и на быструю смерть, вроде повешения или отрубания головы, нам рассчитывать не стоит, тоже знали. Четвертование, не меньше. Об этом нам в воскресенье вечером сообщил все тот же судейский. Сделал он это по просьбе дядюшки Тобиаса, о чем упомянул отдельно, при этом никакого злорадства в его голосе не было, человек просто выполнял ту работу, за которую ему было заплачено. Даже оскорблять его после этого не захотелось. А за что?

После этого мы довольно быстро приняли решение таки воплотить в жизнь свой план с удушением охранника-кормильца, а впоследствии и ключника, с последующей героической гибелью в районе пятого-шестого этажа Башни-на-Площади. Ну да, по сути глупость несусветная, но лучше ничего мы придумать не смогли. Всяко лучше, чем попасть руки палача. Одно дело смерть быстрая, от стали клинка, и совсем другое, когда тебя по кускам разрубают, как мясник говяжью тушу. И мерзко, и больно. Брррр!

Скорее всего, так бы мы и поступили нынешним утром, кабы не записка. Ее нам в то же самое воскресенье принес охранник, что разносит еду. Ну, как принес? Уронил на пол, выходя из камеры, так, чтобы ключник не заметил.

Если честно — мы верили в наших друзей, но дни шли, а вестей от них не было. Потому, сразу смекнув, что к чему, мы дождались лязга засовов, а после подобрали скомканный бумажный комочек.

— Рози — уверенно заявил я, уловив тонкий, почти неуловимый аромат знакомых до одурения духов — Так я и знал.

— Кто же еще? — резонно заметил Гарольд — У Карла и Эбердин денег на подкуп этого красавца просто нет. Да и договориться с ним дело тоже непростое, ни тот, ни другая такими талантами не обладают.

Записка была короткая, но вполне ясная.

«Дела плохи, но небезнадежны. Не наломайте дров».

Сказано было и много, и мало одновременно. Понятно, что конкретики ждать не приходилось, охранник не дурак, а потому, опасаясь попасться, никаких откровений на бумаге с планами и именами сюда бы не потащил. Да и Рози бы не стала его посвящать в свои планы.

И все-таки. Что значит: «не наломайте дров»? Толкований этих слов может быть масса.

В результате мы пришли к тому мнению, что все-таки речь идет о попытке побега. Нашей попытке, ту, что мы замыслили. Умница Рози верно нас просчитала и предупредила о том, чтобы мы не стремились умереть раньше времени.

— В конце концов, можно и на эшафоте напоследок пошуметь, если у ребят ничего не получится — сообщил мне Гарольд, плюхаясь на свой топчан — Оно даже и быстрее. Там королевская стража с арбалетами, сделают из нас ежей в секунды. Кстати, такое пару раз даже и случалось. Мне рассказывали.

Не скажу, что мы очень-то успокоились, но хоть какая-то ясность появилась, а это уже немало. Правда, некий внутренний «колотун» по мере приближения вторника у меня лично усиливался, чего скрывать. С другой стороны — как без него обойтись? Не каждый день меня приговаривают к смерти.

Что до Гарольда — не знаю. Внешне он был спокоен и собран, знай себе ловил мух, да насвистывал какие-то песенки. Монброн как Монброн, обычный. Точнее — привычный. Как и раньше, он ничего не боялся, и ничего его не печалило, кроме одного.

— Как же скверно — раз пять сказал он мне после завтрака, всякий раз проводя рукой по подбородку — Там будут люди, возможно, знакомые дамы, а я небрит. Ладно бы мы тут просидели с месяц, появилась бы более-менее приемлемая бородка. А тут просто щетина. Очень меня это раздражает!

Я ему на это ничего не отвечал, просто потому что не знал, что сказать. Меня лично этот аспект волновал менее всего.

Ближе к полудню снова лязгнули замки и мы встали с топчанов, заранее зная, что наше время в Башне-на-Площади вышло. Вторым завтраком тут не кормили, так что сомневаться не приходилось, с какой целью к нам пожаловали гости.

Так оно и было. Охранники вывели нас в коридор, снова заковали руки, посмеялись над просьбой Монброна привести ему цирюльника, и повели вниз, туда, где у входа в башню, наверняка, стояла знакомая черная карета.

На этот раз никаких вольностей не было. Нас с Гарольдом посадили друг напротив друга, а каждого с двух сторон подперли крепкие ребята в сером.

— Сдается мне, фон Рут, что мы проходим по категории «особо опасные государственные преступники» — весело подмигнул мне мой друг — Видишь, как нас стерегут.

— Выходит, правы мы были тогда — ответил ему я — Нам специально давали возможность для побега. Хитер твой дядя.

Один из «серых» внимательно посмотрел на меня, как видно среагировав на слово «побег», но спрашивать ничего не стал, вместо этого стукнул кулаком в стенку кареты. Щелкнул хлыст и наш экипаж, качнувшись, покатился по мостовой Форессы, прямиком туда, где, возможно, закончится моя жизнь.

Странное дело — вроде бы вот он, конец пути, думаться должно о вечном, о том, что я скажу у Престола Владык, как буду им объяснять, почему часть жизни прожил под чужим именем, как заполучил обманным путем печать мага, а мне вместо этого в голову лезли мысли о том, что Ворон будет изрядно ругаться на нас с Гарольдом на предмет того, как глупо мы расстались с жизнью. Мне так и виделось его недовольное лицо и слышалось нечто вроде:

— Два идиота! Столько времени на них потратил, а толку-то? И, самое главное, так бесполезно умереть. Нет, чтобы здесь, чтобы тела их потом в дело пустить, остальных на них учить!

А еще отчего-то вспоминалась Аманда, и печалило то, что мы с ней расстались пусть и не врагами, но не друзьями. Все-таки не чужие друг другу люди. Могло бы что-то получиться, могло. Но не получилось.

Ну, и надежда теплилась. Вдруг вот сейчас или через минуту карета остановится, двери распахнутся, и я увижу лицо Карла, который рявкнет:

— А ну отпустили их, быстро!

Наивно и глупо? Наверное. Но это лучше, чем ждать гула толпы, которая непременно уже собралась на Судной Площади. Сегодня вторник, как ей там не быть. Мне Гарольд с самого начала сказал, что казни там проводят именно в этот день, потому и сомнений в том, куда нас везут, не было.

В этот самый момент до нас донеслось лошадиное ржание, и карета остановилась.

— Вот тебе и раз — вырвалось у меня.

— Поль! — крикнул стражник, который заинтересовался моими словами при отъезде, хватаясь за рукоять кинжала.

Шпаг, как видно, этим служителям закона не полагалось по статусу, но безоружными я бы их не назвал. У каждого было по кинжалу, да и другие сюрпризы для нежданных визитеров наверняка у них были припасены.

Дверь распахнулась, но вместо щекастого Карла я увидел совершенно безликого господина. Если говорить точнее — на визитере была маска белого цвета, полностью скрывавшая лицо, за плечами у него имелся черный плащ. Впрочем, у него вся одежда была черная. И только шпага в руке поблескивала сталью.