The lust (СИ) - "StrangerThings7" - Страница 37

Для Техена Юнги — трофей. Вырванное из груди врага его же сердце. И не только. С Юнги хорошо. В нем нет фальши, он не играет, он давно не наивен, но все же честен. Может, в реальности Юнги полностью и не принадлежит Техену, но формально это именно так.

Юнги изменяет Киму и не скрывает этого. Они не давали клятв верности, и не было разговоров о любви до гроба, но со временем Техен стал жалеть, что изначально оставил это все так. Юнги все больше обживался внутри Кима и, кажется, уже готов въехать насовсем. Вот только внутри у Мина для старшего все еще нет места. Техен знает всех, с кем спал и спит Мин. Он установил за ним слежку, чтобы знать, где младший и чем занят, но она так же включает в себя информацию о пассиях Мина. Техен мазохист, он будто нарочно делает себе больнее, раз за разом узнавая новые подробности личной жизни Мина.

Но Ким терпит, и дальше готов терпеть интрижки младшего, только бы это не касалось Чонгука. Именно поэтому он не пускает Юнги в Сеул, поэтому Мин обречен жить где угодно, только не в Корее.

Юнги не забыл брата, и как бы он ни убеждал в этом и себя, и Кима, но Техен до сих пор слышит имя Чонгука, когда они занимаются любовью, слышит, как Юнги зовет его во сне, и стоит кому-то упомянуть о Сеуле, Техен видит тень грусти, которая пеленой накрывает глаза младшего.

Техен знает, что стоит им двоим увидеться, и все вспыхнет по новой, только теперь в этом огне сгорит сам Ким. Если придется, он может отдать Юнги кому угодно, тому же пресловутому Таро, к которому младший бегает и который на сегодня его единственная серьезная интрижка, но только не Чонгуку. Лучше убить младшего и закопать собственными руками. Так Ким и сделает, если когда-нибудь не сможет удержать Юнги и всё выйдет из-под контроля, но Чонгук Мина не получит.

А пока Ким подстраховался: Юнги носит его фамилию, его татуировку на лопатке и принадлежит его клану, Мину никуда не деться.

***

— Расскажи мне про Сеул. Расскажи, как там Мона? — Юнги ерзает на коленях Техена и, обвив его шею руками, притягивает к себе.

— Все хорошо у Моны, а в Сеуле прохладно, так что здесь идеально, — отвечает Ким, пресекая попытки Юнги начать то, о чем старший уже знает.

— Ну хотя бы на пять дней, пожалуйста, — Юнги смотрит в глаза напротив и ищет на дне чужих зрачков согласие. — Я просто пообщаюсь с сестрой, с Хосоком, поем нормальную еду и уеду. Обещаю.

— Нет, малыш, у них все хорошо. Мона учится, гуляет, развлекается, не беспокойся, — Техен сжимает бедра Мина и с силой тянет к себе.

Впивается в губы поцелуем, вторгается языком в горячий рот и не позволяет отстраниться — потому что Юнги опять будет просить. А Техену с каждым разом отказывать все тяжелее. Юнги нельзя в Сеул. Там слишком много новостей, изменений и событий. Там Чон Чонгук. И главная новость касается именно его.

А вообще Техен Юнги про Сеул врет, весь последний год он врет, что узнаёт про Мону, и что у нее все хорошо. Письмо миновского друга двухмесячной давности невыносимо жжет грудь, стоит положить портмоне во внутренний карман пиджака. Техен не готов отвечать на вопросы Мина, когда он узнает про то, что ему все это время лгали.

Техен поднимается на ноги, не снимая с себя Мина, обвившего ногами его торс, и идет в спальню. Кладет парня на так и не заправленную постель, в которой Техен надеется, что Юнги этой ночью спал один. Мин сказал бы, если не так. Ким второпях стаскивает с Юнги растянутую, заляпанную пятнами краски футболку, домашние шорты, под которыми нет белья, и покрывает его тело поцелуями.

***

Последний раз он вжимал Юнги в постель пять недель назад, и Техен соскучился. По его телу и по блядским стонам.

Техен всегда хотел Юнги, с самой первой встречи на дороге. Он хотел раздеть его и медленно, смакуя каждое мгновенье, наслаждаться его телом. И сейчас хочет. Он Мином не насыщается.

Но Ким не давил на младшего в плане секса, и еще будучи в Сеуле, сразу после того, как он взял его под свое покровительство, старший был осторожен. Максимум, что Ким мог себе позволить — это поцелуи после работы, когда вернувшись в особняк, он целовал Юнги до того, как тот скрывался в своей спальне.

Все случилось совсем неожиданно. Техен уже распорядился собрать Мину документы и даже позвонил своему человеку в Нью-Йорк, чтобы подготовили квартиру, куда через пару дней должен был въехать Юнги. Одной из этих последних ночей в Сеуле, Мин пришел сам. Техен только начинал засыпать, когда услышал, как открылась его дверь и еще через минуту копошение рядом с собой. Ким просто подмял парня под себя и утянул в поцелуй.

Юнги искал тепло той ночью, и он его нашел.

Юнги искал убежище от мучащих его кошмаров, одиночества и разрывающей тоски и нашел его. Нашел в горячих объятиях, глубоких поцелуях и нежных прикосновениях. Техен был чуток и нежен, они занимались любовью до рассвета, отвлекаясь на покурить. После той ночи Юнги уже из постели Техена не вылезал. И этим он окончательно добил Кима. Или влюбил. Своим телом.

Мин больше не спит один, именно что не спит. Если Техен рядом, то он спит с ним, если нет, то хоть с кем. Одиночество по ночам кромсает душу, у одиночества по ночам цвет ровно такой же, как цвет глаз Чонгука. Юнги не спит один, чтобы не плакать, чтобы не вспоминать, чтобы не замерзать. Даже самой жаркой ночью он мерзнет. Тот холод, впитавшийся в его тело на полу в гостиной брата, так и остался с ним, и даже путешествие через океан эту ледяную глыбу, застрявшую поперек горла, не растопило. Она временно оттаивает только от человеческого тепла, поэтому Юнги ищет его везде и во всех. А Техен это тепло давать готов.

***

Вот и сейчас он целует страстно, дико, горячо, вжимает в белоснежные простыни, придавливает своим телом, оставляет синяки и царапины и не позволяет замерзнуть, пусть даже уже давно рассвело. Мин шире разводит ноги, сам расстегивает чужие брюки и сам их снимает, выгибается, пока Техен пристраивается и нетерпеливо насаживается. Техен знает, что растягивать не надо, прикусывает губу лишь бы не съязвить, сам поставил условия игры — сам и играй, и входит. Даже несмотря на растянутость — все равно медленно, осторожно, боясь сделать больно. Мин царапает грудь парня, ноет, просит двигаться, и Техен срывается. Вколачивается в податливое тело под ним и упивается стонами и мольбами. Юнги кусает ребро ладони, чуть ли не кричит от особо глубоких толчков, мечется по постели и просит не останавливаться. Техен и не собирается, Юнги горячий и влажный, каждый толчок это «ангельская пыль» в ноздри, героин внутривенно, и Техен свой личный кайф нашел, осталось его удержать и самому в нем удержаться. Двигается размашисто и грубо, знает, как любит Юнги, и знает, как именно можно заставить его кричать. Техен переворачивает Мина на живот, и Юнги легко подается, тоже знает, как любит старший брать его в этой позе. За два года они изучили тела друг друга, научились понимать друг друга с полуслова, жеста, вот только вся эта идиллия за пределы постели так и не вышла.

Юнги опирается на локти, приподнимает задницу и протяжно стонет, когда Техен загоняет свой член до упора, медленно выходит и повторяет. Мин зарывается лицом в подушку, вскрикивает, когда Ким кусает символ своего клана на его лопатке и сразу зализывает место укуса.

***

Секс с Техеном умопомрачителен, и в такие минуты Юнги и вправду забывает обо всем, вот только стоит Техену встать с постели — все вернется. Техен научил Юнги любить. Может не той любви, про которую пишут в сказках, но искусству любить однозначно. Техен ненасытен, и в постели для него нет запретов, именно поэтому Мин скучает, когда его долго нет, скучает конкретно по его телу, сильным рукам и горячему дыханью. Но это точка. Стоп. Дальше ничего. В постели все начинается и там же заканчивается. Юнги каждый раз решает, что физическое притяжение это и есть любовь, ведь не бывает же, что два в одном, когда и сердце, и тело — это фантастика, это утопия. Но потом он вспоминает Чонгука, и его снова окатывает концентрированной перманентной болью с головы до пят, и Юнги задыхается. Все, что он строит в своей голове, все те иллюзии и попытки возвести их с Техеном отношения на новый уровень, горят синим пламенем, стоит мозгу вспыхнуть картинкой из прошлого. Будто Мин застрял в той картинке, будто не прошло двух лет, двадцати четырех месяцев, семьсот тридцати дней… Юнги будто в каком-то фильме, детище обдолбанного наркомана-режисера, где он застрял в конкретном временном отрывке, и вынужден проживать его раз за разом. Вот только отрезок, в котором живет Юнги, отравляет, и, может, с виду это новый Мин и новая жизнь, на самом деле это все то же старое, зловонное, прогнившее нутро — все то, что он когда-то назвал любовью и похоронил, и теперь оно разлагается, уничтожая вместе с собой и самого Мина, и его будущее.