Унесенные бездной. Гибель «Курска». - Черкашин Николай Андреевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/67
• Следующая

Теперь в торпедный отсек. Он совсем рядом. Он слишком близок – всего через одну не самую толстую переборку. В классическом варианте центральный пост всегда отделен от торпедного отсека ещё одним. Но… В конструкции «Антея» много других нестандартных решений, поскольку необычно и его назначение – «истребитель авианосцев». Субмарин с такой специализацией не строили нигде и никогда.

Торпедный отсек поражает своим объемом и размером – с баскетбольную площадку. Только вместо корзин – задние крышки торпедных аппаратов, а вместо мячей – округлые «головы» стеллажных (запасных) торпед. Они заполняют все свободное пространство в три яруса. Тяжеленные «сигары» висят над головой, зажатые в струбцины. Так и кажется – рухнут от любого толчка.

– Не рухнут… – усмехается мой провожатый. – А если и рухнут – не взорвутся.

Я ему верил, сам знал случаи, когда при погрузке торпеды падали на причал, и ничего.

– Значит, и те, что были на «Курске», тоже не могли сдетонировать от удара лодки о грунт?

– Что те, что эти – не могли. Однозначно.

С отцом замкомдива, Михаилом Поведёнком, который возглавлял в свое время штаб нашей бригады, мы не раз выходили в этот же самый полигон, где лежит теперь «Курск». Именно поэтому я и спросил его сына:

– Леонид, ты можешь сказать мне, как сказал бы отцу родному, почему там рвануло? Доработчики намудрили?

– Как отцу родному, скажу – доработчики ни в чем не виноваты. Военпред и инженер находились на борту вовсе не из-за того, что, как теперь пишут, испытывалась «сверхмощная ракетоторпеда», а потому, что по долгу службы они были обязаны присутствовать при стрельбе модернизированной торпедой, на которой дорогие по нынешним временам серебряно-цинковые аккумуляторы заменены на более дешевые.

– Вот тут-то домохозяйки и скажут: «Не туда проводочки тыркнули».

– К сведению женщин, занятых домашним хозяйством: все торпеды готовят к применению на береговых торпедно-технических базах, проще говоря в арсеналах. На кораблях никогда ни ракеты, ни торпеды не вскрывали, не вскрывают и вскрывать не будут. Ни один командир не позволит даже главному конструктору «изделия» копаться в оружии на борту лодки. Все данные для стрельбы вводятся в торпеду или ракету дистанционно, минуя человеческое вмешательство извне.

На учениях боевыми торпедами и ракетами никто не стреляет. Это было накладно даже в советские времена, а сегодня особенно: самая простенькая торпеда стоит столько, сколько хороший «джип». Поэтому все «стреляные» торпеды вылавливаются специальными кораблями-торпедоловами, переснаряжаются в арсеналах и снова поступают на лодки. Тем более не поставили бы боевое зарядное отделение на экспериментальную торпеду – она нужна для изучения, а не для подрыва.

Даже если в арсенале неправильно приготовили торпеду – «тыркнули проводки не туда», то взрыв бы произошел на берегу, а не в море. И потом, рванул бы двигатель торпеды, а не её заряд. Мощности взрывов несоизмеримо разные. Стенки торпедных аппаратов на «Курске» толще, чем обычные, – рассчитаны на давление полукилометровой глубины. Они ослабили бы взрыв двигателя…

– Так почему же рвануло?

– Если честно – не знаю…

Я не сомневался в искренности слов капитана 1-го ранга Леонида Поведёнка. Если бы он знал что-то сверх того, что «положено говорить», он бы сказал с оговоркой «не для прессы».

В тот же день мне довелось встретиться с начальником минно-торпедного управления Северного флота и я задал ему тот же вопрос: могли бы сдетонировать торпеды «Курска» от удара о грунт? Он ответил не сразу, видимо решая – говорить, не говорить.

– «Морская смесь», которая используется в боевых зарядных отделениях, достаточно устойчива к ударам. Но в боекомплекте «Курска» была одна торпеда, взрыватель которой мог сработать от удара о грунт. Рванула она – рванули и все остальные… Отсюда такое мощное разрушение первого отсека.

Глупо возмущаться тем, что на подводный крейсер загрузили какую-то одну особо опасную торпеду. В патронташе охотника не все патроны одинаковы – один с дробью, другой с картечью. Так и на лодке – у разных торпед свое предназначение, свой тип взрывателя. Важно понять, что второй взрыв, который-то и погубил корабль, был следствием первого «сейсмического события», как называют ученые первый удар, записанный самописцами приборов. На норвежской сейсмограмме его отметка так и обозначена – «small evеnt» – «малое событие». Между ним и мощным взрывом – 2 минуты 15 секунд. Что инициировало это «малое событие»?

Мы идем в корму через все десять отсеков – туда, где расположен аварийно-спасательный люк, точно такой же, над которым бились и наши, и норвежские спасатели. Пробираемся сквозь бесконечные межпереборочные лазы, коридоры, трапы, шлюзовые камеры, проходы… Пришли. Вот он, самый маленький из всех отсеков. Над головой – нижний обрез выходной шахты. Под ним – вертикальный приставной трап. Поднимаюсь по нему, влезаю в тесную – в рост человека – стальную трубу. Фактически это шлюз. Чтобы выйти в снаряжении на поверхность, надо задраить нижний люк, затопить замкнутое пространство, сравняв в нем давление с забортным, и только тогда откроется верхний люк, если он не заклинен и если не поврежден запор. При стоянке в базе нижний люк всегда открыт и вертикальный трап к нему не пристыкован. В море нижний люк закрыт и трап снят. Если водолазы обнаружат в кормовом отсеке трап пристыкованным, значит, в корме оставались живые люди, которые пытались выйти наверх…

Возвращаемся – через жилой, турбинный, реакторный отсеки. Шарю глазами по подволоку – вот здесь и там могли быть воздушные подушки, в которых укрывались уцелевшие после взрыва подводники. Вот посверкивают «нержавейкой» бачки с аварийным запасом продуктов и пресной воды. Но, похоже, «курянам» не пригодились ни шоколад, ни галеты…

Заглядываем в зону отдыха. Сауна, небольшой бассейн, гостиная с успокаивающими душу сельскими пейзажами на фотослайдах. Птичьи клетки… Здесь птицы не поют.

– Почему птиц нет? – спрашиваю матроса, отвечающего за зону отдыха.

– Сдохли… Хотя, по нормам Министерства обороны, птицы на подводных лодках должны жить не менее двух лет.

– Наверное, они об этом не знают, потому и дохнут…

Не любят птицы жить под водой. Это только человек на все способен.

В кают-компании «Воронежа» на полке стояла стопка «шила» (спирта), прикрытая ржаным ломтиком – в память о товарищах по опустевшему причалу.

Выбираемся на палубу. Боже, как блаженно дышится под небом Заполярья!

Общее впечатление о корабле: ладно скроен и крепко сшит. Надежен. Комфортабелен. Не могу представить его беспомощно лежащим на грунте. Но он лежит именно так…

Почему?

Есть только один человек, который знает о трагедии «Курска» больше всех, – это командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов. Еще до всех этих печальных событий я встречался с ним не один раз. Мы с ним полные ровесники, даже родились в один месяц – в ноябре. К тому же земляки по Вологде, куда уходит один из корней моей отцовской линии.

Командовать самым мощным флотом России – Северным – адмирала назначил Президент и благословил Патриарх Всея Руси.

Попов родился под Ленинградом, в Луге, осенью первого послевоенного года в семье офицера-артиллериста, прошедшего с боями всю войну. Сюда, на Север, Вячеслав Александрович прибыл ещё курсантом и все свои офицерские, адмиральские звезды «срывал» здесь – то в Атлантике, то подо льдом, то под хмурым небом русской Лапландии.

Двадцать пять дальних плаваний совершил Вячеслав Попов на подводных лодках. Последние пятнадцать – в качестве командира корабля и старшего на борту. В общей сложности – восемь лет под водой. Его младшие братья, Владимир и Алексей, – тоже моряки-подводники, откомандовали атомными подводными крейсерами. Такой династии на Северном флоте и не помнят: три брата, три командира, три подводника. Старший – Вячеслав – старший и по званию: трехзвездный адмирал.

• Предыдущая
• 4/67
• Следующая