Три степени свободы (СИ) - "Vavilon V" - Страница 22

— Не беги, — Нелеллу перехватил меня на первых же ступенях. Вытянул руку, преграждая, и оказалось, что крушить «любое препятствие» не так уж и легко. — Его сопровождают к Королю.

— Я подожду у дверей, — ринулся вперед и Нелеллу ломанулся на меня, всем телом удерживая:

— Тай, Тилла, остановись, пожалуйста, — и только после этого я заметил — как дурно принц выглядел. Еще утром был свеж по-обычному, а этим днем будто постарел. Глубокие тени залегли под глазами, верхние веки тех самых глаз будто обвисли, губы стали серыми и кожа тоже.

— Не могу остановиться. Пропусти, — жалости во мне его внешний вид не разбудил. Во мне вообще никогда и ничто не будило жалости.

— Своей истерикой ты добьешься только позора. — Прошептал этими серыми безжизненными губами. — Он не оценит, — и добавил, отпуская руку, — он правда ничего не оценит.

Я прошел мимо уже гораздо спокойнее. Зверь словно затаился, снова решая подумать: ведь господин — это не лань, которая может убежать. Но план никак не зарождался; да что я мог сделать? Говорить? Умолять? Плакать? «Он не оценит», — я осознавал, насколько Нелеллу прав, и это вызывало ненависть, а ненависть порождает плохие мысли и навязывает дурные поступки…

Но все же не ринулся с головой в пучину, а попытался сделать по совести.

— Сегодня на столе будет жареный кабан с отцовской охоты, — принц погладил массивный голубой камень на воротнике.

— Я не пойду, — пробурчал и устремил взгляд в окно, а потом Нелеллу вернул к себе внимание:

— Не пойдешь? Ты все же не хочешь его хотя бы увидеть? — усмехнулся печально.

— Нет, — замотал головой, поясняя:— если увижу, я сорвусь.

Я врал об истинных мотивах, но Нелеллу так обрадовался, что оглупел, поэтому и поверил.

— Верно, для тебя лучше его не видеть, — подошел ко мне, поцеловал в щеку и не мог перестать улыбаться по-дурацки блаженно. — Завтра же Каллис уберется отсюда.

— Это хорошо, — изображая смирение, я отвернулся и замер в ожидании когда принц провалит.

Нелеллу считал, что господина я все еще не видел, что тогда он смог меня остановить, и порыв мой исчерпался. Но я видел господина Ореванару. Проследил, когда тот покинул покои короля, проследил до самой комнаты, прячась по углам да за гобеленами. Это было так забавно: господин Белого Цвета часто оглядывался, я мог ощущать этот душный аромат страха, источником которого был он. Меня подрывало напасть, но я закрывал глаза и делал глубокий успокоительный вдох, и на выдох распахивал глаза вновь.

Вычислив, я исчез; правда, не сразу — ведь неимоверных сил стоило. Я посмел даже дойти до двери, за который скрылся господин Ореванара с единственным хилым слугой. Положил руку на ручку и начал поворачивать… Легкий скрип… и пришлось сбежать.

— Я вернусь скоро, и принесу тебе и мяса и овощей, — наконец Нелеллу оставил меня.

Весь вечер я метался по комнате, зарывался в постели, грезил, что все пройдет идеально. И все проходило. Принц вернулся, правда рано (намного раньше, чем обычно) и, вероятно, это было вызвано беспокойством обо мне. Вернулся с едой, которую я проглотил за пару секунд, и вином, которое мы быстро распили. Позвали слугу, и еще вина, и еще… Тяжелое, крепкое и сладкое; я видел, как взгляд Нелеллу мутнел, и сохранял полную трезвость ума. А вот Нелеллу, пьющий ровно столько, сколько и я, к середине ночи не мог встать.

Я поднял и кинул его тушу на кровать, накрыл одеялом и вышел из комнаты. Пил я нечасто; и да, такого рода питье отупляло, делало нелепым; но смог заметить: что если ты пьешь расчетливо, никакого влияния вино не оказывает совершенно. Если ты взвинчен, вино словно вода. А взвинченным я пребывал по полной.

До рассвета оставалось недолго и через двор я направлялся в ту часть замка, где уже мирно спал мой истинный господин. Выставленная стража, у дверей в его покои, мирно спала также. Они даже не почувствовали меня, даже не уловили скрип двери.

В комнате было темно, но я прекрасно видел в этой самой темноте. Стоял запах тех самых цветов, окружающих меня в период взросления.

Господин спал на спине: глаза плотно закрыты, лицо спокойное, умиротворенное. Я наклонился к нему, разглядывая, и он сразу же нахмурился во сне. Губы искривились, словно начал видеть кошмар, а потом глаза его открылись, и кошмар он начал видеть наяву, как я подозреваю… Закричать не успел, а может и не собирался; я просто прикрыл его рот ладонью и не смог не улыбнуться. Какие большие испуганные глаза! Никогда не забуду, хотя долго полюбоваться ими не смог. Он быстро пришел в себя, быстро успокоился, страх сменился принятием и, заметив это, я убрал руку.

— Я рад вас видеть, — проглотил ком в горле. — А вы хоть помните меня?

— Тилла, — вымолвил господин. — Ты еще жив.

Вот так просто: «Ты еще жив!»

Я был готов выть, бегать, рыдать; я был готовы выдержать тяжесть неба и даже не заметить, а господин ничего не чувствовал.

— А вы ждали когда я умру?

— Все года, — легко ответил, и я замотал головой:

— Нет, нет, не врите, — я, правда, не верил лжи и оправдывал ее: — Зачем? Вы же могли меня убить, поэтому если бы хотели, то убили бы. Не ждали бы.

— Ну, еще я ждал — когда ты сбежишь? Мне казалось, все закончится именно этим.

— Да, именно этим, — наклонился к нему ниже, и господин задрал подбородок — будто гордый, а может, я слишком сильно пропах вином. — Мы сбежим.

Мне хотелось напугать его — снова уловить его страх, которая источает кожа или расширенные в тихой панике глаза; но нет, он контролировал.

— Ты сбежишь, — поправил рукой ворот ночной рубашки, задирая повыше, скрывая ключицы. — Сбегай, Тилла.

Это прозвучало как вызов, скрытый приказ; наверное, он ведал, что мог мой управлять, чувствовал. А может, просто привык управлять и, уже не отдавая себе отсчета, когда у него есть на это права, а когда нет. Ладно, в любом случае, со мной он чувствовал, что права имеет, и прав был.

— Я украду вас, — и, чтобы придать решимости словам, чтобы подтвердить эти самые слова, я схватил его за кисть, чувствуя хрупкую кость под пальцами. Сжал, а господин засмеялся — совершенно искусственно, и это задело, порезало меня. Голова его запрокинулась, шея оголилась, хотелось его убить.

Рука моя отдернулась сама собой, пальцы слабовольно разжались, я почувствовал небывалый упадок сил и духа.

— И куда? — оттолкнув меня, он поднялся. — В лес? Если собрался меня убить, то убивай сейчас, я не заслужил долгих мук.

— Я не хочу вас убивать, вы знаете.

— Но твой лес убьет меня, — криво усмехнулся, порезал еще раз. — Куда? Куда, Тилла, ты можешь сбежать? — продолжал он спокойно. — У тебя нет ничего. Ты никто. Ни дома, ни семьи, ни призвания. Ты просто бессмысленное тело, которому некуда идти; тело, которое нигде не сыщет покоя. Ты просто зверь, и место тебе среди зверей. А если в лес свой вернуться не можешь, то просто отыщи свою смерть.

Господин Ореванара предлагал мне умереть. Без улыбки, без насмешки. Ровным голосом он рек самые холодные слова на свете. Интересно, как его рот не сковало льдом?

— Разве ты не ощущаешь, что в этом мире ты абсолютно лишний? Я думал об этом, Тилла; я понял, что ты просто должен был умереть. Это твое призвание — быть в земле.

Он смотрел на меня без какого-либо страха, и я осознал, что будущего у нас нет. Бежать некуда, этот цветок в плохих условиях погибнет. Да, будущего нет. Пока у меня ничего нет — о будущем не может быть и речи. Я осознал: мне нужно еще ждать, ждать и действовать, и принял я эту мысль спокойно. Также невозмутимо оставил господина Ореванару одного. А после он уже оставил замок.

Прошла неделя, я вел себя более, чем смиренно и Нелеллу млел от этого. Гладил меня по волосам, шептал всякие глупости на ухо и улыбался по-прежнему, словно блаженный. Часто вспоминал «Каллиса», ругая того, очерняя, издеваясь, и я соглашался, кивал в такт каждой капле яда.

И потом эта неделя кончилась. Благодаря примерному поведению, я узнал информацию о врагах королевства, которая была необходима для действий. Неделя кончилась, план созрел, оставалось только вырвать правильный момент, и этот правильный момент попался.