Три степени свободы (СИ) - "Vavilon V" - Страница 20

Ореванара».

Было все равно, что она подумает. Я просто забрал свиток с собой, и не услышал ни одного возражения, а если бы услышал, то убил.

========== Глава 2. Живое ожидание ==========

— Хаос! — воскликнул Нелеллу и захохотал истерично. — Невозможный Хаос!

Я уселся в кресле поглубже, полностью облокотившись на мягкую кожаную спинку. Принц метался передо мной от низкого столика до комода, руки у него ходили ходуном, и нижняя губа подрагивала, даже когда он затыкался. А это было редким явлением в тот вечер.

— Как смеют эти невежды писать такие письма и таким образом обращаться к моему отцу! К нашему королю! Какое свинство, невежды, — он еще раз повторил оскорбление и остановился. Губа дрожала вновь, а пустой взгляд проходился по мне, но видел ли он? — Мерзкие дикари… — зашипел и дернулся, закрыв лоб рукой, словно взыграла старая мигрень. Словно Нелеллу было больно. — Ллаголия, великое королевство, — начал гораздо спокойнее, — со своими старыми законами и правилами. Красота и сила, процветание и долголетие. Тысячи лет существования не могут ошибаться, а они… — он вернул прежнюю, быструю и злую, манеру говорить: — Покусившиеся на торт творца, варвары. Вот кто они, Тилла, — жалкие варвары, не знающие учтивости и почтения. Это те, кто обманывают стариков на базаре и крадут их кошельки там же. Те, кто убивают зверей ради удовольствия и ложатся на холодную землю, чтобы спать. Просто варвары…

Когда Неллелу наконец затих, я не то что бы с особым интересом, но спросил все же:

— Что за письмо?

— Письмо, — прошептал он будто для себя, но взгляд принца сфокусировался. — Ох, что это за письмо, Тилла… Знаешь, тебе повезло.

— Почему же?

— Потому что там, где ты родился, люди не могут умудриться нанести увечье чести оскорбительными словами, отравленными за сотни лиг, — он усмехнулся и поднял бокал с темным как ночь вином.

Стало ясно, что открывать тайны этого самого письма мне он не намерен, и для того, чтобы стереть чужую усмешку с лица, а быть может еще для чего-то, я произнес:

— Но я рад письмам, особенно определенному.

— Ха? — он сделал большой глоток и пристально посмотрел на меня, оставалось только продолжить:

— Не сможет не приезжать, — на лице принца отразилось замешательство, но после второй фразы растаяло: — Отсрочил до раннего лета.

— Ох, Тилла, — покачал головой и направился ко мне. — Мне всегда будет так сложно с тобой?

— Нет…

… потому что я далеко не всегда собирался быть с ним. Не собирался с ним оставаться, жить, спать. Но и бежать мне, по сути, было некуда, да еще известие о том, что господину таки придется наведываться. И все же месяцы до его приезда омрачались и казались адом. Томительное ожидание и существование, лишь для того, чтобы хотя бы увидеться вновь.

Но ждать я был готов.

Та весна прошла тоскливо, я считал дни и по-прежнему был диким, да и не скрывал этого. Нелеллу то злился, то пытался все исправить лаской. Он гладил меня по голове вечерами, становящимися все более и более теплыми, но сердце мое не оттаивало.

Все чаще и чаще я всматривался вдаль и задерживал дыхание, если замечал столбы пыли от коней. Каждый раз зря, каждый раз это был не он.

Окружение мое оставалось все также скудно. Нелеллу не разрешал лицам мужского пола со мной разговаривать, девушки боялись, а Аллиетту я видел нечасто, а если и видел, то, как правило, она была занята.

В последние дни мая, когда внутри уже все трепетало в преддверии, и я не отходил от окна, Нелеллу пришел ко мне с счастливыми для себя вестями.

— Он не приедет, Тилла, — засмеялся, а я только и нахмурился:

— Приедет, ранним летом.

Как же принц расхохотался после этого. Наверное, было какое-то письмо его отцу или еще что-то, только вот я не знал об этом. Никакая служанка мне больше свитков не передавала, а тот, что имел, я перечитывал сотню раз в день и тихо верил.

Нелеллу утешающе похлопывал по плечу, когда находил меня смотрящим за горизонт, и насмешливо поглядывал все остальное время. Перед сном он чмокал меня в щеку, а я старательно выбрасывал из памяти и мыслей то, что он делал до этого поцелуя.

Чувство тревоги настигло в начале июля, когда по-прежнему не было ничего, кроме душащих ночей и дневных ожиданий. Я пошел по замку целенаправленно на поиски Аллиетты. На поиски подсказки. Но смуглый мальчик, возящийся с грязными чинами в подсобке, шепнул: «Нет ее больше, замуж вышла».

И вот после этого тревога захлестнула с головой. Одной рукой я сорвал воротник с опалами, затрудняющий дыхание, и кинул этому мальчишке, уставившемуся на вещь в смешении удивления и восхищения.

Я быстро нашел Нелеллу в общем зале, и как же он расхохотался, когда я спросил его о приезде господина! Его лицо покраснело от натуги, но он все еще не мог закрыть рот, все еще не мог насмеяться вдоволь. Я же чувствовал себя дураком, но был еще большим на деле, потому что все еще ждал.

Не мог не ждать.

С тоской смотрел вдаль и вздрагивал, если получал известие о чьем-либо приезде. Мой мозг вовсю подстраивал фразы и выбирал слова для первой после разлуки встречи с господином. Я понимал, что речь должна выйти красивой. Воистину красивой и правильной, и только в таком случае господин Ореванара смог бы меня простить.

Собирался начать с извинения за любовь. Неправильную, постыдную и мерзкую, ту, которую я намеревался держать взаперти. Я хотел сказать господину, что смогу быть самым преданным и верным его слугой до конца. Что буду делать все по его приказу и ничего без. Что смогу стоять на коленях перед ним неделями и спать у его двери.

Я старался сделать речь об этом красивой, но все, что выходило, было поспешным, уродливым и правдивым, словно выстроганным. Почему честность всегда выходит с такими кривыми углами, и только ложь умеет литься сахарным сиропом?

Например, ложь Нелеллу… К сожалению, наверное, я никогда не смогу забыть его сладких фраз, нашептанных в самое ухо. Но я все бы отдал, чтобы смочь.

Мое ожидание не увенчалось успехом до окончания лета. Я повторял про себя «не может не приехать», словно мантру, и лишь это сдерживало от жестких необдуманный действий. В сентябре же пролился первый для меня луч солнца. Приехал мужчина с черными, густыми усами и лысой головой, приехал мужчина, которого когда-то я видел гостем в доме господина.

Конечно, он меня не узнал, да и я даже имени его не помнил, а может, и не ведал вообще никогда. Но это было хоть что-то.

В его честь не закатили пир, не пригласили танцоров и не открыли большой зал. Все проходило в зале малом. Столы ломились от еды, слуги метались, а я сидел по левую руку от Нелеллу, в то время как мужчина с черными усами восседал по правую руку от короля. Наевшись баранины до тошноты, запив ее вином до краев, я замер в ожидании чего-то более скорого, чем приезд господина. И я действительно дождался, когда мужчина откланялся наконец и в полупьяном виде сообщил о намерении направиться в предоставленные ему покои. Он прихватил с собой слугу, и я вскочил, собираясь его догнать. Нелеллу тщетно пытался меня удержать за рукав, но я дернулся с такой силой, что тот мог остаться без конечности.

— Милорд, — обратился он к нему, так, как слышал, обращаются другие. — Милорд, мне надо с вами поговорить.

— М-м-м-м? — он развернулся ко мне и встал, покачиваясь. — Слушаю-с.

— Вы ведь знаете господина Ореванара, господина Главного Советника?

Милорд прыснул с пьяного смеху в свои усы:

— Ну конечнос. Кто же его не знает-с.

Слуга, видно привыкший и интригам и тайным разговорам, отстал на несколько шагов и старался держать эту дистанцию.

— Пожалуйста, позвольте спросить, как у господина Ореван…

— Господин Ореванара, господина Ореванара! — эта старая пьянь меня передразнила и прыснула со смеху еще раз. — Что ж ты называешь его так, мальчишка? Был я у него недавно-с, да, довольный ходит, но, как всегда, не улыбается… Что за человек этот советник! — засмеялся и отмахнулся, стоять ему было уже тяжело, он покачивался, словно намеревался затанцевать. — Приедет скоро, ага-с, — и с этой удивительной фразой он запал назад, словно облокотился на стену, но стены не было. Я успел его подхватить, и слуга сразу же оказался рядом: