Три степени свободы (СИ) - "Vavilon V" - Страница 18

Все еще задыхался и кричал, пытался до последнего пробудить в нем то, что однажды уже пробуждал. Некое сострадание, интерес к дальнейшему… Что-то такое, свойственное господину, что он иногда проявляет, что-то такое, что однажды спасло уже мое существование.

Я тянул к нему руки, но получал за это толчки, пинки, пыхтение стражников, удерживающих меня от погони за господином… Их сила, их старание, то, как они хотели уберечь господина Ореванара от меня….

Дверь закрылась. Я так и не смог прорваться.

*

«Ну признайтесь, вы ведь будете по нему скучать? И даже не думайте отрицать!»

— Господин! Господин? это ведь не правда! Вы ведь не продали меня! Это ложь! Господин! Пожалуйста, скажите, что это ложь!

«Вы, должно быть, шутите, мой принц…

— Почему же? Он ведь был вашим, а вы для него всем. Разве мы не расстраиваемся, когда приходится расставаться с людьми, для которых мы — это мир?»

— Господин, я умоляю вас! Пожалуйста, не продавайте меня! Я прошу! Я умоляю, господин!

«Людьми? Тилла зверь, и вам лучше знать, помнить… С этого момента помнить об этом.

— Я буду помнить, только и вы не забывайте, что продали… Предали его. Ведь это предательство, хотя бы не отрицайте этого».

Принц говорил так, будто мне не все равно. Будто была причина, по которой я его оставил у себя, будто бы была причина, по которой я должен буду скучать. Я уходил, и его вопли резали уши…

— Господин, пожалуйста! Я умоляю! Господин! Господин! Господин!..

Зверь кричал так, будто я и правда предал его. Но я не предавал, потому что предательство невозможно между людьми, ничего не значащими друг для друга. Тем более когда один из них даже не человек в полном смысле этого слова.

Наконец, дверь закрылась, я больше не слышал его криков, но душное «Господин!» гулко повторялось в голове. Что я тогда чувствовал помимо этого? М-м-м, да ничего, абсолютно ничего.

*

Нелеллу сжимал мои пальцы, переплетенные с его, и не спускал с меня глаз.

Тело еще трясло, иногда нападала лихорадочная дрожь, но сердце понемногу приходило в чувство… Чувство ярости. Я ненавидел всех. Ненавидел всех, начиная с Нелеллу и короля, и закачивая каплей пота, выступившей на лбу возницы. Ненавидел пыль под ногами лошадей, ненавидел влажную ладонь принца. Я ненавидел небо над головой и проклинал солнечный свет. Воду, воздух, само существование… Не осталось ничего, кроме боли, которая, по своему обыкновению, перетекла в тоску.

Я прикрыл глаза, желая представить лицо господина, но видел только его спину. Как тогда, в самом начале… Он смотрел в окно, а я сравнивал его со статуей. Кто же знал, что статуи умеют уходить…

— Он предал тебя, — прошептал Нелеллу, — ненавидь его. Будет легче, если ты станешь его ненавидеть.

Будто бы этот человек что-то понимал! Будто бы он был там, в доме, вместе с нами все эти годы и мог теперь раздавать советы.

— Вы ничего не знаете, — я безуспешно попытался вырвать руку. — Я ненавижу его с тех самых пор, как увидел. С тех самых пор, как он оставил меня, как дал мне имя.

— Вот как? — принц усмехнулся. — Почему же это?

Потому что полюбил так сильно, что больше ничего не видел, ничего вокруг больше не имело значения. Я оставил свой дом, свой лес, свою настоящую жизнь в погоне за холодной, расчетливой красотой. Я оставил все ради магической чистоты и правильности. Ради той сказки, которую придумал себе, смотря из-за тени деревьев на совершенный дом.

Выструганный, закаленный по всем законам, чистый и жесткий хозяин этого дома, правитель выдуманной сказки… Ради него я кинулся в пучину другого мира, желая обладать самым белым и холодным цветком, который никогда бы не вырос в лесу.

Да, это была магия первой встречи, когда смотришь на кого-то и преклоняешь колени.

— Господин сломал меня уже тогда.

— Глупый, — он наконец отвернулся. — Нужно держать тебя как можно дальше от него, — он сжал мою руку сильнее, будто и правда рассчитывал и верил, что получится… Будто могло вообще получиться, ведь все, чего я желал, — это вернуться и вернуть. И главное, развернуть господина к себе лицом и, если надо, преклонить уже его колени.

Но в тот день я только уезжал и удалялся от цели, и не было ни единой возможности это изменить.

В тот день.

========== Степень вторая. Поиск. Глава 1. Мертвая весна ==========

— Ты только посмотри, как они завяли, какими уродливыми и серыми они стали… — он подошел к трупам былого ближе, а я все гадал, держится ли его рыжая голова на чем-то большем, чем жилистая шея. — Просто прах. Цветы — это не более чем временность, Тилла. Надеюсь, этому я тебя научил… Просто прах, просто гниющая и пахнущая красота.

— Да, Нелеллу, — ответил я и осознал, что нет, все-таки не держится. Раз цветы — это близкая кончина, то Принц… обычная рыжая тыква. Я действительно осознал, что не держится… И взялся за нож.

Замок — это кривые массивные темные стены и ничего более. Замок — это духота и одновременно прохлада стен. Замок — это свистящий ветер через щели и развалины с северной стороны. Замок не походил на тюрьму, но и свободным я там не был. Все то время, что я пробыл в нем, ни разу ни смог к нему проникнуться, ни разу не ощутил себя своим, но в конце концов смог им притвориться.

Мне не хотелось бежать, потому что, по сути, было некуда. Возвращаться в лес не имело смысла по той причине, что к господину Ореванара это меня ближе не сделало бы, к господину Статуе, к господину Белого Цвета… Как только я его не называл, лежа в не успевшей остыть постели и не желая засыпать. Возвращаться в Дом также не имело смысла, уже потому, что там не только не примут, но еще и вернут принцу.

На каких правах я был в Замке, я до сих пор еще не понимаю, а уж тогда не имел вообще никакого представления. Меня просто поселили в светлой комнате на втором этаже. Там, где солнце проникает раньше всего с рассветом и уходит еще задолго до заката. В комнате не было ничего лишнего и ничего, чем бы я мог поранить себя. Или его.

Меня сторонились, обо мне знали. На меня поглядывали и мне же оставляли дурацкую одежду с камнями. Тяжелая и броская, господин Ореванара никогда бы меня в такую не нарядил, но Нелеллу настаивал. Я завтракал в зале, сидя рядом с принцем, а после уходил исследовать окрестности, практически не разговаривал. И настал момент, когда Нелеллу это надоело…

— Ты занимаешься самоуничтожением, и ради чего?! — зашипел он, словно кот. — Ради того, кто тебя не вспоминает, ради того, кто заботился о тебе меньше, чем о грязи под ногтями, ради того, кто…

— Замолчи! — слушать это я не собирался, но Нелеллу схватил меня за руку, схватил жестко, лишь бы я продолжал слушать его:

— Ну сколько ты с ним прожил?! А я знаю его с рождения! Каллис не достоин твоих мыслей о нем! Ни единой! Скупой, черствый, расчетливый и даже не холодный, нет… Он не холодный…

«Каллис»… Так просто Нелеллу назвал господина Ореванара, и это отрезвило. А ведь для него он и правда был просто «Каллис»… Просто советник отца. И это звучало почти как «просто никто».

— Он не холодный, Тилла, он пустой, — произнес Нелеллу ту, ставшую позже роковой, фразу и добавил шепотом: — А пустоту любить нельзя.

— Не холодный, не пустой! — я толкнул его, и кулаки зачесались. — Ты не понимаешь и не чувствуешь его, а я…

— А ты ошибаешься, чувствуешь то, чего нет. Он уже имени твоего не помнит… Лица твоего среди слуг своих не отличит. Хочешь историю? — И не дожидаясь ответа, он продолжил, хищно и злобно улыбаясь: — Мне было лет восемь, Каллис был в замке, мы вместе с моим отцом и еще парой зазноб отправились в город. Я до сих пор помню его смиренно покачивающуюся фигуру, маячившую впереди. Его гордую спину и поднятый подбородок, словно король на самом деле он. Его редкие, медленные речи с острыми словами. И чем дальше в город мы заходили, тем недружелюбнее попадались люди. Стрела оказалась в горле его лошади, и с тяжелым всхлипом она упала на колени прямо под ним. Я так злорадствовал в душе, когда на моих же глазах этот бастард опустился. Но, знаешь, любой в этой ситуации испугался бы, побежал за спины стражников, но не он, нет. Он так и сидел на умирающей и брыкающейся лошади, и его осанка не изменилась. Вообще не дрогнул. Человек в грязном плаще оказался рядом с Каллисом намного раньше охраны, и он его закрыл. Вторая стрела пробила этому человеку голову, хотя это могла быть голова Каллиса. Дальше уже были стража, щиты, защита. Но ты знаешь, как человека этого он отблагодарил? Никак. Когда отец спросил, какие почести Каллис хочет представить умершему, тот ответил, что умершему почести ни к чему.