Вечность. В поисках окончательной теории времени - Кэрролл Шон - Страница 18

Вселенная — очень простое место. Да, она действительно содержит сложные вещи, такие как галактики, выдры и федеральные правительства, однако если исключить всевозможные локальные особенности, то на очень больших масштабах Вселенная практически везде одинакова. Ничто не иллюстрирует этот факт лучше космического реликтового излучения. В каком бы направлении мы ни посмотрели на небо, мы увидим микроволновое фоновое излучение, которое выглядит абсолютно так же, как излучение объекта, невозмутимо сияющего при некоторой фиксированной температуре — физики называют это излучением абсолютно черного тела. Однако в разных точках неба температура немного различается; в зависимости от направления разница может составлять до 0,001 %. Такие изменения температуры называются анизотропиями — это крохотные отклонения от температуры фонового излучения, которая в целом почти одинакова по всем направлениям.

^{Рис. 3.2. Температурные анизотропии реликтового излучения, измеренные космическим аппаратом NASA под названием Wilkinson Microwave Anisotropy Probe («Детектор анизотропии реликтового излучения Вилкинсона»). В темных областях температура чуть ниже средней, а в светлых — чуть выше. Для того чтобы разница была более очевидной, контрастность этого рисунка пришлось сильно повысить.}

Эти отклонения температуры от среднего значения отражают небольшие различия в плотности материи в разных местах ранней Вселенной. Заявление о том, что ранняя Вселенная была однородной, — это не просто упрощающее допущение; это поддающаяся проверке гипотеза, правильность которой подтверждается реальными данными. В крупном масштабе Вселенная и сегодня однородна. Однако для того чтобы утверждать это, необходимо взять действительно очень большой масштаб — 300 миллионов световых лет или около того. На более мелких масштабах, таких как размер галактики, или Солнечной системы, или вашей кухни, Вселенная, конечно же, состоит из сплошных неровностей. Но так было не всегда. В начале времен даже на самых мелких масштабах наблюдалась поразительная однородность. Куда же она делась?

Ответ кроется в гравитационной силе, которая выкручивает ручку регулировки контраста нашей Вселенной. В областях, где материи чуть больше, чем в среднем по Вселенной, действуют силы гравитации, притягивающие объекты друг к другу; из более разреженных областей материя растекается, стремясь к более плотным. Благодаря этому процессу — эволюции структур во Вселенной — крохотные изначальные флуктуации в реликтовом излучении превращаются в галактики и структуры, которые мы наблюдаем сегодня.

Представьте себе, что мы живем во Вселенной, очень похожей на нашу и с таким же распределением галактик и кластеров, только эта Вселенная не расширяется, а, наоборот, сжимается. Можно ли утверждать, что по ходу сжатия этой воображаемой Вселенной галактики в ней станут сглаживаться, создавая однородную плазму, которую можно наблюдать в прошлом нашей настоящей (расширяющейся) Вселенной? Вовсе нет. Ручка регулировки контраста все равно будет поворачиваться в сторону увеличения, несмотря на сжатие Вселенной, а черные дыры и другие массивные объекты будут втягивать в себя вещество из окружающих регионов. Рост структур — это необратимый процесс, который естественным образом происходит по мере того, как мы двигаемся в будущее, и не зависит от того, расширяется Вселенная или сжимается; он соответствует увеличению энтропии. Таким образом, относительная однородность ранней Вселенной, которую превосходно иллюстрирует изображение реликтового излучения, отражает низкую энтропию тех далеких времен.

Как только вы соглашаетесь с идеей о том, что наша Вселенная, по сути, однородна и расширяется с течением времени, модель Большого взрыва начинает казаться вполне достоверным отражением реальности. Всего лишь отведите стрелки часов назад, и вы вернетесь к горячему плотному началу. Принципиальную основу концепции расширяющейся Вселенной сформулировал в конце 1920-х годов Джордж Леметр, бельгийский католический священник, который, до того как получить степень доктора наук в Массачусетском технологическом институте, обучался в Кембридже и Гарварде.[43] (Кстати, несмотря на очевидный соблазн, Леметр, окрестивший начало Вселенной «первоатомом», не стал делать никаких теологических выводов из сформулированной им космологической модели.)

Однако модель Большого взрыва демонстрирует любопытную асимметрию, которая, впрочем, теперь уже не должна нас удивлять: кардинальное отличие времени от пространства. Идею о том, что материя на крупных масштабах однообразна, можно развить до «космологического принципа»: во Вселенной нет никаких «особенных» мест. Однако очевидно, что особенное время во Вселенной все же имеется: это момент Большого взрыва.

Некоторые специалисты по космологии, работавшие в середине прошлого столетия, считали такое явное неравенство — пространство однообразно, а время неоднородно — серьезным недостатком модели Большого взрыва и поставили себе целью разработать альтернативную модель. В 1948 году три ведущих астрофизика — Германн Бонди, Томас Голд и Фрейд Хойл — предложили модель стационарной Вселенной.[44] Их теория базировалась на «идеальном космологическом принципе» — утверждении, что во Вселенной нет ни особенных мест, ни особенного времени. В частности, они утверждали, что Вселенная в прошлом не была ни горячее, ни плотнее, чем сегодня.

Пионеры теории стационарной Вселенной (в отличие от некоторых более поздних последователей) не были дремучими чудаками. Они знали, что Хаббл установил факт расширения Вселенной, и учитывали полученные им данные. Так каким образом Вселенная может расширяться, не разрежаясь и не остывая? Согласно теории стационарной Вселенной, в пространстве между галактиками происходит непрерывное рождение новой материи ровно в таком количестве, чтобы компенсировать расширение Вселенной (на самом деле много и не надо: примерно один атом водорода на кубический метр каждый миллиард лет, так что не стоит опасаться, что ваша гостиная может внезапно переполниться материей). Рождение вещества происходит не само по себе; Хойл изобрел новый тип поля — C-поле, которое, как он надеялся, объяснит фокус с новым веществом, однако его идея так никогда и не завоевала популярности среди физиков.

С нашей пресыщенной современной точки зрения модель стационарной Вселенной производит впечатление некой сверхструктуры, базирующейся на весьма хрупких философских допущениях. Но точно так же выглядели многие великие теории до того, как столкнуться с суровой действительностью реальных данных. Формулируя общую теорию относительности, Эйнштейн определенно опирался на собственные философские предпочтения. Однако в отличие от общей теории относительности модель стационарной Вселенной не выдержала проверки фактическими данными.[45] Последнее, чего можно ожидать от модели, в которой температура Вселенной остается постоянной, — это объяснения реликтового излучения, явно указывающее на горячее начало. После того как Пензиас и Уилсон обнаружили фоновое микроволновое излучение, поддержка теории стационарной Вселенной быстро сошла на нет, хотя небольшая гвардия убежденных последователей по сей день продолжает изобретать самые замысловатые способы избежать наиболее логичных и очевидных способов интерпретации данных.

Как бы то ни было, размышления о модели стационарной Вселенной заставляют по-настоящему прочувствовать ошеломляющую природу времени в модели Большого взрыва. Несомненно, в космологии стационарной Вселенной точно так же существует стрела времени: энтропия безгранично увеличивается в одном и том же направлении, сейчас и во веки веков. Однако если взяться за дело серьезно, то станет очевидно, что проблема объяснения низкой начальной энтропии в стационарной Вселенной бесконечно тяжела. Какими бы ни были начальные данные, они должны быть наложены бесконечно давно в прошлом, и энтропия любой системы конечного размера на сегодняшний день была бы бесконечно велика. Задайся космологи целью достоверно объяснить низкую энтропию ранней Вселенной, модель стационарной Вселенной моментально потерпела бы крах.