Выбери любимый жанр

Кто такая Журавлина - Драбкина Алла - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Драбкина Алла

Кто такая Журавлина

Алла ДРАБКИНА

КТО ТАКАЯ ЖУРАВЛИНА?

Из повести "Записки бывшей двоечницы"

Вы думаете, легко быть двоечницей? Трудно. Потому-то я уже не двоечница, а только бывшая двоечница. Попробовали бы вы плохо учиться при такой старосте класса, как наша Журавлина! Да лучше сразу отличником стать, только бы не выслушивать её нотаций.

Двоечником быть нельзя, это огромное унижение. Когда была двоечницей, так меня даже по имени никто не называл, только и слышишь: Самухина да Самухина. Зато теперь все зовут меня просто Ритой. Но мой путь к исправлению был очень труден и заслуживает отдельной драмы. Сейчас я к этой теме ещё не готова, поэтому в качестве пробы пера напишу несколько историй, которые произошли у меня на глазах с моими одноклассниками. Ведь это гораздо более скромно - писать о других, а не о себе. Тем более что о себе я уже писала в классную стенгазету. Это было как раз перед прошлым Новым годом... Подошла ко мне Журавлина и говорит:

- Самухина, напиши стихотворение про двоечников, только себя тоже не забудь.

- Это нескромно - писать про себя, - говорю я ей.

- В порядке самокритики это даже более чем скромно, - ответила Журавлина.

И я написала стихотворение к картинке, которую нарисовал Сашка Терещенко. Вот что я написала:

Что за весёлый хоровод!

И кто ж тут веселится?

Тяжеловес Бурляев тут.

Весёлые девицы.

Самухина и Гольдберг тут...

О чём же все они поют?

О том, как весело живут

И двойки получают.

А кто же вырастет из них?

Никто того не знает.

Сами понимаете, что после того как вывесили стенгазету, ко мне подошёл Бурляев и сказал, что я, как видно, забыла вкус его кулаков. Напрасно я старалась объяснить ему, что я и про себя написала тоже. Это не возымело на Бурляева своего действия. Уже тогда я поняла, насколько труден путь двоечницы, и решила тогда уже свернуть с этого пути.

Конечно, моё решение было подкреплено действиями Журавлины, потому что теперь она, почувствовав мою слабинку, начала без конца добывать мне общественные задания, посредством которых я ссорилась со всеми двоечниками, да и сама с собой тоже. Одна Рита Самухина, вместо того чтоб готовить домашнее задание, каталась на коньках, а другая Рита Самухина в это же время сочиняла сама на себя стихи:

Огоньки кругом, огоньки...

В голове ж её - темнота...

Я каталась на коньках и представляла, как Терещенко нарисует меня в газете: с красным носом, с косицами в разные стороны и еду я будто бы не на коньках, а на двойках.

"Великолепные стихи", - хвалила меня Журавлина.

Я была польщена её похвалой, но и насмешку чувствовала тоже. Из-за этого я стала худеть и таять, пока не махнула рукой на своё занятие двоечницы и не попросила у Журавлины помочь мне по математике и по русскому. Только этого она и ждала. Она стала являться ко мне домой, как на дежурство. Она гудела своим басом на всю нашу квартиру, и когда она уходила домой, мне всё слышался её бас, он снился мне по ночам, я вскакивала в холодном поту и на вопросы мамы отвечала, что мне слышатся голоса. Мама свела меня к врачу, и я всё ему рассказала, и он пришёл к выводу, что единственный для меня путь выжить - начать учиться и слушаться Журавлину.

Вот что произошло со мной, а ведь я человек со стальными нервами и редким самообладанием. Ну вот, я чувствую, что всем уже стало интересно, что же за личность эта самая Журавлина.

Журавлина у нас уже в четвёртом классе появилась, когда мы все были пионерами. А Журавлина пионеркой не была, она до этого училась в деревенской школе, а там в пионеры принимали только с четвёртого класса.

Форменное платье на Журавлине было длинное, рукава, как в наряде Пьеро, закрывали руки. Лицо какого-то кирпичного цвета, будто она давно не мылась, вот какое тёмное было лицо, да ещё глаза - светло-серые, будто подчёркивали, что Журавлина неумытая. А на физкультуре так совсем смешно на неё смотреть было. Ноги до коленок тоже тёмные, бронзовые, будто она ими глину месила, и кисти рук тёмные, а всё остальное - белое. Кокорева тут же обрадовалась, что в классе появилась такая неряха, над которой необходимо взять шефство...

Что это я всё пишу Журавлина да Журавлина? Тогда её ещё звали по фамилии - Петрова. Это уж потом прозвали Журавлина, когда на уроке рисования Исидор Семёнович показал рисунок, где была изображена клюква, и спросил, как называется такая ягода. Петрова ответила:

- Ет-та Ягодина называется "журавлина"...

Мы все так и покатились со смеху, только Исидор Семёнович чему-то ужасно обрадовался и сказал:

- Чего смешного? Это старинное русское название клюквы. Видите, дети, как изобретателен русский народ? В одном названии ягоды названо сразу и место, где ягода растёт - ведь журавли живут на болотах, - и птица, которая этой ягодой питается. Ну-ка, пофантазируйте, дети, и нарисуйте мне не обычную ягоду клюкву, а журавлину...

Ох и понарисовали же мы! Я, помню, так вообще журавля с четырьмя ногами нарисовала, а Кокорева расплакалась и сказала, что знает, как надо рисовать клюкву, но понятия не имеет, что такое журавлина.

- Эх вы, а ещё смеётесь, - грустно сказал Исидор Семёнович.

С приходом Журавлины в нашем классе стало ужасно весело, потому что всё на свете она делала не так. Вот читает она, например, стихи:

...Скажи-ка, дядя, ведь ня да-ром

Москва, спалённая пожаром,

Хранцузу отдана...

- Горе ты моё, - говорит наша молодая учительница Зоя Петровна, - ну где ты видишь "ня да-ром"? Где ты видишь "хранцузу"?

- Я сызначала прочитаю... - басом гудит Журавлина.

И читает точно так же. Мы все в восторге, потому что один её голос уже ни на что не похож. Такой басище! Просто удивляешься: как из тощей девчонки может выходить такой голос? На каждом уроке мы только и делали, что кричали: "Зоя Петровна! Спросите Журавлину!"

Двоек Журавлина не уважала, это было заметно сразу. На каждое замечание она отвечала таким горьким взглядом, что становилось её ужасно жаль. Но старания её вначале ни к чему не приводили. Мы знали, что она очень старалась, она так и заявляла учителям: "Что я, ленюга какая, что ли? Всю ночь стишок учила, тёте Мане его шесть раз прочитала, а вы мне опять двойку!"

Старалась она, конечно, вовсю, но Зоя Петровна в это почему-то не верила.

- Тебя, Петрова, просто вызывать к доске невозможно, ты только и способна всех смешить.

- Дык нет же, Зоя Петровна! Я и правда старалася, ды вот только ничаво не выходит.

Журавлина не понимала, почему после этой фразы все веселятся ещё больше.

Но потом всё изменилось. Вот как это произошло. Мы писали сочинение на тему "Летом в деревне". Все написали про ловлю бабочек, про купание и сбор грибов. А вот Журавлина... "Сперьва" она возила "назём" на быке Григории, потом "дёрьгала" лён, потом ходила "за грибам" и "грабила" сено. Зоя Петровна прочитала вначале сочинение Кокоревой как образец хорошего стиля и художественности, а потом сочинение Журавлины как образец неграмотности.

- Так что вряд ли мы сможем принять в пионеры Петрову. Её успеваемость оставляет желать лучшего, - сказала Зоя Петровна в заключение.

Мы все хохотали как сумасшедшие и не заметили, что Журавлина собрала свои книжки и направилась к выходу.

- Ты куда пошла? - спросила Зоя Петровна.

- Домой.

- Как это - домой?

- А вот так это. Нечего мне тут делать, коли вы тут все разум потеряли. Чо меня хаить? Чо я работаю, а не мяклишей летом ловлю? Чо я назём вожу, а не прохлаждаюсь? Так ить хлеб без назёма с земли не пойдёть!

- Не пой-дёть!!! - повторили мы, взвыв от восторга.

- Бросьте смеяться! - прикрикнула на нас Зоя Петровна. - Ничего смешного не вижу. А тебя, Петрова, я не за содержание ругаю, а за грамматические ошибки. Садись на место и слушай, как я буду эти ошибки разбирать.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы