Секретный рейс - Брукс Майк - Страница 8

— Я такой работой больше не занимаюсь, — возразил Дрифт и с гордостью отметил, что голос у него не дрожит.

Он уловил едва заметное напряжение в позе парня по имени Маркус. Да, у этого спусковой крючок сработает — только пальцем шевельни, можно не сомневаться. Одно очевидно — сообщники у Келсьера стали опаснее.

— Я слышал, — сказал Келсьер и улыбнулся уголком рта. — Смерть вообще несколько снижает шансы найти работу. Но ты–то, я смотрю, еще хоть куда! Не настолько мертв, как все думали и надеялись. Ну, — тут же поправился он, — почти все.

Он сделал еще глоток, снова поставил чашку и пренебрежительно махнул рукой при виде строптивого выражения на лице Дрифта.

— Да расслабься ты, не сиди так, как будто у тебя запор. Я и сам такой работой больше не занимаюсь.

— Серьезно?

Дрифт всегда гордился своим умением сохранять бесстрастный вид в напряженных ситуациях, а тут не сдержал удивления. Но мгновенное облегчение, охватившее его, почти тут же сменилось непрошеными предательскими сомнениями.

— Новости не смотришь, значит? — спросил Келсьер. Вопрос был, в сущности, риторический. — Да и то, зачем тебе? Галактика большущая, за всем не уследишь, а уход от дел одного старого европейского политика вряд ли занял много эфирного времени. Даже если причиной тому была коррупция.

Он изобразил кавычки — искусственные полированные пальцы шевельнулись синхронно с живыми, слегка распухшими в суставах.

— Коррупция? — переспросил Дрифт, повторив жест.

Улыбка у Келсьера стала совершенно волчьей.

— Ну, должны же они были как–то объяснить мой уход со сцены, как ты думаешь? — Он кашлянул, нахмурился и глотнул еще чая. — Знаешь ли, у меня и правда график. Спросил бы, как ты живешь, но мы же оба понимаем, что все это притворство ни к чему, когда речь идет о деле, и, если у тебя есть хоть какой–то разум, ты и сам догадываешься, что я о тебе знаю достаточно, раз уж сумел выследить.

Ледяные голубые глаза поднялись на Дрифта и пронзили его острым взглядом.

— Мне нужен контрабандист.

— Вот как…

— Точнее, — сказал Келсьер, когда стало ясно, что от Дрифта больше ничего не дождешься, — мне нужно, чтобы ты для меня кое–что провез кон трабандой.

— Почему я?

— Потому что и тут и там, везде и всюду ходят упорные слухи, что ты чертовски крут в этом деле, — просто ответил Келсьер. Усмешка снова мелькнула на секунду, мимолетная, как падающая звезда, когда он увидел выражение лица Дрифта. — Я уже сказал, что теперь у меня работа иного характера. Самые разные контакты в самых разных сферах. Эти люди считают, что на тебя можно положиться, насколько вообще можно положиться на вора, контрабандиста, торгаша, охотника за головами и бог знает кого еще. Лично я бы, пожалуй, задумался, сколько ярлыков поместится у тебя на лбу, ну да ладно, лоб–то твой. — Он фыркнул. — Мне нужно доставить груз по адресу — в Амстердам, на Старую Землю, в строго определенное время, в строго определенный день.

— А почте, значит, не доверяешь? — сухо осведомился Дрифт.

— Ты должен суметь уклониться от любого таможенного контроля, — продолжал Келсьер, словно не слышал, — имей в виду: любого. Груз должен прийти по адресу в нужный день и час, и чтобы никто, кроме твоей команды, в глаза его не видел, пока не передашь из рук в руки. — Он прищелкнул языком. — Не смотри на меня так, Икабод. Да, я перевожу в Европу контрабанду. Я больше не министр, и, хотя у меня имеются кое–какие новые ресурсы, и довольно любопытные, прежние я частично подрастерял. Если бы я мог послать этот груз дипломатической почтой и быть уверенным, что он дойдет по назначению, я бы так и сделал, но не могу, поэтому вынужден идти сложным путем. Тебе нужно будет…

— А тебе не кажется, Николас, что ты немного торопишься с выводами? — перебил Дрифт.

Выражение лица Келсьера почти вознаградило его за недавнее унижение — похищение на улице и разоружение под дулом пистолета.

Старик закусил губу.

— Как это?

— Ты сказал, что хочешь меня нанять, — тихо ответил Дрифт. Даже не так ты сказал, что нуждаешься в моих услугах.

— Ты хорошо поработал на меня когда–то, во всяком случае, до того прискорбного инцидента в системе Нгуены, после которого, очевидно, решил выйти из игры, — проскрипел Келсьер, — и мои источники сообщают, что твоя команда и твой корабль вполне подходят для этой работы. В чем проблема?

— Проблема в том, что я не давал согласия, — сказал Дрифт, настороженно наблюдая краем глаза за парнем но имени Маркус. — Есть работа, а есть рабство, это разные вещи, знаешь ли.

Келсьер поставил чашку, соединил кончики пальцев металлические с живыми — и взглянул поверх них на Дрифта. Дрифт усилием воли заставил себя не отводить глаз.

— Я знаю, что это вещи разные, — сказал Келсьер, и голос у него вдруг сделался ледяным — даже прежнего суховатого юмора не осталось. — Буду тебе признателен, если ты оставишь попытки меня поучать. У меня есть много способов убедить тебя, что эта работа в твоих же интересах, Икабод. Во–первых — и давай не будем делать вид, что не замечаем, так сказать, слона в комнате, — факт есть факт: по левую руку от меня сидит человек, которому я могу приказать тебя убить, и ты умрешь — на землю упасть не успеешь. Он это и с табуретки может.

У парня по имени Маркус дрогнули губы. Дрифт посверлил его глазами и снова переключил внимание на Келсьера. Никогда не смотри на пушку — смотри на человека, который держит пушку в руках.

— Не такие пробовали.

— Не такие? Сомневаюсь, — твердо ответил Келсьер. Пару секунд глядел на Дрифта, затем вздохнул. — Ну ладно. Маркус?

Маркус не шевельнул ни одним мускулом, но его лицо вдруг резко изменилось в ослепительной разноцветной вспышке: деформированный череп, изображенный в ядовитых, кричащих неоновых красках, плод какого–то извращенного воображения; прежде всего бросалась в глаза безумная кривая ухмылка с оскаленными клыками. Череп светился каких–нибудь полсекунды и тут же погас, но свое дело сделал: сердце у Дрифта заколотилось как бешеное. Это был электат, управляемая нервными импульсами подкожная электронная татуировка: некоторые банды использовали их вместо опознавательных знаков, некоторые правительства — вместо удостоверений, а кое–кто носил их и просто так, когда хотел сделать бодиарт, но считал невыгодным или глупым постоянно выставлять его на всеобщее обозрение. Однако вот этот конкретный электат был слишком хорошо известен. Печально известен, можно сказать.

— Человек, который смеется, — пробормотал Дрифт.

Маркус Холл, он же Человек, который смеется, едва заметно кивнул. Перед Икабодом Дрифтом сидел мужчина, имеющий славу самого страшного наемного убийцы в галактике, которого разыскивали все государственные конгломераты, а несколько корпораций назначили за него награду частным образом. Но несмотря на то, сколько денег обещано за его голову, Холл оставался жив и на свободе — вероятно, потому, что если ты знаешь, кто такой Человек, который смеется, и где он сейчас, то и он тоже наверняка знает, кто ты и где ты, а играть в эту рулетку желающих не находилось. Кроме того, Дрифт давно пришел к выводу, что, несмотря на все обещанные вознаграждения, ни одному правительству не хотелось убирать самого известного и квалифицированного киллера из игры окончательно — мало ли, вдруг когда–нибудь пригодятся его услуги.

Дрифт сглотнул и снова повернулся к Келсьеру.

— Если он меня убьет, я не смогу сделать для тебя эту работу.

— Так если ты все равно не собираешься ее делать, что я теряю? — пожал плечами Келсьер. — Но давай оставим это. Я не собираюсь лгать, Икабод, не собираюсь уверять, что ты мне как сын родной, но ты был надежным, пусть и не самым… удобным партнером в прошлом, и я к тебе в некотором роде привязался. Не хотелось бы оставлять тебя валяться в луже крови в провонявшем джином притоне на кармеллианской луне даже ради того, чтобы доказать свою правоту. Может, поговорим о чем–нибудь более приятном, например о тех возможностях, которые ты получил благодаря мне?