Моя любовь когда-нибудь очнется - Мартин Чарльз - Страница 10

Почти полтора месяца я мыл окна, вывозил мусор, красил стены, скоблил полы, приводил в порядок канализацию и водопровод, смазывал дверные ручки и петли, ставил новые столбы и заново натягивал проволоку. Немало времени я потратил на трактор – мне очень хотелось снова привести его в рабочее состояние. Звук его двигателя напоминал бы мне о Папе, но машина слишком долго простояла без дела под открытым небом, поэтому большинство шлангов и патрубков в двигателе и других системах просто сгнили или прохудились. Пришлось слить все рабочие жидкости, заменить свечи и прерыватель, купить и поставить новые шланги. В конце концов с помощью кувалды, неизвестной матери, и Эймоса, которому я время от времени звонил, чтобы посоветоваться, я все же сумел завести трактор и с тех пор наслаждался его басовитым урчанием.

Однажды по дороге в скобяную лавку я столкнулся с Мэгги. Мы вместе учились в старшей школе, но никогда не «встречались», как встречаются современные юноши и девушки. Сейчас, оглядываясь назад, я не могу не признать, что с моей стороны это было довольно глупо. Впрочем, в школе я был слишком занят: охотился, рыбачил, играл в футбол, так что времени на девушек – а если говорить откровенно, то и на учебу, – у меня совершенно не оставалось. Любовь к учебе пришла ко мне с большим опозданием. Любовь к женщине – еще позже.

Папа как-то сказал мне, что до того, как он встретил бабушку, у него было такое ощущение, будто его сердце – это сложная головоломка, в которой не хватает доброй половины фрагментов. Повстречав Мэгги, я сразу понял, что́ он имел в виду. Большинство моих знакомых мужчин любят описывать, какая у их жены фигура (с фигурой, кстати, у Мэгги все в полном порядке), но в ту, первую встречу меня больше всего поразили ее густые, как у Одри Хепберн, волосы, и глаза, как у Бет Дэвис.

После еще двух или трех «случайных» встреч в скобяной лавке я набрался храбрости и пригласил Мэгги на свидание. Будь я немного посмелее, то сделал бы ей предложение уже через пару недель, однако я отчего-то робел. В итоге мне потребовалось почти полгода, чтобы сделать решительный шаг. Я купил Мэгги кольцо, и мы поженились. В свадебное путешествие мы поехали на остров Джекил. Там мы много гуляли по берегу, смотрели на океанские волны и бросали в воду камешки. Именно тогда Мэгги убедила меня продолжить учебу. Вскоре я начал заниматься на вечерних курсах в филиале Южнокаролинского университета в Уолтерборо. После смерти бабушки и Папы я махнул на себя рукой, но Мэгги помогла мне выбрать якорь, поднять паруса и выправить курс.

Мне всегда нравилось писа́ть, а благодаря бабушке у меня это неплохо получалось. Можно даже сказать, это было единственным, что я умел делать хорошо. После окончания вечерних курсов меня приняли на первый курс, и я выбрал своей специализацией английский язык. Моей мечтой был диплом в области литературного творчества. Правда, для этого нужно было много трудиться, но я был уверен, что у меня все получится. Тогда мне казалось – это и есть мое призвание.

В течение первых трех лет учебы я написал несколько рассказов и разослал их в журналы, куда обычно посылают свои «шедевры» все, кто мечтает стать писателем. Я имею в виду «Сэтердей ивнинг пост», «Нью-Йоркер» и тому подобные. До сих пор у меня хранится папка с отказами, которые я получал с завидной регулярностью. Как только папка наполнилась, я перестал посылать свои рассказы куда бы то ни было.

Но Мэгги продолжала в меня верить. Как-то раз, когда я заканчивал последний курс в филиале Южнокаролинского университета, она распечатала несколько моих рассказов и отправила в Виргинский университет вместе с заявлением о приеме в магистратуру. По какой-то причине на этот раз ответ оказался положительным. Меня не только приняли в магистратуру, но даже обещали оплатить учебу и учебные материалы. До сих пор не знаю, в чем было дело: то ли администрации понравился мой стиль, то ли они поняли, что я не в состоянии заплатить за весь курс, но, как бы там ни было, деньги для меня нашлись.

Так мы с Мэгги выбрали новую цель, новую вершину, к которой следовало стремиться. В университет я вернулся в значительной степени окрыленный своей удачей, однако прошло совсем немного времени, и мои иллюзии развеялись как дым. Бабушка сумела привить мне любовь к литературе, к художественному слову, и я вообразил, будто мне удастся достичь в этой области каких-то особенных глубин или, если угодно, высот. Увы!.. Магистратура отнюдь не походила на маяк, который указывал бы мне путь к вершинам писательского мастерства. Если бы не профессор Виктор Грейвз – старый, скрюченный карлик, с оглушительным смехом, который скорее пристал бы напившемуся рома здоровяку-матросу, – я бы, наверное, не выдержал и послал подальше и магистратуру, и свою будущую диссертацию. Но Виктор взял меня под свое крыло и помог дотерпеть до конца.

Когда моя магистерская диссертация была готова, он уговорил меня не мешкая приступить к написанию докторской. Защититься я не особенно надеялся, но что мне оставалось? Я мог двигаться только в одном направлении – вперед. Я подал заявление и три недели спустя получил письмо, в котором администрация университета уведомляла меня о том, что тема моей диссертации утверждена и что я зачислен в докторантуру. Мэгги поместила это письмо в рамочку и повесила на стенку над моим столом, но, даже видя его собственными глазами, я долго не мог поверить, что подобное происходит со мной. Я?.. Учусь в докторантуре?.. Да нет, не может такого быть! Это чья-то неумная шутка. Такие парни, как я, не пишут докторских диссертаций! И все же в письме было ясно сказано, что университет заинтересован во мне и в моей работе, причем заинтересован настолько, что администрация снова готова была оплачивать мою учебу. И это было очень кстати, потому что без такой финансовой помощи я был бы вынужден отказаться от своей мечты. Но мне выделили стипендию, и я снова засучил рукава.

И снова мне на помощь пришел Виктор Грейвз. Благодаря ему в моей голове начал брезжить свет, и в конце концов я понял, насколько мудрым и дальновидным человеком была моя бабушка.

Конечно, нам с Мэгги приходилось нелегко. Мы снимали крохотную однокомнатную квартирку, или, точнее сказать, каморку, под самой крышей в доме рядом с университетским кампусом. Пока Мэгги обслуживала столики в студенческом кафе, я работал грузчиком в Единой службе доставки посылок[14]. Мои смены начинались рано утром, а Мэгги работала главным образом по вечерам, поэтому на протяжении двух с лишним лет моей учебы в докторантуре мы виделись разве что по праздникам и выходным.

Несмотря на поддержку Вика Грейвза, который продолжал помогать мне чем мог, довольно скоро я убедился, что моя бабушка знала историй гораздо больше, чем большинство специалистов-литературоведов способно прочитать за целую жизнь. Кроме того, она не только понимала художественные произведения глубже, чем они, но и обладала особым талантом: бабушка могла научить любого понимать их так же хорошо, как она сама. Такая способность действительно встречается редко: отнюдь не каждый человек, который что-то очень хорошо знает – или думает, что знает, – способен передать свои знания другим.

К сожалению, за лощеной внешностью и академическими манерами, за звучными титулами и научными степенями большинства моих преподавателей скрывались самые обыкновенные халтурщики, писатели очень средней руки, которые даже под дулом пистолета не смогли бы написать ничего достойного. Будучи начисто лишены какого-либо литературного таланта, они получали злобную радость, когда им удавалось погасить искру способностей в других. Мне не хотелось стать таким, как они, и я надеялся, что крестьянская практичность, которую я перенял от Папы, поможет мне передать будущим студентам бабушкин талант и защитить их от яда разочарования и цинизма, царящих в окололитературных и академических кругах.

Уволившись из Службы доставки, я начал преподавать английский на первом и втором курсах своего же университета. Мне нравилась работа в аудитории, нравилось читать лекции и общаться со студентами на семинарах. На занятиях я стремился прежде всего познакомить своих слушателей с чудом Слова, с могуществом Языка, и иногда мне казалось, будто я могу не только заинтересовать приходивших ко мне на лекции парней и девчонок своим предметом, но и раздуть кое в ком из них искру таланта. К сожалению, непрекращающиеся интриги, тайное соперничество и конфликты сделали мою преподавательскую работу довольно мучительной и едва не довели меня до бутылки. Говорят, что перо сильнее меча; от себя добавлю, что оно и в большей степени обагрено кровью.