Урамбо
(Избранные произведения. Том II) - Итин Вивиан Азарьевич - Страница 12

Тишина.

Петр. Ложь! Все ложь! (Быстро идет к выходу).

Премьер. Так спешите вложить ваши персты в еще свежие раны. (Беззвучно смеется)… Молокососы!

Входят, сталкиваясь с Петром, два других члена Революционного Совета: Кандид и Генкель. Позади них — наряд солдат.

Кандид. Петр! А мы тебя ищем по всему городу: замучили телефонистов… Там, брат, кутерьма.

Генкель. И кто это разблаговестил так скоро!

Петр. Кто? Кто опять против нас?.. Да сколько же у нас врагов? Когда конец…

Кандид (удивленно). Ты что… — боишься?

Петр(овладев собой). Ну, черт!

Кандид. На этот раз, брат, враги — вино и золото. Опасные ребята!.. Изголодались, брат. — Требуют, чтобы немедленно свершились обещанные Генкелем чудеса. Народ — всегда народ.

Генкель(нервно ходит взад и вперед). Шутить не время. Надо действовать!

Петр. Командир гаванского района — здесь?

Командир(выступая). Здесь!

Петр. Где твой отряд?

Командир. Я всегда вместе с ним, товарищ.

Петр. Проверить посты. Занять все выходы. В окна — пулеметы.

Премьер. Пулеметы?

Генкель. Нет! Я протестую: мы не…

Петр. Молчи! Я — командую армией. Я приказываю! (Командиру). Все ясно?

Командир. Есть! (Уходит).

Генкель. Но, пулеметы?!

Петр. Ну, предлагай тогда свой рецепт на спасение.

Генкель. Я… Я затрудняюсь… но надо обсудить!

Петр. Что там обсуждать. Мы в западне.

Молчание.

Кандид(увидев прекрасный портрет, едва слышно). А, легендарная! Так вот где я тебя нашел… (подходит ближе).

Генкель. Что же делать?.. Где выход?

Кандид. О ком поэты пели лучшие стихи, чьи страшные любовь и холод рождали огненные пытки творчества…

Петр(услышав). Кандид! (Отдергивает его).

Кандид. Взгляни, как прекрасен этот лоб, эти губы…

Петр. Проклятая приманка!

За сценой глухие короткие очереди пулеметов и неясный гул.

Премьер(подходя). Слышите?.. Уже!

Генкель. Да, да… Мы — подражаем императорским жандармам! Мы — избранные теми, кого сейчас пронизывают пули! Чем это все кончится?!.

Петр. Так отдадим дворец! Пусть грабят: сначала здесь, потом друг друга, пока, кто посильнее, не заберется снова на знакомый горб.

Генкель. Нет, — не то…

Петр. Что же, по твоему, есть — власть?

Премьер(повышая голос). Сегодня власти нет. И потому, кто не лакей черни, обязан все отдать, чтобы ее восстановить. Без власти государства нет! Гибель!

Кандид (насмешливо). А ну, послушаем старую крысу, — кто знает, как это сделать?

Премьер(бледнеет, но сдерживается). Я знаю.

Генкель. Почему же вы молчали?!

Премьер. Я говорил сегодня вашему коллеге (указывает легким кивком на Петра), что есть единственный выход из создавшегося положения, один способ восстановить власть. Необходимо было бы образовать коалицию из состава законного правительства и членов Революционного Совета… но ваша партия все предрешила принципиально и потому…

Генкель(поспешно). Что решено, то всегда можно перерешить.

Петр(бормочет, отражая крайнее напряжение мысли). Так вот в чем дело!.. Так… так… Внизу, под правой башней… (Вдруг, охваченный страшным вдохновением, бросается к задумавшемуся Кандиду). Кандид, ты — художник?

Премьер(все время не спускавший с них глаз, решительно подходит к Генкелю). Я вижу, вы дальновиднее других. Я хотел бы переговорить предварительно только с вами. (Отводит его в сторону. Они ходят по залу от авансцены вглубь. Слышатся отдельные слова: «Доверие масс»… «Синтез мудрости и силы»… «Народное государство» и т. п.).

Петр. Скажи, если бы тебе пришлось выбирать: либо должно погибнуть величайшее творенье знаменитого, признанного гения, либо умереть молодой, совсем еще неизвестный, художник?

Молчание.

Кандид. Святотатство убивать только нерожденное. Кто раз рожден, тот не умрет. Разбитая статуя для меня жива и будет вечно жить — во мне, в тебе, в бесчисленных воспоминаниях и копиях. Все мое искусство я отдал бы за жизнь одного ребенка. Лишь то, что убито вместе с гением, — никогда не воскреснет.

Петр(хватает его руку). Ты решил судьбу Мира!

Кандид. К чему эти головоломки?

Петр(быстро оборачивается, сталкиваясь с Премьером). А! — так ваше последнее слово, господин министр?

Премьер(все время, с нечеловеческой волей, владея собой). Пора перестать заниматься пустяками. Постреливая лишь в смельчаков, которые ближе других подходят к винным бочкам, мы только дразним зверя. Необходимо открыть настоящий огонь и рассеять чернь. (Молчание). Подброшенное полено гасит начинающий загораться костер… Но если б это сделали вы, толпа завтра же потребовала ваши головы. Я беру все на себя. Мы немедленно объявим, что это я, член новой власти, приказал стрелять. Они ко мне привыкли. Они простят или забудут, как сотни раз. И через день, ручаюсь, мы снова станем сильнейшим государством.

Генкель. Я согласен!

Молчание.

Петр(отвернувшись). А я, дурак, думал, что он хотел спасти солдатские жизни. Ах, дурак!.. (Командуя). Кто со мной — сейчас уходи!

Кандид. Идем.

Петр. Кто останется — погибнет, как предатель.

Группа у дверей быстро уходит. Генкель остается.

Премьер. Молокососы! (Генкелю). Теперь, скорее, идите на балкон, вот в эту дверь, и скажите, что товарищ Петр, он же жид Фишер, изменил, народу, что каждый, кто его встретит, должен убить на месте, что образована правительственная власть… Ну, да, идите же! Вы ведь считались у них лучшим оратором, — потому и попали в Совет…

Генкель машинально выходит. Премьер закуривает сигару, в усталую улыбку кривя тонкие губы, бормочет презрительно: «Молокососы». Садится в глубокое мягкое кресло, закидывая голову и вытягивается. Бесшумно вбегает Кандид, схватывает любимый портрет и скрывается обратно. В нише появляются Элен и Секретарь.

Секретарь. Дорогая… наконец-то!

Элен. Милый, как я соскучилась… (Объятья. Элен опрокидывается на подушки. Входит Генкель).

Премьер(поднимая голову). Ну, что?

Генкель. Я еще… Я подожду немного… Я еще ничего не сказал… Дайте мне успокоиться!

Премьер(уже с нескрываемой злостью). Да, выпейте воды! (Сует Генкелю графин). Пророки! Чуть ли не новой расой провозгласили себя, а куда вы годитесь? — потомки сифилитиков и пьяниц… (Повышая голос). Теперь вы не должны забывать, что я — глава правительства, в состав которого входите и вы. Я вам приказываю, господин министр, исполнить ваш долг. В такие минуты время не теряют… (Ободряя). Ну, — идите!

Генкель. Да, да… Что я должен сказать? Ах, да… пархатый жид! (берется заручку двери).

Элен(задыхаясь). Милый, милый…

Секретарь начинает осторожно поглаживать паутинный чулок. Мелькает полоска обнаженного тела. Вдруг непредставимый взрыв, огромный огненный смерч, поглощает сцену. И через миг — тьма, хаос, грохот. Потом, постепенно, наступает долгая тишина. В тумане осенней ночи появляются подводные светляки фонарей. Серые фигуры солдат бродят по каким-то неровностям; быстро и молча ищут, мелькают носилки санитаров. Когда бледный рассвет начинает рассеивать мрак, сцена оказывается загроможденной гигантскими обломками. Рядом спит смена солдат. Работающие солдаты иногда обмениваются негромкими возгласами: «Здесь»… «тащи»… «сюда»… и т. д. Утомление преобладает на всех лицах. Вдруг врывается резкий, ясный звук трубы. Солдаты мчатся на ее зов. Всюду крики: «Стройся!.. Стройся!.» Сцена быстро наполняется народом.