Путь познания (СИ) - "Freedom" - Страница 2

      Дверь захлопывается, и мы вновь остаемся вдвоем. Я надеюсь, что теперь, когда он ушел, все станет по-прежнему, игра оживет, но мама только грустно смотрит вперед и качает головой.

    - Пойдем домой, Дэвид. Отец прав.

    - А как же снеговик?

    - В следующий раз закончим. Идем, - она протягивает мне руку, и я хватаюсь за нее, как за спасательный круг. На полянке остается в одиночестве грустный одноглазый снеговик, с носом-шишкой. Еще и рот куда-то подевался.

    - А ведь когда-то он был добрый волшебником, - заговорщицки шепчет мама, снимая с меня мокрую куртку.

    Я не верю ей. Пусть мне всего четыре, но я уже не верю в чужие сказки. Только в те, что подсказывает мне собственное воображения. Иногда они кажутся такими настоящими, реальнее, чем обычная жизнь.

    - Правда, правда, - улыбается мама, целуя меня в левую щеку. - А теперь идем, я приготовлю тебе горячее какао.

     Через год родилась Лисса. Это было нечто особенное. Такой маленький, едва различимый в большой груди одеял живой комочек. Почему-то мне казалось, что это не живое существо, а просто кукла. Видя, сколько времени мама проводит с ней, видя оживление на ее лице, я обрадовался. Сейчас все станет, как надо.

     Не стало.

     Постепенно огонек в маминых глазах потух. Лицо снова стало каким-то опустошенным, уставшим. С каждым днем становилось все хуже. Иногда, заходя в большую комнату, мне казалось, что мама не узнает меня. Она смотрела прямо на меня, кивала, даже пыталась улыбаться, но не узнавала. Это было страшнее всего. Через несколько дней она вроде бы пришла в себя. Все ее руки были покрыты сиреневыми и желтыми синяками, на лице было несколько глубоких царапин, но она была живой. Спустилась на первый этаж, одела Лиссу и собрала коляску с вещами. «Идем, Дэвид. Прогуляемся немного в лесу!».

    Но я не стал радоваться. Это не навсегда. И правда, прошло всего несколько недель, и мама снова ушла в себя. Отец был очень зол, кричал, ругался, бил посуду и даже сломал стол в гостиной. А мама только сидела на кровати и пустыми глазами смотрела мимо него.

    Я уже тогда ужасно боялся его. Злой колдун не только мог заставить сказку испариться всего от одного слова, но также ударить, если я недостаточно расторопно отвечал на его вопросы или плохо выполнял свои обязанности.

    Но я все же подошел к нему тогда и схватил за руку. Он с силой вырвал ее, отчего я едва не отлетел к стене.

    - Чего тебе?

    - Когда мама вернется?

   В его лице что-то дрогнуло. Будто бы металлический стержень внутри сломался.

    - Мама не вернется, - наконец сказал он, и я увидел, как предательски задрожала у него нижняя губа. По-детски.  Это был единственный раз, когда он проявлял при мне слабость. Да небось уже и не помнит об этом, или думает, что я забыл.

    Но маме все же стало немного лучше. Помогли таблетки, выписанные врачами, так папа говорит. Тогда на кухне висела огромная доска - график, какие лекарства и когда нужно пить. Разноцветные пузырьки, пластинки: желтые, красные, голубые, квадратные, круглые...

    Чуда не произошло. Мама не ожила, но и не сидела больше целыми днями, уставившись в какую-то точку. Она ходила по дому, готовила пищу, стирала, убирала, гладила, помогала мне делать уроки, смотрела за Лиссой, но с каждым днем мне все больше хотелось найти у нее заводной ключик, вытащить его и увидеть, как она остановится, замрет и больше никогда не пошевелиться. «Это не моя мама, - хотелось закричать мне. - Верните мне маму!».

    Сон про елку - один из моих любимых. Пусть короткий, ничем не примечательный с виду, от него в душе становилось как-то тепло и спокойно.

    Конечно, об этом не говорят. Семнадцатилетний парень, бас-гитарист в молодой, но уже достаточно популярной группе, за которым ходят толпы поклонников, а особенно поклонниц, неоднократный победитель соревнований по дзюдо, не должен любить сны о какой-то там елке. Это, можно сказать, моя маленькая тайна. Как и все, что происходит в этом доме.

     Через два года после рождения Лиссы у нас в доме появилась Талита. Красивая мулатка с чисто европейскими чертами лица. Она хлопотала по дому, в то время, когда мама была на работе. Через несколько лет у нее родился сын, Андреас, такой же смуглый, как и она. Об этом никто никогда не говорит, но я знаю, что Андреас - мой сводный брат.  Я никогда не считал его своим братом, но все равно старался относиться к нему помягче. Изредка даже помогал ему. С Лиссой у нас совсем другие отношения. В детстве она частенько раздражала меня, ходя за мной по пятам и вечно надоедая своими глупостями. Уже позже я научился ценить ее. Не только я ей, она тоже была нужна мне. Мой собственный небольшой островок спокойствия в океане вечной бури. Сейчас ей тринадцать, хотя иногда мне кажется, что она ведет себя как тридцатилетняя. Лисса не только умна не по годам, но и очень талантлива. Она виртуозно играет на скрипке, рисует акварелью и пастелью, неплохо играет на гитаре и рояле.  По-моему, у нее вообще получалось все, за что бы она ни решила взяться. Гордость отца, в отличие от меня - непутевого сына.

       И я хорошо исполнял доверенную мне отцом роль.

       Вновь я очнулся уже в двенадцать. Таблетка подействовала, и мозг перестал искать дорогу наружу. Желудок тоже успокоился. Я чувствовал себя как нельзя лучше. Встал, потянулся, стянул через голову промокшую от пота футболку и вышел из комнаты. Мне хотелось немного побродить по дому, а еще неплохо бы выпить зеленого чая. Еще одна давняя привычка. Я пью только зеленый чай, как мама. Возможно, для парня вроде меня не пристало пить только зеленый чай, но я терпеть не могу кофе. Мои друзья частенько прикалываются надо мной, но мне все равно.

      Но я так и не успел спуститься вниз. Открылась соседняя дверь, и в коридоре показалась Талита.  Ей тридцать пять, но в коротенькой ночнушке выглядела она по-прежнему бесподобно. Честное слово. Красивое стройное тело, гладкая темная кожа, длинные распущенные волосы, правильные тонкие черты лица, прищуренные темные глаза. Я бы мог дать ей двадцать восемь, ну, в крайнем случае, тридцать.

    - Доброе утро, Дэвид.

    - Доброе утро, Талита.

    - Чай? - спросила она с улыбкой.

    - Именно сейчас планирую заняться этим.  Ты будешь?

    - Да. Как обычно.

    - Хорошо, я принесу тебе в комнату.

    - Спасибо.

     Она направилась в ванную, а я на кухню. У нас большая кухня-студия с высоким потолком, бело-голубыми стенами, современной мебелью цвета металик и огромными окнами, выходящими во двор. В центре, на самом почетном месте, стоит кофеварка отца.

     На холодильнике была надпись, сделанная ярко-красным маркером. Узнаю мамин размашистый почерк «Вернусь в понедельник вечером». Я только хмыкнул, занявшись приготовлением чая. Такие записки были вполне в мамином духе: «уезжаю, вернусь через неделю».

     По кухне распространился потрясающий запас жасмина и лайма. Обычно я делаю себе еще несколько бутербродов, но не сейчас, ни к чему лишний раз тревожить желудок. Отпив чая, я взял в руки кружки и поднялся наверх. Талита еще не вернулась в комнату. Я аккуратно поставил чашку на прикроватную тумбочку и хотел уже выйти, но передумал. Вместо этого я присел на край кровати, наслаждаясь чаем.

    - Какой запах, - улыбнулась вошедшая Талита, садясь на кровать рядом со мной.

      Я протянул ей вторую чашку. Допив чай, облокотился о спинку кровати, вытянув ноги вперед. Талита почти полностью повторила мою позу. Какие бы отношения не связывали меня с отцом, с Талитой нам всегда удавалось найти общий язык. Мы частенько полулежали вот так на кровати, разговаривая.  Особенно в последнее время, когда отца почти постоянно не было дома.

      Мысли неуверенным потоком текли у меня в голове, перескакивая с одного на другое. Талита односложно отвечала. А затем я вдруг повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Она лежала всего в десятке сантиметров от меня, в той же коротенькой атласной ночнушке, открывающей длинные ноги. Да и вырез открывал чересчур много темной кожи. Меня словно током ударило. Огромнейшее влечение удавкой захлестнуло меня, не давая ни одного шанса на сопротивление. Сейчас ничего больше не имело для меня значение. Ни то, что у нас с ней никогда не было никаких отношений, кроме легкого дружеского подначивания, ни восемнадцатилетняя разница в возрасте. Это было совсем неважно.