Исповедь безумного рисколома (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 6

Затащив обоих в ближайшую подсобку, где хранились метлы, ведра и прочий инвентарь, я разжился скверно сбалансированным мечом плохой стали и, на удивление, не в пример хорошим баделером халинской ковки, каким очень удобно "снимать" часовых.

Итак, я вновь в своей стихии — это придавало сил, можно сказать даже окрыляло.

Кристобаль был наемником немолодым и опытным. Ему не раз приходилось стоять ночную стражу — в лагере ли, на стенах осажденной крепости или, как сейчас, на башне замка — и всегда он делал это хорошо, вовремя поднимая тревогу, первым вступая в бой, не раз бывал ранен, а как-то трое суток провалялся в провонявшей кровью, гноем и смертью палатке, однако сумел выкарабкаться и удержаться на этом свете.

Невольно поежившись от неприятных воспоминаний, Кристобаль прислонил свой адрандский вуж к зубцу стены и потянулся, предвкушая славный отдых в караулке, стакан обжигающего глинтвейна… Размышления его были прерваны хлопком мощных крыльев, Кристобаль не раз слышал такие на полях сражений, их издавали крылья гиппогрифов (иначе пегасов) — крылатых коней с юго-востока континента. И вот уже на зубцы стены взлетел могучий белоснежный жеребец о двух крыльях того же цвета довольно внушительного размера, он гордо вскинул красивую голову и капризно топнул копытом, словно приказывая им любоваться. Засмотревшись на него Кристобаль даже не заметил короткого взмаха здоровенного эспадона, пегас в этот момент взвился на дыбы, сложив крылья, чтобы не попали под удар. Кристобаль сквозь багровую дымку успел разглядеть всадника в легком доспехе, сидевшего на спине гиппогрифа.

Ромео да Коста дружески похлопал своего пегаса по шее и спрыгнул с седла, приторочив эспадон обратно к одной из высоких лук. Он позабыл счистить кровь с клинка и она запачкала белоснежную шкуру животного, от чего гиппогриф брезгливо вздрогнул всем телом.

— Прости, дружище, — Ромео снова погладил скакуна, — совсем забылся. После дела я вычищу тебя — сверкать будешь. А пока лети к нашим, Сигнал, вперед!

И гиппогриф спланировал со стены, как нельзя лучше оправдывая свое имя. А Ромео проверил легко ли выходит из ножен новомодный эсток и двинулся по стене в направлении ближайшего к замковым воротам спуска, кивком приветствуя четверых воинов, взобравшихся на стену немногим позже него, также "сняв" часовых.

У ворот стражу несли как раз пятеро еретиков. Первый словно почуял опасность, повернулся к Рыцарям Креста, поднимая вуж в оборонительную позицию. Но Ромео опередил его. Звякнул о лезвие вужа клинок эстока, отбрасывая его в сторону. Молниеносный выпад дагой в горло — еретик падает на землю. На Ромео кинулись остальные, не добежал ни один. Двое рухнул с адрандками в черепах — работа эребрийца Эрика. Горло третьего прбил метательный кинжал. А за спиной последнего словно из ночной тьмы матерелизовался беловолосый человек, лицо которого скрывал фиолетовый шарф Скорбящего — церковного асассина. Короткий тычок мизерикордом в глазницу — и страж мягко оседает на землю.

Механизм подъемного моста давно пришел в негодность, а сам мост едва не пустил корни в землю по ту сторону рва. Зато ворота и литая решетка содержались в идеальном состоянии, что с лихвой компенсировало первое упущение. Ничто нигде не скрипнуло и не застопорилось, когда диверсанты поднимали решетку и открывали ворота, фиксирующие брусья безропотно легли в пазы, а по обомшелым доскам уже не подъемного моста стучали подкованные сапоги Кровавых клинков.

— Похоже успокоились, — протянул Сето, прислонившись к двери и приникнув к ней ухом. — Один на страже остался, топчется с ноги на ногу.

— Отлично, — кивнул Мадибо. — Отойди-ка, Сето. — И он изо всех сил врезал ногой туда, где по его прикидкам располагался засов, запирающий дверь.

Их разоружили и загнали в здоровенную кладовую, спешно очищенную от всякого хлама. Никакой специальной тюрьмы в Кастель Муньосе не было, что облегчало рыцарям мира побег.

Дверь не выдержала и пары могучих ударов, оглушительно хлопнув о стену, настежь распахнулась с жутковатым треском. Страж от неожиданности выронил свой вуж — и тут же на его лице сомкнулись черным пауком пальцы Мадибо, под ними его легкий шлем-шапель смялся словно бумажный — уж очень плоха была сталь. И лишь ноги незадачливого охранника мелькнули в воздухе, выписывая невероятные кренделя.

И у Сиднея Лосстарота с Джоном Хардином появился внутренний враг.

Я шагал по коридорам замка, размышляя куда первым делом податься — к арсеналу или же комнаты, где сидели Луис, Лучия и клирики. И все же остановил свой выбор на арсенале — с оружием я буду чувствовать себя гораздо лучше, да и освобождать боевых товарищей куда сподручнее.

Но до арсенала, куда унесли наше оружие, я добрался не так скоро. Меня опередили. Еще издалека я услышал шум схватки и звон клинков и сбавил шаг. Сначала надо разобраться, что удалось мне вскоре. С двух сторон врага теснили воины, ведомые Мадибо, с одной стороны и Рыцари Креста — с другой. И все же я не спешил вмешиваться — и, как позже выяснилось, правильно сделал.

Когда последний солдат упал на застеленный тростником пол, Мадибо со смехом протянул рыцарю Церкви, замаранную кровью лапищу, но тот, вместо того, чтобы пожать ее вонзил в грудь келима свой меч, вогнав по самую гарду. Обернувшись, чтобы освободить узкий клинок, он дал своим людям знак атаковать — и я узнал его. Ромео да Коста. Кровавый клинок мало изменился со времен осады Магбура, лишь лицо стало жестче и в глазах поселился холодный огонь. Вешатель не отставал от своих подчиненных в избиении — иначе не скажешь — моих друзей и боевых товарищей. Рыцари мира были почти безоружны, лишь кое-кто держал руках мечи, вужи с обломанными для удобства древками и корды, отобранные у стражей, но оказали яростное сопротивление, унеся за собой на свидание с Господом достаточно верных слуг Его. А я наблюдал за этой кровавой бойней из-за угла и не вмешивался, понимая, что мой меч ничего не решит, но в те страшные минуты я молча поклялся, что ни одному Рыцарю Креста, мордовавшему в ту ночь моих друзей, не уйти от смерти.

Когда же Кровавые клинки покинули коридор, переступая через трупы, я выждал десяток минут и вышел из своего укрытия. Медленно шагал я, проверяя остался ли кто из рыцарей мира в живых. Я уж было направился к дверям арсенала, как вдруг на щиколотке сомкнулись чьи-то пальцы. Крутнувшись, замахиваясь мечом, я наткнулся на совершенно ясный, как это бывает в преддверии смерти, взгляд черных глаз Мадибо. Я склонился над ним, прислушиваясь к тихим словам келима.

— Возьми, — он протянул мне искусно вырезанный из обсидиана небольшой кинжал. — Это Рукба… Родовой мститель… Прикончи им… да Косту… за меня… — И умер.

Я сунул кинжал за пояс и закрыл стекленеющие глаза Мадибо. Горевать о нем стану после, если жив останусь, сейчас, главное, дело, дело и еще раз дело…

Замок на дверях арсенала висел мощный и донельзя внушительный, я не стал возиться с ним, просто продев скобу клинок трофейного меча и рванул рукоятку вниз. Звякнуло — и замок глухо стукнул об пол.

Арсенал впечатлял. Все те же адрандские вужи, кольчуги, шапели, несколько полных доспехов (герцогские?), мечи всех видов и размеров, топоры, секиры, несколько сабель, халинских шамшеров и ятаганов и даже штирийская карабелла. Последнюю я покрутил в руках, сделал пару пробных выпадов, — славная штука, но больше для конного боя. Ага, вот и конфискованное у нас снаряжение и мои сундучок с чехлом.

Освободив стол, я разложил на нем свою амуницию. Рукоять со скобой, защищающей пальцы, изогнутый клинок с обоюдной заточкой. Я вставил его в специальное отверстие, надавил до щелчка, означавшего что меч готов. Пара взмахов для проверки, не гуляет ли клинок в зажимах, как всегда идеально. Мастер Альберто с говорящей фамилией Коуза и Генары, работавший исключительно на ИРМ, по его же выражению "лаж не порол". Запасные лезвия придется оставить. Баклер с заточенными до бритвенной остроты краями. Легкая, но прочная и не стесняющая движений кольчуга, укрепленная на груди и плечах набором стальных пластин. Наручи и перчатки — комбинация кожи и стали, почти идеальное сочетание защиты и свободы движения, правда с проигрышем защиты. Из ножных лат — только наколенники, остальное непозволительная роскошь. К Рукбе в соседи — трофейный баделер. Через плечо — сумка с едой на несколько дней, бритвой, при желании вполне сойдущей за кинжал, кое-каким инструментом для починки брони и заточки клинков, первоклассным набором отмычек, сработанным в "темных" кварталах Альдекки, двумя ярдами, свернутой бухтой веревки и завернутыми в ткань болтами к арбалету в количестве двух десятков штук. Сам арбалет — небольшого "шмеля", уступавшего в мощности армейским экземплярам, зато компактного и заряжавшегося в считанные минуты; забросил за спину, так чтобы его можно было выхватить одним движением. По другую сторону от сумки разместился колчан с еще двумя десятками болтов. Ну все, теперь я готов к делу. Пора начинать.