Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы) - Друцэ Ион Пантелеевич - Страница 109
- Предыдущая
- 109/131
- Следующая
- Что же... Долго она горела?
Тут мнения разошлись: одни говорили, что мигом, за каких-нибудь два-три часа, другие утверждали, что, наоборот, пламени вовсе не было, она долго дымилась, а потом рухнул сверху колокол, все примял и придавил, а третьи утверждали, что и вовсе не так все было. Сначала Звонница рухнула от удара, от молнии то есть, а потом только загорелась. Хории трудно было в этом разнобое следить за их переплетающимися голосами, и он поднял руки.
- Нет, не все сразу. Пусть сначала расскажут те, что были на месте, кто видел все своими глазами.
И тут ребята как-то странно заерзали на партах, зашушукались: "Давай ты". - "А почему именно я? Ты не можешь, ишь барин какой!" - "Нет, пускай лучше он". - "А тот тоже не хочет". И наступила тишина, и в этой тишине учителю опять стало худо. Его знобило, тело размякло, как вата, а сердце опять поскакало куда-то на одной ножке. Надо было достать таблетку валидола, но ему неудобно было сосать ее перед всем классом. По своему положению, по своему нравственному долгу он должен был быть все время здоровым, сильным и мужественным, и он скорее согласился бы умереть, чем принять при них таблетку валидола.
- Я надеюсь, - сказал он глухо, с трудом силясь овладеть своими эмоциями, - я надеюсь, что если не половина, то, по крайней мере, несколько ребят из нашего класса были на Каприянской горе той ночью.
- Были, как же... - протянул Ион Скутару из глубины класса. - Многие бежали туда по дождю.
- Кто именно?
И опять стало тихо, очень тихо стало в классе.
- Ты-то сам, Скутару, был?
Тихо. Пауза. Потом, после долгого молчания, тот же голос:
- Мой дядя бегал. И ведро у него было с собой.
- И это все? От целого класса побежал тушить пожар один дядя Иона Скутару?
Тихо в школе на втором этаже, и на первом тоже, и во дворе тихо. Ребята из младших классов подожгли во дворе прошлогоднюю листву, и этот запах напомнил ему родную Буковину в весеннюю пору. Чистые, скромные деревни. Хоть и не очень богатые, но зато красивые, опрятные, полные здравого смысла. Там огонь не разгуляется, там не то что древней Звоннице - там курятнику и то не дадут догореть до конца.
И так его снова обожгла тоска, так ему захотелось туда, что в глазах потемнело. А тем временем двадцать четыре его ученика, или две дюжины апостолов, как он их в шутку называл, сидели на нартах и молча сопели. Собственно, говорить больше не о чем было, но раз он завернул сюда, хотелось все же дознаться, кто и зачем окликнул его в три часа ночи. Вытянул ящик стола, но классного журнала там не оказалось. Подумав, подошел к стенке, снял висевший на кнопках график дежурств по уборке класса.
- Давайте на прощанье поставлю вам еще по одной отметке. Отметку за мужество. Я буду вас вызывать по списку, и пусть каждый скажет коротко, в двух-трех словах, почему не смог тогда, ночью, побежать на Каприянскую гору. Ну, стало быть, начнем. Анастасия Михаил.
Маленький, болезненного вида парень встал в правом ряду, у окна.
- У меня ангина, меня и сегодня не пускали в школу...
"Нет, - подумал он, - этот звать не станет. Ему не учитель, ему горячий компресс вокруг шеи нужен".
- Садись. Врабие Петру.
Встал, лицо хитрое, а сам косит глазом по сторонам: может, кто что подскажет?
- Да я, видите ли, как раз в тот день, вернее, как раз в ту ночь, ну это самое... повесил носки сушить на печке...
Хория улыбнулся - с носками он ничего придумал. Конкретно. Образно.
- Садись. Невое Елена.
- Мне выйти к доске или можно отсюда, с места?
Стоит сопит, а ее подружка, сидевшая рядом, сказала тихо, но так, что весь класс услышал:
- У нее вся голова была в бигудях.
Потом, когда дошла очередь до нее самой, до той, что подсказала, он ее не стал вызывать - ни та, ни другая не будили его в поезде. А время идет, список на исходе, и он в ужасе думает: неужели это была галлюцинация воспаленного мозга, неужели ему тот голос померещился? Такая тоска его охватила, что хоть бейся головой о стенку. И вот названа последняя фамилия, и наступила тишина. Такая тишина, такая пустыня легла между учителем и его учениками, что трудно было себе представить, как могут они находиться под одной крышей, дышать одним воздухом. И он улыбнулся им на прощанье, улыбнулся просто так, через силу, в память об их старой дружбе. И содрогнулся десятый класс.
- Вы нас больше не любите, Хория Миронович?
- Нет.
- Почему же вы нас больше не любите?!
- Того, кого не уважаешь, невозможно любить.
- Да мы, Хория Миронович, если вы хотите знать...
- Ладно, ребята. Идите. Вас там ждут.
Они вышли смущенные, виноватые. Тихо прикрыли за собой дверь, и если за все годы учебы они одно это от него усвоили - уходя, закрывать за собой дверь, - то и за это он был им благодарен. Срочно нужно было глотать валидол, а встать и закрыть дверь у него уже не было сил. Вытащил тюбик, кинул таблетку под язык, облокотился на стол, обхватил голову руками, и вдруг из статного, красивого учителя он превратился в буковинского горемыку, которого обстоятельства загнали в угол, и теперь он в отчаянии, теперь он не знает, как дальше быть.
Скрипнула дверь, но он таблетку уже принял, успокоился и даже не повернулся в ту сторону, даже не открыл глаза, чтобы узнать, кто вошел. Это уже не имело никакого значения. Могла быть Жанет, мог быть Харет Васильевич, или директор школы, или кто-то из его коллег, или сам господь бог, но это уже не имело никакого значения.
- Хория Миронович...
И тут он вздрогнул. Это был голос, окликнувший ого, и он замер, сидел не шелохнувшись. Сидел и ждал. Ему нужно было утвердиться в этом мнении, нужно было еще немного, хотя бы еще несколько слов, сказанных тем же голосом.
- Хория Миронович, я вернулась, потому что...
Он встал вне себя от изумления. Перед ним стояла Мария Москалу, та самая Мария, которая не думала, что прошлое Каприяны тоже называется историей. Трудолюбивая, скромная девушка-крепыш, которую он про себя звал Картошкой. Она, правда, была некрасивой - низенького роста, с крупными чертами лица. Природа как будто ошалела, когда замыслила ее, но затем, в самом конце работы, спохватилась. Поскольку, однако, все уже было сделано, она поспешила выделить ее хотя бы глазами, и у Марии были удивительного цвета, огромные васильковые глаза, которые почти все время смеялись. И это несмотря на очень и очень нелегкую жизнь. У них была большая семья, мать часто болела, надорвала свое здоровье на табаке, так что Мария с пятого класса была хозяйкой в доме. Удивительным было то, что, когда она сообщила, какие ходят слухи по деревне, у нее был совершенно другой голос - он даже не подозревал, что у одного и того же человека в течение какого-то получаса может так измениться голос!
- Я вернулась назад, Хория Миронович, потому что...
Он был счастлив. Сердце тихо, размеренно билось, и это тоже было счастьем.
- Так почему же ты вернулась, Мария?
- Я вернулась сказать, что все, о чем мы тут говорили, было неправдой. Ни ангина, ни бигуди тут ни при чем. Мы из страха не побежали в ту ночь на Каприянскую гору.
- Кого же вы испугались?
- А директора.
- Да неужто он и вас держит в клещах страха?!
Мария оглянулась, как бы ища у кого-нибудь подмоги, но вокруг никого не было, так что пришлось ей самой еще раз собраться с духом.
- А попробуй не испугайся! Разве вы сами не видите, как он не хочет уезжать... Уже и место ему новое нашли: в соседних Петренах, говорят, вместо восьмилетки будет средняя школа, и его туда назначили директором. Уже и вещи его жена стала собирать в ящики, а он что ни день является в школу, и куда ни ступит, там траве не расти...
- Милая моя Мария, трава, если хочешь знать, способна пробить асфальт, гранитные плиты, и что ей шаги какого-то директора Каприянской школы...
- Да, но он же всю злобу на нас вымещает! Видели бы вы, что он творит на уроке литературы! В те дни, когда его переводили в другую школу, пришел и облепил весь класс двойками. И вот сидим мы как-то вечерком и говорим меж собой. Как там с вами будет - неизвестно. Может, вернетесь, может, и не вернетесь больше, а нам тут надо и школу кончить, и характеристику получить, чтобы пойти дальше учиться. А он все собирается и собирается... А ну как дотянет до экзаменов и выдаст на прощанье плохую характеристику, куда с ней сунешься?
- Предыдущая
- 109/131
- Следующая
