Джанлуиджи Буффон. Номер 1 - Перроне Роберто - Страница 4

Представители «Милана» приехали посмотреть на меня лично: просмотр включал в себя один матч и серию пенальти.

В «Парме» меня просматривали два скаута. Я специально ездил туда на просмотр: тренировка, матч и пенальти.

Во всех этих случаях отец со мной не ездил. Он не хотел давить на меня, хотел, чтобы я чувствовал себя спокойно, был самим собой, чтобы я воспринимал это не как экзамен, а как продолжение игры, без тревоги, без страха. Он бы хотел, чтобы я воспринимал это серьезно, но без фанатизма.

В «Болонье» я понравился, но они колебались, не были на сто процентов уверены.

«Милан» не колебался. Они были уверены на сто процентов. Они твердо решили взять меня и даже направили документы моим родителям. Мама и папа ездили в Лоди посмотреть, где я буду жить.

«Парма» тоже меня хотела. В конце мая я прошел просмотр. Спортивный директор сомневался, но тренер Эрмес Фульгони (в чемпионате 2007–2008 он был в «Реджине» в штабе Фиккаденти) сказал: «Этого парня мы должны взять любой ценой». Именно он позже, когда мне было шестнадцать, предсказал мне: «В двадцать лет ты будешь играть в Серии А». А я ему ответил со своим всегдашним лицом: «А до этого что я буду делать?» Я дебютировал в Серии А, когда мне еще не было двадцати – терпение никогда не было моей сильной стороной.

Я не наглец и не хвастун, и лучше всего об этом говорят те вещи, на которых останавливаю свой выбор. И в тот раз, в тринадцать лет, я сделал самый странный, самый непопулярный выбор.

Я выбрал «Парму». Новая команда, только год как в Серии А. Мои родители были удивлены, но в своем стиле – никак не отреагировали. Они просто сказали нужную фразу в нужный момент: «Парма – город, в котором человеку легче жить». Как и все их советы, эта фраза была наполнена смыслом.

Я был счастлив – сбывалась моя мечта. Мама и папа сопровождали меня на собрание в Парме: моей новой категорией стала команда юниоров. Это был август 1991 года.

Я явился в клоггах и бермудах, очень спортивный – возможно, даже слишком. После собрания я отправился на стадион «Эннио Тардини», взять сумку с формой. Я немного волновался из-за того, что придется познакомиться со многими новыми людьми, но совершенно не грустил, как другие мои друзья, которые уезжали играть по Италии и бросали свою семью.

Из «Тардини» на автобусах команды мы поехали на поле Стюард, базу юниорской команды «Пармы». Я помахал родителям из окна. Они стояли на площади перед стадионом.

Мне было тринадцать лет, я только получил свои документы для игры за юниоров в команде Серии А. Я еще ни разу не целовался, у меня еще не было девушки. Но меня это не напрягало.

Я был вратарем. Номер один. Тогда это был всего лишь номер на моей футболке. Начало. Или обещание.

Контролер ушел в другой вагон. Можно выходить. Сколько раз я ездил, закрывшись в туалете, потому что забыл билет, или перепутал направление (как в тот раз), или из-за нехватки денег, или просто так? Надо сосчитать, для статистики. Отбитые пенальти, пропущенные голы, сэйвы, поездки без билета.

Мы снова были в купе, я и трое моих друзей – Морелло, Феррарини и Маньяни. Внезапно дверь купе отъехала в сторону. Ф-у-у-у-у. Это не контролер, это парень с девушкой. Симпатичные. Мы возвращаемся из Рима в Парму. Они спросили, не футболисты ли мы – на нас футболки команды. Мы сказали, что мы – ветераны чемпионата Европы для ребят младше пятнадцати лет в Турции. И тут парень просиял:

– Да, я читал в газете, там была статья… Там так хорошо писали про вратаря. Как его?.. Буффон, кажется.

– Это я.

Жаркий майский день 93-го – впервые в жизни меня догнала известность. Я ощутил прилив гордости, но и ощущение, что что-то изменилось, что-то новое вошло в мою жизнь. Но я чувствовал, что я на верном пути.

Два года назад я помахал родителям из окна автобуса. Меня охватили эмоции, когда вратари строились перед тренерами. У меня за плечами был всего год игры вратарем и еще не было хорошей техники. Мне отчасти было страшно. Все изменилось – и футбол, и вся жизнь.

Я оставил дом и семью, чтобы жить в пансионе. «Мария Луиджия» – прямо напротив «Эннио Тардини», стадиона «Пармы».

В первый вечер моими соседями по комнате стали Андреа Тальяпьетра, Стеве Балланти, с которым мы до сих пор дружим и время от времени созваниваемся, и Антонио Вентурини. С Антонио мы жили в комнате на двоих два месяца, потом он вернулся домой. Он скучал по семье.

В самом начале я тоже не очень радовался. Само слово «пансион» не вызывает позитивных чувств. Со временем, правда, начинаешь его любить, потому что чувствуешь себя «социализированным». Это выражение осталось в моей памяти после фильма «Крылья свободы» – прекрасного фильма, который рассказывает о жизни в тюрьме. Совсем другая история, гораздо худшие условия, но правила так же влияют на тебя и помогают тебе больше стать самим собой.

В пансионе ты сталкиваешься с людьми, у которых серьезные проблемы и которые могут разрушить жизнь даже тех, кто изначально переполнен самыми благими намерениями. У многих ребят была тяжелая семейная ситуация: отцы в тюрьме, матери в расстройстве. Некоторые злоупотребляли – курили или что похуже. Там были и хулиганы, но с ними, к счастью, мне не доводилось встречаться. Некоторые хотели командовать, раздавать приказы для демонстрации своего превосходства, так как не были уверены в себе и старались создать эту уверенность искусственно. Я физически был самым большим и сильным и, хотя это и нереально, старался быть со всеми в хороших отношениях, никогда не поддерживал наглецов и тех, кто пытался доминировать над другими. Если кто хотел взять верх надо мной, ему хватало секунды, чтобы понять, что этого делать не стоит.

Мне было столько же лет, сколько им, и каждый возраст своей жизни я прожил сполна. Я имею в виду, что делал некоторые глупости – например, курил в четырнадцать лет. Сейчас это может показаться ерундой, но тогда на нас это плохо отразилось – мы приучились к вещам и похуже, и все было нипочем. Мы ходили к тем, кто мог нам скрутить косяк. Возможно, тогда, много лет назад, я и сделал пару затяжек. Достаточно для положительного теста на допинг – который, к счастью, не делают на чемпионатах юниоров.

Но пансион – это хорошая школа жизни. Не в смысле плохого опыта, а в смысле умения избегать плохого и учиться пониманию, насколько важно образование, которое ты получаешь. Если я сделал глупость, я уже ее не повторю.

Иногда я вспоминаю то время, перебирая в памяти лица ребят и встречи, случившиеся на моем пути. Люди, которым не удалось стать футболистами, но они были там со мной в течение четырех или пяти лет. Они занимаются чем-то другим, работают на вполне уважаемой работе, но не на той, ради которой трудились годами.

Когда я об этом думаю, я всегда прихожу к заключению: все, что у меня есть, – следствие тех жертв, которые я приносил, а не того, что я делаю сейчас.

И я жил по привычному распорядку. Подъем, завтрак, обед в час дня, в 13.45 автобус на тренировку. Я глотал, не жуя. День за днем, каждый день, кроме свободных часов в субботу после обеда или в воскресенье, когда можно было, если хочешь, сходить посмотреть на домашние матчи «Пармы».

Девушки? Ну… Они были в школе, но времени на них не было. Такая жизнь. Жизнь, где граница между зрелостью и незрелостью очень тонкая, и ошибки можно избежать благодаря незначительной детали.

Мы играли в провинциальном чемпионате, и это не было слишком трудно. Играли против приходских команд. Нечем было себя проявить. Примерно в феврале был тест – товарищеский матч. Такой матч, на который приходят посмотреть молодых игроков – вроде того, на котором просматривали меня. Там был вратарь моего возраста, были менеджеры клубов и тренеры. Я немного выпендривался, чтобы показать, что у меня нет соперников, и пропустил дурацкий гол.

На выходе с поля меня остановил Фабрицио Ларини, ответственный за юниорскую команду: