Посланники Великого Альмы (СИ) - Нестеров Михаил Петрович - Страница 35

За обедом, торжественно проходившим в тронном зале, где вместо столов стояли длинные лавки из того же ценного дерева, что и трон, Литуан рассказал о том, что с утра волновало испанцев: откуда альмаеки узнали об их визите.

У начала порогов, вернее, их конца — где кастильцы оставили баркас, постоянное место охоты альмаеков. Там они и увидели испанцев, которые явно направлялись в их город. Вскоре об этом узнал вождь. Так что появление гостей не было неожиданностью.

Во время обеда испанцы ещё раз сумели убедиться в красоте альмаеков и их цивилизованности. Вино из агавы им подавали в золотых, искусно выполненных кубках, маисовый хлеб лежал на широких, сделанных в виде корзин вазах, а прислуживали за столом полуобнаженные девушки. Рты гостей пожирали необыкновенно вкусную пищу, а глаза — стройных красавиц.

Вечером гостей проводили на отдых, расположив в двух стоящих рядом домах. Может, по привычке или опасаясь подвоха со стороны хозяев, кастильцы выставили возле дверей караул и после «Salve» крепко уснули на привычных уже гамаках.

На следующий день знакомство с бытом населения и осмотр достопримечательностей города возобновились. Литуан показал гостям и гончарную мастерскую, и водяную мельницу, здание на окраине, где испанцы увидели настоящий завод по производству ювелирных изделий — с горном и наковальнями, и многое, многое другое. Глаза конкистадоров не переставали дивиться, а души — завидовать.

За городом, в двух милях выше по реке, находился золотой рудник. Там в неглубоких шахтах шла неторопливая работа. В самой реке тоже было золото, но не столь много.

А за грядой каменистых холмов, отстоящих от города на расстоянии восьми миль, шумел водопад, чей могущественный грохот ассоциировался у испанцев с блеском золота. Именно к нему, единственному ориентиру, две недели назад они выступили в разведывательный поход в надежде, что найдут Золотой город. Но нашли неизмеримо больше — Золотую страну, вернее, территорию, так как их не интересовали жители со своей культурой и своеобразным бытом. Если испанцы удовольствуются тем богатством, которое уже имело место, было осязаемым и реальным, то этому народу суждено покориться. Если нет — умереть. А коль они, испанцы, посчитают, что всех ценностей мало, альмаеки станут рабами, будут работать на приисках и ползать в реке, добывая для победителей благородный металл.

Чтобы до конца выполнить миссию, Диего де Аран с отрядом побывал у водопада, разведал его окрестности, посетил каменоломню и мельком взглянул на огромную колонну воды, которая у основания раскалывалась на несколько частей, а снизу выбрасывала длинные перья водяных струй.

Раул Кортес тоже постоял у обрыва, смотря в клокочущую бездну, но, ощутив зовущее к себе движение огромных масс воды и сокрушающую тяжесть, отошел, поскользнувшись на мокрой от водяной пыли траве.

Еще одна ночь и последнее утро, в которое отряд де Арана покинул гостеприимный город.

Вождь Атуак как не выходил встречать гостей, так и не проводил их: сухой кивок головы. И все.

Ах, как хотелось Раулу Кортесу поменять ножны своего кинжала на гордое, ставшее ненавистным тело вождя! Он едва сдерживался, нервно сжимая позолоченную рукоять, но глаза, сверлившие непроницаемое лицо индейца, говорили о кипевшей в нем ненависти. Впрочем, он делал это намеренно, найдя в хищном прищуре глаз выход необузданной энергии.

Атуак был слеп или казался им. Опаловые глаза были подернуты пленкой безразличия. Хотя он каждой клеткой чувствовал увесистые выпады странного гостя, без видимых причин его возненавидевшего.

Литуан проводил гостей за ворота, а по обе стороны центральной улицы, как и два дня назад, стояли жители города все с тем же легким интересом в глазах. Тридцать мужчин альмаеков смиренно следовали за отрядом, неся на плечах корзины с провизией. Возле баркаса они сложили все на траву и степенно удалились.

Уже потом, когда баркас резво вылетел на стремнину Топажоса, испанцы обнаружили в каждой корзине по золотой вазочке — это был подарок альмаеков. Хотя надменные пришельцы даже не все поздоровались.

Но через месяц, самое большее — полтора, они по достоинству отблагодарят хлебосольных альмаеков.

Вперед! Вперед за основными силами, чтобы на правах хозяев громом и молнией ударить в золотые ворота. Во имя церкви и святой инквизиции!

Fiat justitia ruat coelum[30]!

Возвращение в Бель-Прадо было на редкость спокойным, если не считать того, что Тепосо… съели крокодилы.

Наутро шестого дня после очередного привала на берегу реки нашли его шляпу. Трава в этом месте была частично вырвана и примята. Бедный Тепосо отчаянно сопротивлялся, когда кайманы тащили его в воду. Такое заключение сделал Диего де Аран, обозвав переводчика дураком: «Почему не кричал? Помогли бы».

Атуак знаком отпустил стражников и, сойдя с трона, присел на скамейку возле Литуана.

— Сбываются пророчества Великой Дилы, — то ли спросил, то ли утвердился в своих мыслях священник. — Не зря так ревностно из глубины веков передавались её предостережения.

— Ты думаешь, об этих людях говорила Дила нашим предкам?

— Да, Атуак, и ты это знаешь не хуже меня. Как ни печально, но… роковые дни для нашего народа наступили. — Литуан твердо посмотрел в глаза вождю и добавил: — Надо уводить людей с этих мест, Атуак.

— Говори точнее, старик. Бежать — ведь так ты хотел произнести?

— Неважно, как я сказал, главное, чтобы до тебя дошел смысл, а он заключается в одном слове: спасать. Спасать женщин, стариков и детей. Неужели ты хочешь обречь на гибель свой народ, которым ты правишь?

— Как тебя понять, Литуан? — Вождь нахмурил накрашенные брови и сурово продолжил: — Неужели ты думаешь, что я испугаюсь двухсот воинов — а по словам индейца, который служит им, их ровно столько, — когда у меня крепкий двухтысячный отряд? Это не считая рабочих, ремесленников, охотников, которых наберется ещё столько же. И они, Литуан, метко бросают копья и стояще стреляют из луков. Четыре тысячи взрослых мужчин против двухсот это двадцать на одного противника. И ты хочешь, чтобы я позорно оставил землю своих предков и бежал? А не забыл ли ты, что на протяжении трех веков мы несколько раз были на грани смерти? Болезни косили нас, и мы, обессиленные, но выжившие, десятки мужчин и женщин, не покинули родную землю. Хотя кровожадное племя барчоков, несмотря на подсознательный трепет перед Альмой, внушающим им страх, подошли совсем близко к нашему городу.

— Я знаю это, Атуак. Альма не оставил нас, своих детей, и раскрыл у ног наших врагов грохочущую бездну. С той поры ни одно племя, сколь храбро и воинственно оно ни было, не решалось испытывать судьбу, дабы снова не прогневить всемогущего Альму. Но сейчас другой случай, наверное единственный, когда наш бог не сможет помочь нам. И дух Великой Пророчицы, вселившийся в главную жрицу несколько веков назад, предупредил нас об этом.

— Раз Альма решил бросить нас в трудный час, мы сами постоим за себя. — Атуак гордо вскинул голову.

— Не прогневи бога, сынок, — возвысил голос священник. — Уйми свою гордыню, сделай так, как велела нам Дила! Уводи людей, пока не поздно.

Атуак скрестил на груди руки и заключил:

— Не исключено, что я бы так и сделал, будь я трусливым. Но в моем сердце нет ни страха, ни робости.

— Да, ты храбрый… и гордый. Это ещё раз доказывает, что для нашего народа наступили роковые дни. Ты ведь знаешь, что Дилу называют ещё и Плачущей Пророчицей. Из глаз жрицы текли её слезы, и из уст звучали тоже её слова, что погубит наше племя отважный, но гордый вождь, чье сердце не знало страха.

— Вот видишь, — Атуак натянуто улыбнулся, — ведь все предрешено. Дила знала итог, и нам от него не уйти. Что будет, то будет.

— Это слова слабовольного человека, — возмущенно воскликнул Литуан и, видя гнев на лице вождя, которого он невольно оскорбил, тихо произнес: — Не пускай события на самотек, Атуак, ведь у нас есть выбор. Если я сумею тебя убедить, мы спасем людей. Ты можешь выслушать меня спокойно, не перебивая, какими бы обидными ни показались тебе мои слова?