Длинные руки нейтралитета (СИ) - Переяславцев Алексей - Страница 40

  - Три таких нужны, - добавил Малах, - а то опора неустойчива. Закрепить можно их так...

  И дискуссия завертелась. В азарт вошел даже капитан второго ранга. В конце концов конструкцию согласовали.

  Практичный Семаков сначала подумал, что за переделку винтовок-скорострелок в судоремонтных мастерских севастопольского порта возьмут намного меньше, чем на родине этого оружия. Но потом пришла мысль, что эти мастерские свободны для доступа кого угодно. Мало того, что сохранение секретности при этом становится проблематичным, если вообще возможным - зайти туда мог и негатор. Пришлось отсылать оружие обратно. Разумеется, в посылку ни пули, ни магазины не включили.

  Конечно же, сведения о масштабах ущерба, понесенного союзниками от шторма, представляли немалый интерес для русского командования. В результате есаул Вернигора получил приказ от адмирала Нахимова раздобыть эти сведения. И кому, как не хорунжему Неболтаю и его подчиненным предстояло идти в поиск за пленным. Разумеется, вылазку назначили не в разгар непогоды (тогда точную величину потерь не знали даже командиры союзников, не говоря уж о менее высоких чинах), а позже, когда дождь чуть уменьшился, а ветер из ураганного стал просто очень сильным.

  Ирония судьбы состояла в том, что как раз улучшенная бесшумность иноземных пистолей и винтовок оказалась в данном случае не востребованной. Слишком скверной оставалась погода, чтобы кто-то мог услышать негромкие хлопки выстрелов.

  С иностранными языками у казаков дело обстояло не слишком хорошо. К тому же допрашивать прямо в поиске было некогда, да и незачем. Пленного без задержки доставили в Севастополь, где им и занялись. Семаков, участвовавший в допросе неудачливого английского офицера, услышал многое.

  В результате шторма погибло пятьдесят три корабля союзников, из них двадцать пять транспортов. Армия, осаждающая Севастополь, лишилась большей части зимней одежды. Сильно сократились и без того невеликие запасы пороха. Среди прочих потерпели крушение под Евпаторией два корабля линии: стопушечный 'Генрих IV' и девяностопушечный 'Пеики-Мессерет'.

  Командир 'Морского дракона' направлялся к своей квартире, когда навстречу попался Риммер.

  Послед надлежащих приветствий иномирский капитан сказал:

  - Владимир Николаевич, имею небольшую просьбу.

  Капитан второго ранга сохранил на лице всю учтивость, хотя сам факт подобного обращения вполне мог вызвать настороженность:

  - Приложу все усилия, чтобы ее выполнить, Риммер Карлович.

  - Я хотел бы присутствовать в рубке вашего корабля в ходе сражения. Мне очень интересны применяемые вами тактические приемы.

  Командир 'Морского дракона' ответил правду:

  - Риммер Карлович, я, повторяю, не имел бы ничего против, но пока что мой корабль сильно занят перевозкой боеприпасов для гранатометов на севастопольских укреплениях. Но коль скоро у нас появится возможность, то всенепременно дам вам знать.

  Риммер поклонился. Семаков отдал честь. На этом моряки разошлись каждый своей дорогой. Но про себя российский офицер подумал, что контроль морских коммуникаций может оказаться столь же важным, как и подвоз боеприпасов, а раз так, то стоит обдумать, как это можно совместить.

  Вскоре по возвращении пластунов из поиска к хорунжему подошел лейтенант Мешков.

  - С просьбою я к тебе, Тихон Андропыч... - начал он. Казак приосанился и в очередной раз отъюстировал усы, хотя они в этом не нуждались.

  - ...дело тут такое, понимаешь ли, сын у меня родился...

  - Ну так поздравляю, Михал Григорьич! Крестили уже?

  - Владимиром. Но вот в чем закавыка: Марья Захаровна сильно Таточке помогла. Хочу в ответ подарок сделать. Что присоветуешь?

  - Подарок, говоришь? Хм-м-м... а совет пожалуй, дам. Она высоко ставит зеленые каменья, только прозрачные. Считает их за величайшую ценность. Кольцо с таким самоцветом, даже не обязательно золотое - вот те и подарок. А то, напригляд, подвесочку с ним или обручье[10] .

  - Зеленый камень, говоришь?

  Князь крепко задумался, потом поднял голову:

  - Что ж, Тихон Андропыч, за совет благодарствуй.

  - Уж за такое дорого не возьму, - улыбнулся в ответ казак.

  На позициях пушек союзников творилось нечто странное.

  В течение дня английские или французские орудия вдруг начинали как-то вяло обстреливать Камчатский люнет и редуты. Результаты не впечатляли. Каждый раз после выстрела пушка отпрыгивала назад, и прицеливаться приходилось наново. А дистанция была не из малых. В таких условиях ни о какой точности речи идти не могло.

  - Выдохлись басурмане, - начали поговаривать на русских укреплениях. - Как дали им прикурить тогда, так боятся нашенских. Куда уж им!

  Не только матросы и унтера, но и многие высшие чины прониклись этой атмосферой. Надобно, однако, заметить, что большинство офицеров не поддались разнеженности. К таким относился хорунжий Неболтай. С друзьями у него случился примерно такой разговор:

  - Вот думай, как хочешь, Владим Николаич, а мне муторно внутри. Готовится там что-то.

  - И что ж, Тихон Андропыч? Выяснять надо. Не мне тебя учить, как такое проворачивают. Скрасть кого из супротивников, да поспрашивать...

  - Эх, Владим Николаич, если бы так-то! Непростое время для лихих дел: земля насквозь промоклая, ходить по ней трудно, бегать и вовсе нельзя, да еще сапоги чавкают - аж на версту слыхать. И слышно еще...

  - Что слышно?

  - Копают они там. Хорошо копают.

  - Нам-то что с того?

  - Опасаюсь, что устроят нам родителеву субботу.

  - Это еще какую?

  - Да каб я знал!

  По всему было видно, что опытный казак на этот раз переоценил опасность. День так и прошел спокойно. А ночью прибыли слегка переделанные скорострелки.

  Чуть ли не весь следующий день будущие стрелки (присутствовавший на учениях князь Мешков прозвал их 'картечниками') пробовали на мишенях изделия маэрских оружейников.

  Скорость перезарядки была одобрена, хотя Неболтай чуть поморщился, увидев, что не так уж быстро удается заменить три расстрелянных магазина сразу. Зато Желнов преисполнился восторженных чувств, увидя, как резво скорострелка оправдывает свое название. Он-то ничего в этом роде раньше не видывал.

  Все стрелки дружно издырявили удаленные на четыреста сажен мишени, истратив при этом около сотни пуль на ствол. На поражение следующих мишеней оказались достаточными уже примерно двадцать пуль. Неугомонный хорунжий не преминул лично опробовать новое оружие и заметил, что берется стрелять даже на версту.