Гончие преисподней - Чекалов Денис Александрович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/81
• Следующая

Лицо доктора Бакулы выразило искреннее удивление.

– Разве претор сам не сказал вам об этом? – спросил он. – Все жертвы были суфражистками, последовательницами травницы Саути.

– Почему Гай Пиктон умолчал об этом? – спросила Франсуаз.

Бульдог Тоби, по всей видимости, не хотел расставаться со своими новыми друзьями; он несколько раз останавливался, пока они с доктором Бакулой направлялись обратно в город, и смотрел на нас добрыми собачьими глазами.

– А отчего люди вообще о чем-то умалчивают? – произнес я. – Чаще всего потому; что это не укладывается в их картину мира.

Франсуаз не любит, когда я отвечаю подобным образом. Это заставляет девушку ощущать, что она должна была что-то сообразить сама, но не сумела сделать этого вовремя. И чем больше демонесса приходит из-за этого в ярость, тем сложнее ей поспеть за ходом моей мысли.

Она выразила это в присущей ей манере:

– Майкл. Говори толком. Что за картина мира?

Я усмехнулся.

– Единственная, которая существует для человека. Та, в которой он – кладезь всех добродетелей. Страшно представить себе, какие только достоинства не изобретают люди, чтобы суметь найти их в себе.

– Проще говоря, – хмыкнула девушка, – Гай Пиктон облажался. Но если он просто ошибся, почему не признался в этом?

– Потому, вишенка, – ответил я, – что он не просто ошибся.

Тугие щеки девушки стали выглядеть еще более круглыми – верный признак того, что мне удалось довести ее до кипящего бешенства. Я отошел на несколько шагов, потом нагнулся, затем переместился вправо.

– Какого гнома ты прыгаешь по мостовой? – спросила Френки. – Майкл, когда я позволила тебе сопровождать себя, это не значило, что я буду играть при тебе роль дурочки. Задавать глупые вопросы и получать непонятные ответы.

Я сделал три шага назад, потом удовлетворенно кивнул.

– Каждый играет в жизни ту роль, которая ему предназначена, – произнес я. – Иначе ощущает себя беспредельно несчастным. Ты ощущаешь себя беспредельно несчастной?

Франсуаз замотала головой.

– Мы вроде бы шли к городским ручьям, – сказала она. – Почему мы повернули?

Я направлялся вперед, не ускоряя шага.

– Культура бьонинов, – заговорил я, – была одной из наиболее ярких в цепи династии Сулингов. Человек, который не вырос в ней…

Франсуаз подняла руку, и ее пальцы сомкнулись вокруг чего-то невидимого, чему, без сомнения, предназначалась участь быть раздавленным.

– Тебя не учили не играть с огнем? – спросила она. Я остановился, и кончик моей энергетической трости с громким стуком ударился о тусклую вывеску.

– Городская газета, Френки, – произнес я. – Вот что нам сейчас нужно.

Помещение было погружено в особый полумрак, который могут создавать лишь книги и подшивки журналов; толстые стены впитывали даже тот солнечный свет, что проникал сквозь окна, а его остатки терялись в пыльных томах и каталогах, которыми были заставлены иссохшиеся полки.

– Гай Пиктон навредил ходу расследования – так сильно, что побоялся признаться в этом, – сказал я. – Где нам найти лучший источник сведений об этом, как не в архиве местной газеты… Насколько я понял, раньше ты никогда не бывала в городах бьонинов, но слова Бакулы должны были тебе подсказать особенности их планировки. На каждом перекрестке достаточно найти необходимую точку, и весь город предстанет перед тобой как на ладони… Это связано с их верой в крылатых коямури.

Седой крысочеловек шел к нам между рядами полок. Он выглядел таким же пыльным, высохшим и никому не нужным, как и подшивки, лежащие в его шкафах. Широкие усы свисали с его удлиненной морды, а половинки пенсне сидели на сером носу.

– Господа хотят посмотреть архивы? – спросил он. Двигался он так неторопливо, что дошел бы до нас, пожалуй, только к следующему урожаю.

– За последние два месяца, – произнес я. – Пожалуйста, поспешите.

С этими словами я постучал тростью по стойке, вызвав тем самым огромное облако пыли – большее, чем знала самарийская степь, а несколько семейств древоточцев и клопов кубарем покатились по внутренним щелям в дереве.

– Господа спешат, – простонал крысоглав. Сам он, по всей видимости, никуда не спешил. Франсуаз перемахнула через стойку и, не обращая внимания на архивариуса, начала быстро просматривать корешки подшивок.

– Вот они! – воскликнула она.

Демонесса вытащила необходимый блок, обрушив шесть соседних, затем хлопнула подшивкой об архивную стойку, и добрая половина древесных насекомых передохла от сотрясения.

– Что мы ищем? – спросила она.

– Ничего, – ответил я. – Это должно быть на первой странице. Что-нибудь под названием: «Гай Пиктон, королевский претор, заявил, что убийства и изнасилования, произошедшие в Бармуте за последние недели, напрямую связаны с течением суфражисток…»

Франсуаз перелистывала страницы, при этом каждая вторая из них превращалась в помесь конфетти и гармоники.

– Почему он должен был заявить именно это? – спросила она.

– Это просто моя догадка.

Демонесса выпрямилась, упираясь ладонями в широкие газетные листы.

– Майкл, – сказала она, – я научу тебя ходить под седлом. Может, тогда ты станешь меньше задаваться.

Заголовок передовицы гласил:

«Гай Пиктон, королевский претор, сделал заявление нашей газете».

Далее, шрифтом поменьше, следовало:

«Вот уже в течение двух недель все население Бармута встревожено леденящими душу преступлениями, совершающимися на улицах нашего города».

– Леденящими душу, – усмехнулся я. – Узнаю провинциальную прессу.

Автор продолжал:

«Наша газета обратилась к Гаю Пиктону, королевскому претору, с просьбой рассказать о ходе расследования, а также о том, какие меры принимает магистрат, чтобы предотвратить дальнейшие убийства. В интервью нашему корреспонденту Гай Пиктон заявил следующее:

«В розысках преступника достигнуты значительные успехи. Городские власти близки к его поимке. Достоверно установлено, что обе его жертвы были суфражистками, представительницами так называемого движения безбереточниц, инспирированного травницей Саути.

Становится очевидно, что несомненной причиной преступлений послужили волнения, происходящие в городе. Магистрат и королевский преториат призывают граждан к спокойствию, а также хотят еще раз напомнить о незыблемости городских традиций и о недопустимости отступления от них».

Читайте полное интервью Гая Пиктона на второй странице».

– Кретин! – воскликнул я. – Недоумок! Такому человеку, как Гай Пиктон, не место даже на свиноферме, не то что в королевском преториате.

Седой крысоглав прекратил свое путешествие к стойке. Он сильно опасался, что по достижении данной цели ему проломят голову.

– Господа не станут читать дальше? – испуганно осведомился он, явно опасаясь услышать утвердительный ответ.

– Нет, – сказал я. – Мы видели достаточно. Я вышел из архива городской газеты и поспешно направился к магистрату.

– Свет не видел больших недоумков, чем Гай Пиктон! – не мог я успокоиться. – Неудивительно, что расследование топчется на месте. Он сам, собственными руками, даровал преступнику полную безнаказанность.

– Первые две жертвы могли быть случайными, – произнесла девушка. – Тем более что и нашли их в одном и том же месте.

Небольшой горожанин, в сером камзоле и с округлым животиком добропорядочного бюргера, катился нам навстречу. Я заступил ему дорогу и уткнул в его грудь конец своей трости.

– Скажите, милейший, – спросил я, – где собираются городские суфражистки?

– В парке Бармута, – был ответ.

– Ага! – воскликнул я, заставив горожанина всерьез усомниться в моей рассудке.

– Вот видишь, Френки, – продолжал я, устремляясь дальше. – Суфражистки собирались в парке. Это уединенное место, и они могли делать там что захотят и, не боясь помех, подготавливать митинги в центре города. Убийца выбрал парк по той же причине – стоит ли удивляться, что первыми его жертвами были суфражистки?

• Предыдущая
• 47/81
• Следующая