Карта Шута - Доля Роман Васильевич - Страница 11

– Я это и сам знаю! Но почему меня так легко сбить с толку? Почему я такой слабый?

– Потому что стремишься быть кем-то; быть вроде Рембо или меня, а не самим собой. Ты сильный тогда, когда олицетворяешь свою индивидуальность. Вот ты сейчас пробуешь выскочить из-под чувства вины через самонаказание. Вместо этого разреши себе играть роль мазохиста, не привязываясь к самой роли. Играй роль сразу из двух полюсов. Тогда «плохо» и «хорошо» тебя не будут тревожить и поедать.

Ник сосредоточился на наблюдении за собой. Он вдруг почувствовал вкус вина. Он уже не наказывал себя при помощи вина, а пил вино. Закрыв глаза, он смаковал вкус. Тончайший божественный аромат взорвал мозг. По телу растекалось блаженство. Напряжение всей его жизни внезапно отпустило его. Нереальная степень внутренней свободы растворила все его грехи и претензии к самому себе. Бардак в комнате уже не казался таким фатальным, а жизнь бесполезной. Краем сознания он отметил, что образ Зара мягко растаял.

– Сон в руку! Вот оно – Наблюдать за Наблюдателем!

– набатом откровения ударило в голову. – Наблюдая сейчас через Зара за собой, я многое что увидел странного в самом себе. Но самое главное, Наблюдатель обнаружил самого себя!

Ника окатило внутренним жаром!

– Вот, оказывается, что имел в виду Зар. Когда Наблюдатель обнаруживает сам себя, это и есть Пробуждение! Наблюдая за Наблюдателем, я его обнаруживаю. Собственно, это и есть моё настоящее Я! А если я знаю, где я настоящий, то тогда становится понятно, от чего плясать. Тогда я – зрю в корень! Я становлюсь Осознающим самого себя! Так проявляется самоосоз– нание. Всю жизнь я старался заблокировать чувства. Так мне казалось, что я становлюсь неуязвимым для насмешек и вызовов жизни. Лишь когда я чуточку разжался, я вдруг ощутил себя живым. С меня вдруг стали сползать тонны и кубометры защит, фобий, всякого мусора и страхов. Как же я устал всё это на себе накапливать и тащить! И когда это добро ко мне прилипло? Это же какой потребовался талант все это насобирать, да еще и безропотно тащить.

Ник не переставал удивляться, как легко стало дышать, а тело вдруг стало воздушным. Автоматически выпрямился позвоночник, грудь распрямилась, плечи развернулись, глаза перестали виновато бегать. Они вдруг стали видеть окружающий мир, а не то напряжение, которое крутилось в голове. Душа вдруг почувствовала силу сопереживать и просто быть, а не существовать. Стараясь не спугнуть – сколько раз бывало, что поймаешь истину за хвост, а она ужом выскальзывает; потом ищи-свищи её, – Ник бросился искать конспект.

– Хоть запишу о своих откровениях, а удержу их или нет – время покажет. Главное теперь – не потерять осознанность и быть Зрящим. Тогда из позиции Зрящего я буду центром сложения всех сил. Только в этом состоянии я способен управлять спектаклем и вносить в него коррективы. Из позиции Зрящего я максимально эффективен.

Опять извечный вопрос: А был ли Зар? – слабо засуетился ум.

– Да какое это имеет сейчас значение! Наблюдать за Наблюдателем! Я – сво – бо – ден-н-н!!!

В духовных практиках нет да и не может быть конечного результата. Любая остановка лишь приведет к кристаллизации сознания и откату. Духовный мистик постоянно пребывает во внутренней работе по преобразованию подсознания в сознание. Кто хоть раз вкусил запретный плод благодати, тот уже навсегда становится слугой Предвечного. Интересен сам процесс разгадывания ребуса жизни, а не промежуточный результат.

Из дневника Дида

Всю ночь Никита крутил динамо-машину. Все сны выглядели однотипно: длинные коридоры и ощущение погони. Коридоры приводили в тупики, и требовалось возвращаться и вновь искать выход. Лабиринт казался ловушкой. Неведомая опасность буквально наступала на пятки и зависала на плечах. Требовалось бежать! Страшно было от того, что было непонятно, кто и что за ним гонится. Ледяной ужас сковывал по рукам и ногам. Требовалось заметать следы и уходить от погони. Ник был предельно собран. Опасность усиливалась из-за понимания, что на кон поставлена душа. Подобные сны повторялись довольно часто. Под утро Ник заснул более глубоким сном. Во сне он звонил и звонил в дверь. За дверью была тишина.

– Здесь живет Мойша Абрамович? – громко вопрошал он к оппоненту за дверью.

За дверью слышалось сопение.

– Здесь живёт Мойша Абрамович? – допытывался Ник.

За дверью притихли.

– Здесь живёт Мойша Абрамович? – прильнув к двери, шёпотом спросил он.

– А разве это жизнь? – также шёпотом ответили из-за двери.

Утром Ник пошел на пустырь выкапывать книги. Подозрительно оглядываясь по сторонам, ум искал смертельного врага, он так и ждал наказания. За что и почему – оставалось за кадром понимания. Привычка себя занижать и во всем винить с новой силой пробовала его на прочность. Она искала лазейку в его сознании. Ребенок и внутренний Родитель боролись за свои права. Родитель стремился защитить Ребенка и обезопасить запретами на жизнь, тогда как Ребенок требовал свободы. Побеждал по привычке Родитель. Ник шел шаркающей походкой, подволакивая ногу. Плечи сутулились. На ум приходило название фильма «Сбрось маму с поезда».

– Наблюдай сразу за двумя полюсами! – вспомнил он совет Зара. – Ты должен через Родителя и Ребенка доБиться здравого смысла, а не усиливать чувство вины.

Мифологизированный и одновременно демонизированный образ Зара так сросся с Ником, что тот уже не различал, где говорит Зар, где шизофрения, а где он сам. Ник сосредоточился на «хочу» и «нельзя». «Хочу» было н-определенным и бесцельным. Хочу, а вот чего хочу – не знаю. Тогда как «нельзя» было всеобъемлющим и касалось любого его желания.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – ахнул Ник. – Мне же вообще ничего нельзя! И как я еще живу?

Он сосредоточился на «хочу» и «нельзя» одновременно. «Хочу» жило в поле ауры впереди и несколько слева от тела, на уровне сердечного центра, а «нельзя» – справа, над затылком. Ник сосредоточился сразу на двух полюсах силы. В теле появились ломота и ползающие фантомные боли. Продолжая удерживать оба полюса, Ник стал сводить их полем сознания в сердечный центр. Боли усилились. Спину между лопатками прошила стальная рапира. Ник споткнулся и застонал. В голове зашумело. Продолжая сводить оба центра в сердце, Ник старался не отвлекаться на сопротивления бессознательного. Наложив друг на друга оба центра, Родителя и Ребёнка, он силой воли удерживал их в сердце. Неожиданно в сердце забурлило, и грудной центр наполнился огненной энергией. На внутреннем экране зажглось яркое солнце. Ника накрыла эйфория радости и благодати.

– Я справился! – радовался он. – Я сам разгадал и развязал весь этот ребус ночной кармы! Моё «хочу» превратилось в «могу»!

На пустыре он остановился возле разрытой ямы. Книг не было. Недоуменно оглядываясь по сторонам, Ник задумался.

– Может, и книги я придумал? Может, это всё галлюцинации? Может, я сплю? Может, я сумасшедший? Ведь столько подтверждений, что это лишь декорации чужого спектакля! Да пусть даже и так, – решилон. – Жизнь удивительна и прекрасна сама по себе! Важно наслаждаться самой жизнью. И чем проще и естественнее она, тем более умиротвореня.

От его маяты не осталось и следа. Оглядываясь по сторонам, Ник увидел сидящего на лавочке бомжа. Собственно, его внимание привлекли книги, которые тот сосредоточенно просматривал. Ник обрадовался. Пропажа нашлась.

– Есть же вещественные доказательства, что я не сумасшедший! – эйфорией торжества вспыхнуло осознание.

Бомж был явно с чувством собственного достоинства. Он царственно восседал на скамейке, как декан философского факультета МГУ. Увидев, что Ник смотрит на книги, он демонстративно придвинул их к себе, показывая, что делиться добычей не намерен. Сломанные дужки очков, удерживаемые лейкопластырем, растрёпанные седые волосы и запущенная борода, бездонный взгляд ребенка и блаженная радость на лице, указывали на путь юродивого.