Мальчики (Рассказы) - Долгопят Елена - Страница 3
- Предыдущая
- 3/9
- Следующая
- Спасибо, - произнес Павел Андреевич и вздрогнул от собственного голоса.
Он разделся, сложил одежду на стул. Погасил свет. В темноте стянул с постели покрывало. Шапка упала на пол. Павел Андреевич забрался под одеяло и уснул.
Четырьмя часами раньше, сразу после отбоя, привезли в милицейском газике новеньких.
Газик промчался по асфальтовой дорожке мимо гостиничного корпуса и остановился у крыльца приемного корпуса. В сопровождении двух милиционеров вышли четверо мальчиков. Поднялись на крыльцо, скрылись за дверями.
Милиционеры вышли минут через десять. Постояли на крыльце. Оглядели тихую, безлюдную территорию, которую можно было бы принять за мирный парк пансионата. Ухоженный парк, с расчищенными дорожками, с кормушками для птиц на березах и культурных яблонях, стволы которых любовно были защищены от будущих морозов соломой.
Росли здесь и липы, и сосны, оставшиеся от дикого леса. Кусты боярышника и дикого шиповника. Сирень и черемуха. Осины и лиственницы.
- Весной здесь рай, - сказал один милиционер.
Другой закурил, щелкнув зажигалкой.
Кроме деревьев и кустарника были в этом парке и площадки для спортивных игр и детские площадки с качелями на высоких столбах, с горками, с песочницами для малышей, сейчас заснеженными.
Здесь было чисто и пахло диким лесом. Хотелось даже сказать - диким воздухом. И некурящий, совсем еще молоденький милиционер отошел от злого папиросного дыма на край крыльца, чтобы вдохнуть поглубже этот дикий воздух.
На берегу пустынных волн, вспомнил молоденький милиционер, не помня нисколько, кто написал эти строки.
Дети уже спали в своих постелях. И снились им сны.
Милиционер встряхнулся, оглянулся на своего товарища. Тот отшвырнул окурок, который завтра утром дежурные мальчики и девочки счистят лопатами вместе с навалившим под утро снегом, чтобы затем вымести каменное крыльцо жесткими, из прутьев, метлами.
Газик увез милиционеров. Растаяли папиросный дым и угарный выхлопной газ. Ночное небо очистилось. Зажглись колючие звезды, обещая мороз.
За обширным письменным столом сидел невысокий мужчина в милицейской форме с капитанскими погонами. Он просматривал папки с делами, наклоняясь низко, близоруко. На стенах висели грамоты. На высоком железном сейфе беззвучно работал телевизор, немотой своей напоминая аквариум с яркими, пестрыми, в другом измерении живущими обитателями.
Капитан закрыл дела, сложил и поднял голову. На стульях перед ним сидели четверо грязных усталых мальчиков. Один из них, самый щупленький и жалкий, вдруг светло улыбнулся ему. Но капитан в ответ на улыбку нахмурился.
Он нажал на кнопку звонка в столешнице. Тут же дверь отворилась и вошел мужчина затрапезного домашнего вида: растрепанный, небритый, в старых, вытянутых на коленях брюках и в свитере, просвечивающем на локтях.
- Привет, Женя! - крикнул маленький мальчишка.
- Привет, Кролик, - ответил ему мужчина.
И мальчишка радостно засмеялся. Три другие мальчика оставались отрешенно-равнодушными.
Мужчина увел мальчиков из кабинета. Капитан спрятал их дела в сейф и включил у телевизора звук. "Рыбы" вдруг заговорили.
Пока шли длинным гулким коридором, сидевший за столом дежурный не спускал с них строгих глаз. Женины тапки со стоптанными задниками, надетые прямо на босу ногу, по-лягушачьи шлепали по полу. Маленький Кролик держался к Жене поближе.
Женя отворил железную дверь и впустил их в душевую. Они мылись в открытых отделениях, а он сидел на низенькой скамейке у батареи, и выражение лица у него было умиротворенно-кошачье.
Он выдал им чистую одежду, совершенно неказенную. Джинсы, разноцветные футболки, белье, носки, кроссовки. В новом облачении можно было подумать, что они обыкновенные домашние мальчики, только исхудавшие, изнемогшие после болезни, что есть у них дом, заботливые родители и что прибыли они после болезни в пансионат на отдых.
- Есть хотите? - спросил Женя.
- Всегда! - крикнул радостно Кролик.
И мужчина погладил его по голове.
Тем же коридором прошли в небольшую столовую. Дежурный пристально наблюдал.
И здесь дух витал неказенный.
На стенах висели детские рисунки, несколько больших, в рамах, картин. Цветные ситцевые занавески скрывали решетки на окнах. На столах лежали чистые скатерти. И даже торчали из стаканчиков салфетки.
- Садитесь, чего.
Мальчики сели вчетвером за стол. Мужчина, шлепая тапками, прошел в темную служебную половину. Свет вспыхнул. Что-то там стукнуло, звякнуло.
Кролик прислушивался. Остальные мальчики сидели отрешенно. Глазок видеокамеры смотрел на них из-под потолка.
- Женя! - тонко крикнул Кролик. - Помочь?!
- Помоги, - ответил мужчина.
Кролик убежал. И все время, пока он не вернулся, неся с Женей тарелки с хлебом, сыром, колбасой, маслом, чашки, ложки, чайник... все это время оставшиеся мальчики молчали, не глядя друг на друга, рассматривая рисунки и картинки на стенах. Пили чай, ели бутерброды тоже молча, как будто каждый был в одиночестве.
От еды мальчики порозовели, вспотели, и взгляды их стали сонными, осоловелыми.
Шли коридорами. Дежурные в коридорах не спали, следили за каждым их шагом. Мужчина освещал путь фонариком.
Бесшумно прошли в темную спальню. Слышалось дыхание спящих. Разделись, легли в свежим бельем застеленные постели. Кто-то из спавших проснулся, поднял голову и посмотрел. Женя погасил фонарик. Постоял некоторое время и ушел. Тапки его шлепнули в коридоре раз, другой, третий.
- Эй, - окликнул проснувшийся.
Но новенькие не откликнулись. Спали уже или не захотели. Даже Кролик молчал.
Ночь.
В деле Миши был протокол его задержания - на Казанском вокзале. Он жил там несколько дней. Как он объяснил, потому что стал мерзнуть на улице.
Пристраивался к каким-нибудь дальним пассажирам поближе, чтобы не привлекать внимания одиночеством, обособленностью. Слушал чужие разговоры, наблюдал чужие отношения, дремал. Когда разворачивали еду, произносил тихо, вежливо:
- Простите, вы не дадите мне немножко поесть?
Давали. Спрашивали, почему он тут, что случилось. Он отвечал:
- Ключи от дома потерял. Мама уехала к бабушке на дачу, вернется только завтра утром, и я решил здесь до утра переждать. Дверь ломать трудно железная.
Ему давали и деньги иной раз. Он благодарил.
- Смотри, - сказала одна мамаша своей дочери, - какой культурный мальчик. Как тебя зовут?
- Миша.
Надо сказать, что Миша действительно выглядел прилично. Каждое утро он не жалел, платил по восемь рублей, чтобы пройти в туалет. Умывался с мылом, полоскал рот, приглаживал волосы, отряхивал влажными ладонями одежду. И как-то раз попросил - долго присматривался, выбирал - одну пассажирку пришить к своей, похожей на морской бушлат, драповой курточке отлетевшую пуговицу.
И все-таки милиционеры его приметили и задержали. В отделении он ни на какие вопросы (кто ты? как зовут? откуда? что тут делаешь?) не отвечал. В розыске он не значился.
Он был, в общем, спокоен, но вдруг в какой-то момент, точно рябь пробегала по неподвижной воде, дрожью охватывал его страх. Затем он вновь успокаивался.
- Ну хорошо, - сказал вконец уставший от него милиционер, - как-то ведь я должен к тебе обращаться? Как прикажешь?
- Миша.
- Миша. Так и запишем.
Кроме прочего, в деле записали, что назвавшийся Мишей мальчик физически утомлен, но здоров. Умеет читать, писать и считать. Возраст приблизительно - одиннадцать-двенадцать лет. Речь правильная. Словарный запас - выше среднего. Одежда на нем - хорошего качества, не изношенная, но не зимняя, не на холода.
Фома. Не имя, кличка. От фомки - орудия взломщика.
Фомка увидел свет в провинциальном городишке десять лет назад. Отец его, Колька, был человек мягкий, пьющий. Когда-то - чинил телевизоры, но в нынешних телевизорах уже не разбирался, работал уборщиком в парке им. 50-летия, собирал пивные бутылки. Парк уходил в сосновый бор, где в тихую погоду было так же торжественно, как в церкви.
- Предыдущая
- 3/9
- Следующая
