Ярчук — собака-духовидец
(Книга о ярчуках) - Барсуков В. И. - Страница 42

Мы не без намерения так подробно изложили содержание этой повести. Мы хотели приобрести полное право спросить наших читателей: понимают ли они хоть что-нибудь в этой груде нескладных небылиц? По всему видно, что автор хотел написать фантастическую повесть; но, во-первых, фантастическое отнюдь не то же самое, что нелепое; а во-вторых, фантастическое требует не только таланта, но и еще таланта фантастически настроенного, и притом огромного таланта. Таким был гениальный Гофман. В его рассказах, по-видимому диких, странных, нелепых, видна глубочайшая разумность. В своих элементарных духах поэтически олицетворял он таинственные силы природы; в своих добрых и злых гениях, чудаках и волшебниках поэтически олицетворял он стороны жизни, светлые и темные ощущения, желания и стремления, невидимо живущие в недрах человеческой природы. Если угодно, мы беремся показать и доказать глубоко разумное значение каждой черты в любой фантастической повести Гофмана. Но Гофман был один, и доселе природа никому еще не позволяла безнаказанно тянуться в Гофманы. Тик — немецкий писатель с большим талантом; но прочтите его фантастическую повесть, известную на русском языке под названием «Чары любви», — и вы увидите, что, кроме хорошего рассказа, все в этой повести — вздор, возмущающий душу, болезненная галиматья. Но в «Ярчуке» и того не видно: это просто скучный, утомительный рассказ о ничем. С тех пор, как вы узнаёте, что в заколдованной долине являлись цыгане, а не черти, и что Мограби заболел от насыпанного на кустах и траве ядовитого порошка, а вылечился потом от маленькой дозы благотворной мази, данной ему бароном, — Мограби из ярчука, то есть собаки-духовидца, становится простою собакою, и все его духовидство делается пустою вставкою в сказку, и без того нескладную. Что же касается до любви Эдуарда к портрету Мариолы, потом до его женитьбы на ее дочери и, наконец, до слухов о его страшной смерти, то это просто пустяки, которые не стоят, чтобы тратить на них слова. Изложение достойно содержания: ни лиц, ни образов; все действующие лица — и идеальная цыганка Мариола, и старая колдунья — говорят тем же языком, как и сам барон Рейнгоф и его мать, именно языком плохих романов прошлого века.

И вот наша современная литература! В куче книг видите вы одну с именем автора, которого первые сочинения обнаружили замечательное дарование, с жадностию хватаетесь за нее, — и что же? прочитываете две-три страницы и бросаете… И к чему эти набеги на Богемию, эти претензии на изображение фантастического мира? Пишите, господа, о том, что вокруг вас, что можно брать, не ходя далеко. Дело не в содержании, а в таланте. Гоголь и в ссоре Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем умел найти богатое содержание… Ничего нет тяжелее обманутого ожидания, ничего нет тяжелее, как перелистывать груды книг.

Литературный путь ярчуков — загадочных собак-вещунов, способных распознавать ведьм и видеть демонов — растянулся на многие десятилетия ХIХ-го и первые годы ХХ-го века и был тесно связан с «гоголевской» волной этнографической, а точнее «малороссийской» прозы. Вместе с тем, украинским ярчукам, как и русским двоеглазкам, посвящено сравнительно мало отдельных произведений, за исключением позднеготической повести Н. Дуровой «Ярчук собака-духовидец» (1840) и нескольких рассказов; упоминаний больше.

Первым, видимо, ввел ярчука в литературу предшественник Гоголя О. Сомов в «Киевских ведьмах» (1833):

«— Все это так, — подхватила первая, — только про старую Ланцюжиху недобрая слава идет. Все говорят — наше место свято! — будто она ведьма.

— Слыхала и я такие слухи, кумушка, — заметила вторая. — Сосед Панчоха сам однажды видел своими глазами, как старая Ланцюжиха вылетела из трубы и отправилась, видно, на шабаш…

— Да мало ли чего можно о ней рассказать! — перебила ее первая. — Вот у Петра Дзюбенка извела она корову, у Юрчевских отравила собак за то, что одна из них была ярчук и узнавала ведьму по духу»[34].

У Т. Шевченко в «Подземелье» («Великий льох», 1845) ярчук выступает также как змеелов («Побіжить наш ярчук / В ірій їсти гадюк»); те же свойства приданы ярчуку и в вошедшем в антологию рассказе А. Вадзинской «Бровко». Заметим, что и в «Бровко», и в сказке Р. Чмихало «Ярчук» ярчук практически лишен мистических качеств: это главным образом искусная и бесстрашная охотничья собака и прежде всего волкодав.

О. Стороженко, автор рассказа «Ярчук», вспоминает о ярчуке и в рассказе «Влюбленный черт»:

«— Вот, — говорит черт, — и слобода, где живет Одарка: вот же, гляди, и ее хата, окружена вишневым садочком. Иди ж теперь к ней, переднюешь, а вечером, как солнышко сядет, то и я к вам приду. Я бы и сейчас, — говорит, — с тобой пошел, да днем небезопасно нашему брату ходить в слободу: вдруг на ярчука наткнешься да и петухи кукарекают, чтоб они сдохли!»

Пес Разбой, четвероногий друг маленького героя повести Г. Мачтета «Белая панна» (1889), видится мальчику ярчуком: «Если они <страхи> и были, то, конечно, отступали все дальше и дальше в глубь вместе с мраком, потому что на мне был крест, а Разбой был “ярчук”[35], которого боится и волк, и нечистая сила».

Ярчуки вновь оживают в фантастике 1970-х, а затем и 1990-х годов. Вполне очевидна «ярчуковская» генеалогия собакообразного голована-визионера Щекна из повести А. и Б. Стругацких «Жук в муравейнике» (1979) и собак-духовидцев из романа О. Дивова «Мастер собак» (1997), развернутого позднее в трилонию «След зомби».

Появляются ярчуки и в современной литературе. В рассказе «самиздатовского» автора Д. Кононенко «Вовкулака» («Гончие святого Юрия»)[36] фигурирует забавный лже-ярчук:

«Средство оказалось небольшой рыжей дворняжкой с закрученным хвостом.

— Это ищейка? — урядник видел, что такое мелкое создание с волком не управится.

— Ярчук, гончая Святого Юрия.

Урядник молча взял дворняжку на поводок.

Оборотня искать следовало так: на кого ярчук залает, тот и режет скот по ночам. М-ский уверял, что это самый верный способ.

Вечером селяне поглядывали на начальство с собакой, но молчали. Собака тоже молчала, в третий раз обходя дворы, а урядник уже начинал считать себя круглым дураком.

Из-за хаты вышла полосатая кошка тетки Явдохи и немедленно раздулась вдвое при виде собаки. Ярчук спрятался за урядником и гавкнул тоненьким голосочком».

Перу молодого украинского писателя и поэта В. Худенко, уроженца и жителя села Карабутово под Конотопом, принадлежит весьма эффектная миниатюра «Ярчук» (2009):

«Холодная зимняя ночь укрыла хутор.

Вечером еще ничего было, а теперь поднялась вьюга и понесла вниз в долину сугробы с колхозного поля и окутала ими всю Нехаевку, и даже садиков ее опрятных не видно стало, ни домов, ни дороги из хутора на Роменскую трассу, лишь тополя над ней стояли худыми тенями и цеплялись за них далекие звезды.

И единственная улочка хуторка над водохранилищем, ивами обнесенным, спала, и ивы спали, вмерзшие ветвями в лед; а там, подо льдом — щуки, карпы, окуни — все уснуло, и хутор уснул, и лишь гудело, гудело, гудело…

И несло оврагами и балками в ночь далеко-далеко, до самого Октябрьского села или Дубовязовки мертвыми зимою колхозными полями и лесополосами вдоль них, и осушенным болотом, и одинокими рощами; нагнал декабрь сон и сам спал.

А все же не всех одолел.

Почти на краю Нехаевки мерцал огонек — светилось у Бондарей в хате.

Мать и дочь жили одиноко, парень еще у них был, но в армию недавно забрали, и пока управились с хозяйством, ночь настала, да еще и корова тельная — ночью или, может, завтра телят ждать.

Старый Бондарь два года назад умер от рака легких — он в шахте работал на Донбассе, прежде чем сюда перебрался — надышался.