Сборник Попаданец (СИ) - Мельник Сергей Витальевич - Страница 1

Дождь крупной дробью барабанил по капюшону плаща, наполняя осенний день мокрой прохладой и шелестом осыпаясь в облетевшую желто-красную листву засыпающего леса.

Мерный шаг, тяжесть рюкзака за плечами, старая, еще от деда доставшаяся «вертикалка» — вот и весь мой скарб, вот и весь я.

Электричка уже давно скрылась из виду, протарахтев железом колес, старенькое ружье извлечено из чехла и повешено стволом вниз на плечо. Хорошо, что предусмотрительно достал плащ, сразу накинув его до выхода из вагона.

Миновав по едва видимой тропе густой подлесок, вхожу под кроны уже больших деревьев. Все, теперь можно считать, что отпуск начался.

Первые дни была суета: собирал вещи, обзванивал знакомых, пытаясь «совратить» на поход в лес, но — увы и ах. Проверенные товарищи завязли в работе либо же бездарно отгуляли свои отпуска летом. Нет, лето — это, конечно, хорошо, но вот кто знает, тот не даст соврать: конец сентября — начало октября — это самое благословенное время для лесных походов. Но не суть важно. Отпуск придется проводить в гордом одиночестве, компанию я себе так и не нашел. Впрочем, думаю, пока.

Обрезанные «кирзачи», в которых я еще в армии плац топтал, держались хорошо, рюкзак умный, с рамкой и подпоясом, хоть и неподъемный, на первый взгляд, но вес распределял на спине и потому не напрягал. Шлось хорошо, жаль, что в одиночку, если не считать, конечно, Лялю.

— Лялька! Едрить тебя за ногу! — крикнул я, свистнув пронзительно и с умилением наблюдая, как из кустов вихрем вылетел сбитый коротконогий комок шерсти, моя спаниелька, так сказать, подруга дней моих суровых.

Лет пять-шесть назад познакомился я с одной девушкой, хотел ей в подарок щенка преподнести, да только как увидел сморщенный носик прелестницы, скривившейся при виде маленького щеночка, сразу понял: собаку ей не отдам. Да и не по пути мне с таким человеком. С тех пор Лемринада по своему собачьему паспорту, а по-простому Лялька, живет со мной, радуя сердце старого холостяка своей персоной.

На часах половина десятого, на навигаторе выставлены точки, шаг мерный, воздух прохладный, купленный напульсник показывает, что я не человек, а земное воплощение спокойствия Будды, пульс и сердцебиение в норме.

От легкости и какого-то внутреннего просветления на душе начинаю мурлыкать разные песенки себе под нос, пару раз останавливаюсь, делая фотоснимки наиболее живописных мест. Время, как и пройденное расстояние, остается позади. Шаг-другой, за ним еще один и еще. Нисколько не покривив душой, могу сказать, что я подхожу к состоянию счастья. Просто физически ощущаю, как налет серой грязи повседневности сползает с меня кусками, размокая и отваливаясь под дождем, цепляясь за ветки кустарника и оставаясь где-то там, далеко, в другой жизни, с другим человеком.

Я немолод, давно пошел в размен четвертый десяток лет, за плечами немало, но одинок как ветер в поле. Нет уже близкой родни, нет и тех, с кем бы можно было пройти рядом оставшийся земной срок. Не то чтобы я не влюблялся или же у меня не было отношений, все это было, но как-то так получилось, что вечера мне все чаще и чаще приходилось встречать в одиночестве, а городской телефон стал звонить только тогда, когда кто-то ошибался номером.

Можно, конечно, и переживать по этому поводу, но как-то не получалось. Мне интересно жить с самим собой, и даже весьма. Есть страсть к медицинской науке, недавно получил степень доктора наук, присужденную президиумом Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки РФ по результатам публичной защиты докторской диссертации. Есть моя работа в БСМП, а в местном мединституте у меня каждую неделю девять часов лекций. Все это крутит и вертит мною, забирая одиночество, и заставляет вставать по утрам. Каждый раз гладко выбриваю подбородок и надеваю свежую рубашку, выхожу из пустой квартиры. Кручусь, верчусь, да и много ли мне по большому счету нужно для счастья? Последнее время даже стал замечать, что не в состоянии потратить зарплату за месяц, постоянно остаются деньги. Что, впрочем, радует, так как дает возможность материально подкрепить свои увлечения.

Возможно, это бич и печать моей профессии, не зря же говорят, что врачи — циничный, замкнутый и нелюдимый народ. Возможно. Впрочем, кому это интересно?

Местность же постепенно менялась, рельеф стал пестреть замшелыми валунами, появились холмы и россыпи камней, деревья расступились, давая больший обзор, а где-то впереди, на грани восприятия слуха, стал различим шум бегущей воды.

Еще час неспешного хода, и я вышел к берегу бурной небольшой реки, местами поросшей непролазными плавнями камыша. Теперь дальше, вниз по течению, еще километра полтора-два, туда, где поток реки разливается, успокаиваясь. Немного в сторону от воды, к широкой поляне — и рюкзак с плеч. Все, на сегодня хватит, начало второго по времени, часов пять до сумерек, пора ставить лагерь.

Каркасная нейлоновая палатка ставится за минуты, внутрь кидаю рюкзак, а сам с топором и верной Лялькой обхожу по кругу лагерь, ища сухое дерево. Можно было бы обойтись простыми опавшими ветками, но хотелось сегодня ночью посидеть подольше у костра.

Хлопоты по обустройству лагеря доставляли удовольствие. Нарубил с хорошим запасом дров, тут же накрыл их полиэтиленовой пленкой от дождя, снял дерн под кострище. Вырезал рогатины-держаки для котелка. Немного еще повозившись, натянул тент.

Времени еще было порядочно, расчехлил коротыш-спиннинг, быстро смонтировал катушку и, прихватив с собой небольшой набор блесен, выдвинулся к воде.

Река в этом месте расширялась из бурного потока, превращаясь в вальяжную тихую гладь. Вода по-осеннему прозрачна и лишь местами темнеет омутами. Зачерпнув ладонями из реки, ополаскиваю лицо, наслаждаясь живой прохладой. Дождь почти прекратился, оставив после себя влажную взвесь туманной зыби, а где-то совсем под боком распевалась птичка. Покой и тишина.

Бесхитростно из набора блесен достал «колебалочку» на десять граммов, именуемую в народе «ложкой», так как в былые времена люди делали нечто похожее из столовых принадлежностей, путем усечения убирая ручку и на ее место подвешивая тройник.

Бросок-другой, перехожу от места к месту, с глубины — тишина. Перехожу еще через прогалину и чувствую, что перспективное местечко. Пятно неопавшей водной травы, легкий перекат, свидетельствующий о препятствии под водой, низко нависшие ветви близко стоящих деревьев. Чуйка рыбака просто звенит как натянутая струна, азартным мягким шепотом говоря: «Здесь! Здесь она, родимая!»

Первый же заброс и мощный с оттягом удар. Спиннинг опасно сгибается в дугу, в руки передается вибрация от идущей по дуге на леске рыбины, я еще не вижу ее, но могу с уверенностью сказать, что меня ждет: слишком силен и нахален удар, слишком быстро идет рыба под водой.

Минутная борьба — и моему взору предстает матерый «горбач», закованный в зеленый панцирь с чернополосатой расцветкой и неимоверно ярким цветом огненно-красных плавников.

Хорош! Ой, хорош, красавец! Без ложной скромности, граммов семьсот-восемьсот, а то и кило! Спина в три пальца, да только побоюсь прикладывать: уж больно страшен перепончатый гребень из шипов. Как в песне: «Душа поет, а сердце плачет». Такого красавца грех за бока да в котелок не опустить на ушицу, и в то же время понимаешь, как редка такая рыбка в последнее время, так и хочется отпустить на волю этого красавца. Впрочем, сомнения прочь, а рыбу — на кукан, как говаривал кто-то из великих, возможно, даже я.

Уже к вечеру, возвращаясь в лагерь, приношу улов, дополненный еще парой окуней поменьше и двумя «камышовками», длинными щучками-шнурками, в лагерь. В темнеющем небе стали проскакивать багровые закатные тона, а на весело потрескивающем костре уже побулькивал котелок с ухой, дожидаясь второй загрузки почищенной рыбы. Стало быть, двойная-то ушица будет, не хухры-мухры компот в столовой, а порядочный взвар.