Стоять, бояться! (СИ) - Обухова Оксана Николаевна - Страница 11

Как ни смешно, но, сделав это открытие, Илья решил поговорить с отцом.

Не стоит приводить здесь этот разговор. Илье казалось, что он искренне обеспокоен за папу и пытается открыть ему глаза: жена тебя дурачит!

Отец повел себя достойно. Лишь через несколько лет сам Илья понял, что причиной того разговора выступило не беспокойство за отца, а обыкновенная ревность. Смешная примитивная ревность мальчишки к заигравшейся в авансы женщине.

Глупо. И зря отец пощадил тогда сына, не став ничего ему объяснять и нажимать на болевые точки. Илья посчитал, будто жена отцу важнее сына, и отношения с Бертой разладились совершенно. Мачеха не захотела заново, на новом уровне приручать парнишку, лениво отвернулась. И к сожалению, к моменту, когда повзрослевший Илья пришел к пониманию причины их разрыва, ушла так далеко, что не смогла вернуться.

Или не захотела. Ей показалось проще вычеркнуть негодного мальчишку из памяти. Берта буквально выжила неудобного пасынка из дома, заставив Льва Ефремовича купить двадцатилетнему сыну отдельную квартиру. При редких встречах с Ильей вела себя демонстративно отстраненно. Отец, как ни скрывал, страдал. Илья мучительно пытался все исправить, искал подходы, а не найдя, даже к психологу наведался.

Причем наведался-то исключительно из гордости. Ему казалось смешным за рюмкой проговаривать проблему перед каким-нибудь приятелем, каяться в детской влюбленности, выглядеть ревнивым лопухом, прыщавым недомерком. Но желание поговорить разрывало на части, а гордость не позволила довериться бесплатно. Зубов выбрал баснословно дорогого мозговеда, улегся перед ним на кожаной кушетке и битый час, разглядывая высокий протолок с лепниной, повествовал о приключившейся с ним неприятности.

Психолог, сухопарый дядька с высокими залысинами, слушал не перебивая. Иногда теребил двумя пальцами вислый кончик носа, но предварительными умными ремарками клиента не расстраивал - дал выговориться. И только в самом конце задал несколько осторожных фрейдовских вопросов - про маму, папу, счастливое детство - и перешел непосредственно к теме Берты:

-  Как я понимаю, Илья, вы вините себя в том, что из-за вас у отца не получилось создать полноценную семью?

-  Типа того, - хмуро подтвердил Зубов.

-  Любопытно, - вздохнул мозговед. - У меня бы, например, возникли вопросы к взрослой женщине, заигравшейся с мальчиком в пубертатном возрасте... не сумевшей сделать поправку на этот возраст.

-  То есть? - Илья заинтересованно сел на кушетке, свесил руки между широко расставленных ног.

-  Понимаете... Подростки, мальчики слишком всерьез принимают любой аванс, ваша мачеха должна была это понимать...

Носатый сердцевед опытно и сразу расставил все по позициям: мальчик - взрослая женщина. Если бы кто-то другой приласкал Илью «подростком» или «мальчиком», наверняка нарвался бы на грубость. К шестнадцати годам старшеклассник Зубов пропустил через себя половину одноклассниц и, как случайно узнал, получил от них прозвище Кобельеро. В универе Зубов прославился не меньше, таскался - только пыль столбом! Какой он «мальчик» после стольких приключений?!

Но вот загадка: слова психолога не задели. Впервые, словно со стороны, Илья увидел себя и Берту - изнывающего от запретных ожиданий юнца и лукавую Цирцею, превратившую его в отупевшую свинью.

-  И что мне делать? - спросил психолога.

-  Вы хотите наладить отношения с мачехой? - прищурился тот.

-  Ну-у-у... наверное.

Мозговед снова ущипнул себя за кончик носа, надул щеки.

-  Я немного знаком с природными кокетками, подобными вашей мачехи. Они...

Слушая психолога, Илья поразился, насколько точно тот описал манеры и привычки Берты, как выверено и осторожно подвел Зубова к пониманию щекотливости положения: наладить отношения с мачехой получится только вновь признав ее чары, поскольку Берте невыносимо видеть равнодушие мужчин. Едва Илья вышел из-под власти кокетки, та потеряла интерес: мужчины могли быть либо поклонниками, либо становились пустым местом.

В какой-то момент Илья даже потерял нить разговора и всерьез задумался: не подыграть ли Берте, раз ей так требуется это чертово поклонение?!

И тут же сам поморщился: игривые манеры мачехи недавно стали раздражать. Да и потом... Все изменилось: Илья уже не тот восторженный подросток, а молодой интересный мужик, и как бы ситуация не вывернулась наизнанку и уже сама Берта не приняла за авансы игру Ильи?..

Проблема.

Зубов поблагодарил психолога, совершенно успокоенным вышел за дверь и больше не вернулся в этот кабинет.

Как показало время - зря. Поскольку совет бывалого психолога потребовался б еще не раз: нового Илью Берта приняла совсем свирепо. Еще недавно виноватый и слегка заискивающий пасынок совершенно успокоился, перестал рефлексировать по поводу ее молчания, остался равнодушен к любым уколам...

Берта потеряла голову - к ней! к ней кто-то сделался совершенно безразличным! - начала мелочно и глупо придираться, сталкивать отца и сына по малейшим пустякам.

Илья уже все понимал, насквозь видел, откуда вырастает неприязнь. Он ушел. Не из дома, а почти из жизни отца. Не захотел становиться причиной домашней нервотрепки. Берту он теперь презирал, папу немного жалел. И чем явственнее выстраивались эти новые отношения, тем сильнее вспыхивала ненависть мачехи.

Две недели назад Зубов встретил почти забытого однокашника Сашку Ковалева - завзятого вруна и пошляка, - тот задал скабрезный вопрос:

-  Слушай, Зуб, а у тебя с мачехой еще... не того? Было?

Илье сразу захотелось врезать по сальной роже, но желание мараться быстро пропало.

-  Зря, - осклабился бывший приятель по университету, - ее же все равно кто-то на стороне шпилит...

-  Фильтруй базар! - взъярился Зубов.

-  Я-то фильтрую, - ухмыльнулся сплетник, - а вам-то надо за дамочкой приглядеть.

-  Ты что-то знаешь? - напрягся Илья.

-  Ну-у-у... Слухами земля полнится.

Намек наполнил голову Зубова колокольным грохотом. Коваль, конечно, враль известный, но чем черт не шутит. Илья разыскал через приятелей номер телефона Паршина, тот выполнил работу...

Теперь Зубов сидит под лестницей на бидоне с краской и размышляет, чего бы такого соврать сестре щекастого Костика относительно розыгрыша мачехи. Придумать что-то безобидное или просто отмолчаться?

Усталая голова соображала туго, пауза затягивалась. Девчонка явно пыталась подлизаться, боялась, что Илья настучит и сдаст ее ментам - ненависть любого автомобилиста к барсеточникам вполне понятна.

-  Костика нет дома, - принялась опять отмазывать щекастого братишку. - Я случайно сюда забежала.

Курица безмозглая. Только что сама, рыдая, булькала - мы, мы, - теперь снова-здорово: щекастый ни при чем.

-  Слушай, Дуся, - размеренно заговорил Илья, - мне надо просто перебраться через ваш балкон. Туда и обратно. Если мы поймем друг друга, про портфель не узнает ни одна живая душа, понятно? Прекращай вколачивать - его нет дома, он ни при чем... Я сделаю свои дела и...

За дверь коморки раздались негромкие шаги. Илья соскочил с бидона, приник к крошечной дверной щелке: косо падающая на стену тень обрисовала скорченный, явно мужской силуэт. Мурлыкающий песню на неизвестном языке мужик присел у ящика - вроде бы у ступенек коробка с ветошью стояла, расправил навесу какое-то тряпье...

«Ждать Гаврилова или привлечь внимание?!» - быстро проскочило в голове. Галина уже, наверное, с булками вернулась домой, Берта обычно приезжает с работы не раньше половины восьмого, если успеть проникнуть в кабинет отца до возвращения мачехи... Да даже при ней все получится обтяпать! Берта в кабинете почти не бывает, отец не выносит, когда кто-то работает за его столом и двигает бумаги. У мачехи есть столик в будуаре.

Стремительно приняв решение, Илья в один шаг подскочил к девчонке, цыкнул ей: «Молчи!» - и резко рванул застежку молнии на ее куртке.