Циолковский
(Путь к звездам) - Ткаченко Александр Борисович - Страница 2

Многие бы на его месте пали духом и махнули на себя рукой. Но Костя продолжал упорно заниматься дома. Часами он сидел над учебниками, решая задачи, рисуя чертежи, запоминая формулы. Но о поступлении в университет и речи быть не могло.

Что дали бы университетские лекции юноше, для которого мир звуков был уничтожен беспощадной болезнью?

И всё же наперекор судьбе в шестнадцать лет Костя Циолковский приехал в Москву учиться. Ни родственников, ни знакомых у него там не было. Какой же силой духа нужно было обладать, чтобы решиться во что бы то ни стало получить образование, заведомо зная, что ни в одном учебном заведении глухой студент не нужен никому! Циолковский получал из дома совсем немного денег, которых не хватало даже на картошку и чай. Раз в три дня он ходил в булочную и покупал там чёрного хлеба на девять копеек.

Так и питался — ел хлеб, запивал водой. Зато покупал книги и разные нужные вещи для опытов: трубки, ртуть, серную кислоту и прочее.

Вы, наверно, спросите: а в каком же всё-таки институте он учился? А ни в каком! Костя Циолковский самостоятельно занимался в Румянцевской библиотеке[3]. Брал книги, садился за стол и читал, читал, читал… За три года он освоил курсы высшей алгебры, дифференциального и интегрального исчисления, аналитической геометрии, сферической тригонометрии, аналитической механики. Самостоятельно, без всяких профессоров. Питаясь одним чёрным хлебом с водой.

Когда однажды он приехал домой на праздники, родители посмотрели на него и ахнули: Костя ужасно похудел. Они поахали, поохали и давай кормить сына! Целую неделю пичкали его котлетами, пирогами, жареной гусятиной — поправляйся, сыночек, набирай вес! А Костя погостил дома немножко и опять укатил в Москву — книги в библиотеке читать, опыты ставить у себя в каморке и жить на девяносто копеек в месяц. Немного найдётся в мире образованных людей, получивших знания столь дорогой ценой.

Закончив обучение, Константин Эдуардович блестяще сдал экзамен на звание учителя уездных школ и получил право преподавать арифметику, физику и геометрию. И напрасно так волновался за его учеников приезжий господин на заснеженной калужской улице. Учителем Циолковский был очень хорошим. Хотя взрослые калужане считали его чудаком и несерьёзным человеком, но дети очень любили.

Для них такой учитель был как бы не совсем взрослым, а потому близким и понятным.

Только как же глухой Циолковский отвечал на вопросы учеников и слушал их ответы у доски? А никак! Он объяснял тему урока, а задания давал только письменные и потом проверял тетрадки.

Несмотря на это, он всегда был самым любимым учителем у ребят. Всё дело в том, что он умел сделать школьные занятия необычайно интересными: на его уроках летали модели аэростатов[4], сверкали рукотворные молнии, гремели искусственные громы. На учительском столе Циолковского сами собой плясали бумажные куколки, а электрический осьминог хватал щупальцами за пальцы и нос всякого, кто желал проверить на себе действие статического электричества.

Очень немногие из преподавателей тратили столько сил и времени на подготовку к урокам и изготовление наглядных пособий. Этот труд начальство Циолковского оценило по заслугам: за успехи в учительском деле он был награждён двумя орденами.

Вот так и жил Циолковский: учил детей и постоянно занимался научными исследованиями. И к тому же смешил окружающих своими чудачествами. Зимой катался на коньках с собаками наперегонки, а летом в такой же компании гонял на велосипеде. Нужно сказать, тогда велосипедов в Калуге почти не было. И собаки на всякий случай облаивали каждого, кто передвигался по городу на такой непонятной штуковине с колёсами: а вдруг это что-то опасное?

Но опасным и для них, и для самого Циолковского велосипед стал лишь однажды — когда Константин Эдуардович приспособил к нему бензиновый мотор. Он вообще был мастер на все руки и умел работать и с деревом, и с металлом. И вот однажды Циолковский решил сделать из своего велосипеда мотоцикл. Достал где-то небольшой моторчик, поставил его на велосипедную раму, залил в бачок побольше бензину и решил отправиться в путешествие по окрестным лесам. Уселся в седло, покрепче схватился за руль и нажал на газ! Но хотя и хороший он был механик, а всё же чего-то не рассчитал как следует. В итоге самодельный мотоцикл понёсся вперёд так быстро, что на первом же повороте Циолковский не удержал руль и врезался в заросли орешника.

А ещё Циолковский любил… петь!

Но это были очень странные песни, в которых не было ни музыки, ни стихов. Ведь Циолковский был глухим и потому не знал песен, которые поют все остальные люди. Но разве это помеха для человека, у которого душа поёт! И Константин Эдуардович шёл по лесной тропинке, во весь голос распевая какие-то одному ему понятные мелодии без слов. Грибники, случайно встретив его, долго смотрели вслед прогуливающемуся учителю, а потом обескуражено качали головой: мол, что тут поделаешь — чудак-человек.

Циолковский не унывал. У него была жена, семеро детей, он сумел построить для своей семьи большой уютный дом. Для того чтобы удобнее было общаться с родственниками и гостями, Константин Эдуардович придумал хитрую конструкцию.

Он согнул из тонкого листа железа огромную воронку, и когда он приставлял её узким концом к уху, то мог слышать всё, что ему говорят.

Чтобы не таскать эту громоздкую железяку по дому, Циолковский наделал таких воронок больше десятка и расставил по всем комнатам. Он называл их «мои слухачи». Сидит, к примеру, Константин Эдуардович у себя в кабинете, придумывает какую-нибудь ракету, а тут жена входит:

— Костя, пора обедать.

Циолковский тут же хватает свою трубу:

— Что ты говоришь?

— Пойдём обедать, говорю. Суп стынет.

— Ага, сейчас. Вот только скорость истекающих из ракеты газов вычислю.

Досчитает, что задумал. Потом спустится в столовую, сядет за стол. Жена ему:

— Тебе сметанки положить?

А у Циолковского и в столовой ещё один «слухач» стоит. Он его сразу же к уху:

— Чего-чего?

— Ты суп со сметаной будешь есть или без?

— Конечно со сметаной! С ней вкуснее.

Стоит ли удивляться, что из-за своей глухоты у него не получилось занять достойное место в научных сообществах Москвы и Петербурга. Вот представьте себе: как мог бы Циолковский делать доклады, спорить с другими учёными, отстаивать своё мнение, если без громоздких приспособлений он почти ничего не слышал? Но насколько же великими были его идеи, если определили всё развитие космической техники на сто лет вперёд!