Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - Дружников Юрий - Страница 16
- Предыдущая
- 16/44
- Следующая
Семья мешала партии. В печати тех лет появились статьи о необходимости при новом строе отделить детей от родителей. Методическое пособие для учителей "Детский сельскохозяйственный труд" рекомендовало для разрушения индивидуальной семьи добиваться, чтобы все дети до четырнадцати лет содержались за счет сельскохозяйственных коммун, а не отдельных семейств. Реализовать эту педагогическую теорию не удалось из-за отсутствия средств.
События в семье Морозовых - типичный пример того, что происходило в стране. В семье было свыше двух десятков рук, которые делали хлеб. Этих рук не стало. Рак доносительства дал метастазы в других семьях. Количество погибших и пострадавших от действий одного мальчика измерялось двухзначным числом, а общая статистика жертв доносов - милллионами.
Обычно после доноса заводилось дело на одного человека в семье - отца или деда. Все остальные члены семьи также подвергались преследованию. Печальная ирония состояла в том, что, донеся на отца, герой-пионер по стандартам тех лет сам становился сыном врага народа и тоже должен был стать жертвой преследования. Вокруг Герасимовки, кстати сказать, было множество специальных учреждений для детей, лишенных родителей.
Упомянутое выше Шахтинское дело наложило отпечаток на последующие процессы, в том числе на дело герасимовских крестьян. Такие дела планировались заранее, когда жертвы и участники понятия не имели о своей предстоящей участи. Процесс по делу Павлика готовился скрытно Секретно-политическим отделом (СПО). В 1932 году произошло укрепление и расширение ОГПУ, и милиция была передана в подчинение секретной полиции. Паутина СПО, специально предназначенных для сыска и уничтожения врагов народа, покрыла всю страну.
Показательные суды начала 30-х годов были не только массовыми зрелищами, но и массовыми по числу обвиняемых. Перед процессом уполномоченные СПО искали не преступника, а подходящее лицо, которое будет убийцей или вредителем. Затем с помощью доносов подбиралась "банда": идейный руководитель, он же вдохновитель, лица, подговаривающие совершить злодейство, исполнитель, а также те, кто не донес о нем. Сперва арестовывали большую группу подозреваемых, затем начиналась обработка и отбор тех, кого можно сломать, заставить доносить на остальных. Лишних арестованных обычно потом выпускали, показывая объективность суда, а затем использовали в других процессах. Как правило, каждое дело служило основой для последующих обвинений других людей.
Дети в таких процессах свидетельствовали против собственной семьи. И если в Шахтинском процессе подросток проходил как бы на заднем плане, то в деле семьи Морозовых дети - и живые, и мертвые - впервые стали главными обвинителями. По идее властей новое поколение должно было уничтожить старое.
Коллективизацию на Урале и в Сибири приказано было закончить к осени 1932 года, но это не удавалось. Москва обвиняла местное руководство, центральные газеты писали о притуплении большевистской бдительности, о правых и левых уклонах, о происках троцкистов. Хотя сторонники Троцкого на Урале были уже уничтожены, а с кулаками велась борьба, здесь до 1932 года не раскрывали сколько-нибудь значительных контрреволюционных заговоров или ответвлений центральных террористических организаций. Между тем властям такой заговор был совершенно необходим.
Ивану Кабакову было 38 лет, когда его сделали первым секретарем Уральского обкома, заменив Шверника, который недостаточно решительно расправлялся с оппозицией и кулаками. Культурный уровень обоих был примерно одинаков (у Шверника - образование четыре класса, Кабаков - слесарь низкой квалификации).
Став хозяином области, Кабаков принялся, по его собственному выражению, "убивать троцкизм". Начались массовые аресты в городах. На очередном съезде партии в Москве Кабаков, отчитываясь об успехах в разгроме троцкистов, назвал ликвидацию кулачества центральным вопросом политики партии. Обком обещал Москве коллективизировать 80 процентов крестьян Урала. Вскоре рапортовали, что почти все выполнено (70,5 процента). И вдруг при проверке оказалось, что этот процент - всего 28,7. Явный обман в те годы мог иметь вполне определенные последствия.
Чтобы исправиться, совместно с председателем облисполкома Ошвинцевым и начальником полномочного представительства ОГПУ по Уралу Решетовым Кабаков начал штурм деревни. В короткий срок (в течение двух месяцев) здесь было раскулачено, отдано под суд, сослано и расстреляно 30 тысяч семей (число пострадавших, включая женщин, стариков и детей, достигло сотен тысяч). Девятый вал этого террора настиг затерянную в глуши Герасимовку. Урал, твердил Кабаков, работает под непосредственным руководством товарища Сталина. В апреле 1932 года из столицы Урала Свердловска в районы рассылалась инструкция по осуществлению полной ликвидации капиталистических элементов, что позволит дать бурно развивающейся промышленности Урала новые мощные кадры рабсилы для создания второй оборонной базы на востоке СССР. Инструкция цитировала Кабакова: "Выкорчевать сопротивление внутри колхоза".
На местах, однако, практика не подтверждала теорию.
Кулаков не хватало, и СПО для выполнения плана производили аресты подкулачников. Сам термин "подкулачник" обозначал бедного крестьянина, который должен любить советскую власть и стремиться в колхоз, но "подкулачник", вопреки теории, этого не делал. Преследуя "подкулачников", власти очищали деревню не от кулаков, а от недовольных. В газетах тех лет писали: "Подкулачники и предатели Советской власти до хрипоты орут, разбрызгивая слюной...". Газета "Уральский рабочий" повторяла: повсеместно расстреливать кулаков и подкулачников. Газета "Тавдинский рабочий" призывала очистить деревню от изменников, предателей, саботажников, лодырей и просто неясных людей.
"ОГПУ искало в деревне слабые места, - вспоминал крестьянин Байдаков. - Уполномоченные гуляли по платформе станции Тавда в штатской одежде под видом пассажиров и вылавливали подозрительных. Крестьянин подошел к поезду, а его хвать за рукав. Предложили пройти, толкнули в темную комнату и заперли. Подержали там для страху и стали его, вконец испуганного, допрашивать, кто что говорит про Советскую власть. Ну, он и лил на всех, лишь бы отвязаться". Секретная полиция настолько основательно занималась коллективизацией, что даже планы посевов печатались в типографии ОГПУ.
Напряженность в Уральском обкоме и ОГПУ резко обострилась, когда Сталин отправил в провинцию личных представителей наказывать местное руководство за то, что оно действовало недостаточно энергично. В обкоме уже знали, что на Кавказе и на Кубани глава Центральной контрольной комиссии Каганович сразу исключил из партии около половины партийных кадров и осуществил массовые репрессии в деревнях. То же проделал председатель Совнаркома Молотов в Украине.
Страх перед эмиссарами из Москвы заставил местные власти готовиться к прибытию такого представителя на Урал. Этот эмиссар вскоре приехал. Им был инспектор Рабкрина (Рабоче-крестьянской инспекции) Михаил Суслов. После смерти Сталина Суслов дорос до должности главного идеолога партии и был им долгие годы. А тогда скромный инспектор, имея особые полномочия, обвинил местные кадры в бездеятельности и начал чистку. Суслов потребовал немедленной организации показательного политического процесса, и такой процесс, как мы уже знаем, вскоре состоялся.
В глуши, далеко от столиц, суд возвестил на весь мир, что советская власть победила везде. Террористы-кулаки подтвердили мысль Сталина об усилении при социализме классовой борьбы. Показательный суд ускорил выполнение плана хлебозаготовок, который на Урале срывался, стал отправной точкой для других политических процессов и просто массовых арестов без суда, чтобы дать в центр страны хлеб, а в Сибирь - заключенных, дешевую рабочую силу.
Убийство детей Морозовых помогло обвинить всех тех, от кого власти хотели очистить деревню. Убийство было выгодно властям. Вина и невиновность подсудимых не интересовали ни следствие, ни суд. Но кто же в действительности убил Павлика и Федю Морозовых?
- Предыдущая
- 16/44
- Следующая
