Дрянь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 3

Непослушные брови опять изогнулись. Михаил честно попытался усмирить их, потирая висок, однако не преуспел.

— Алла?

Стало совсем стыдно — ещё хуже, чем тогда, на столе, со шваброй в руках.

— Ирина сказала, что вы заболели, — дурацким высоким голосом начала оправдываться Айка, глядя только в бумажный пакет. Лук-порей, живописный, как в американских фильмах, но непредсказуемо духовитый, тыкался в нос, отвлекая от разговора. — Вот я… то есть мы… от лица коллектива… проявить заботу… все очень волнуются…

Краем глаза Айка заметила, как лысина консьержа возбуждённо заблестела. Михаил, видимо, тоже, потому что поморщился и быстро предложил с любезной рабочей улыбкой:

— Да, конечно. Проходите, Алла, очень рад.

Дом у него оказался на удивление чистый, светлый — и без следа бурой дряни. Целых три комнаты, одна отделанная под гостиную, а другая — под самую настоящую библиотеку. Третья дверь была прикрыта, и из скважины торчал ключ — ни дать ни взять как в сказке о Синей Бороде.

Кухня тоже была огромная. А на широченном подоконнике стояла клетка, в которой бодро возились три мыши — одна белая, две серые.

— В кабинете поймал, — невозмутимо пояснил Михаил, проследив за Айкиным взглядом. — Не травить же их, в самом деле.

Мыши заинтересованно уставились на гостью сквозь прутья клетки.

— Ой, — глубокомысленно изрекла Айка и едва не уронила пакет.

Разбирали его в четыре руки. Хватало там и всякой ерунды, вроде лакричных леденцов, но нашлось и кое-что полезное: полкило лимонов, имбирь, мёд с орехами, малиновое варенье, корица и кардамон. Пирожки, всё ещё тёплые, лежали на самом верху. Михаил взял один, надкусил и положил на стол.

— С чем? — робко спросила Айка.

— С яблоками, — ответил он задумчиво. — Вы знаете, Алла, вообще-то я не ем яблоки.

Айка разгладила пустой бумажный пакет и отступила к двери.

— Ну, вы поправляйтесь, Михаил Сергеевич… Я пойду.

Она метнулась в коридор и принялась обуваться; голубые кроссовки отчего-то были мокрые насквозь, и короткая куртка — тоже. Михаил остался на пороге кухни, пристально наблюдая.

— Алла, — позвал наконец он. — Скажите, а когда у вас последняя электричка?

Айка посмотрела на часы: без четверти десять. Поезд ушёл восемь минут назад.

— О, как раз вовремя. В одиннадцать пятнадцать будет, — жизнерадостно соврала она, думая, что придётся вернуться в офис и поспать на диване в приёмной. Так уже случалось несколько раз, дежурный охранник даже не удивится. — А вы поправляйтесь, пожалуйста, — повторила она и потянулась к дверной ручке.

Точнее, попыталась, потому что вместо дверной ручки вдруг оказались пальцы Михаила, а сам он обнаружился аккурат напротив Айки, спиной к косяку.

— Нет у вас никакой электрички, Алла, — серьёзно сказал он. — А если б и была, то вам пришлось бы ночью шлёпать от вокзала пешком, потому что в час даже троллейбусы уже спят. Если это, конечно, порядочные троллейбусы. Переночуете здесь.

— Не стоит, я, честно…

— Обещаю не селить вас в одной комнате с мышами, — продолжил Михаил и, отодвинувшись от двери, принялся щёлкать замками: один, второй, третий, четвёртый… В какую сторону что надо вертеть, чтоб открыть теперь дверь, Айка бы не созналась и под угрозой принудительной командировки в Киншасу. — Кстати, Алла, вы совсем не умеете врать. Как ребёнок, честное слово.

Он демонстративно вынул ключ из скважины и положил в карман, а затем вернулся на кухню. Айка потерянно дёрнула ручку, поковыряла верхний замок — и начала разуваться. Спорить без швабры в руках было как-то глупо.

Ужин прошёл более чем странно. Айка запекала курицу с пореем, а Михаил сидел на стуле, подвернув под себя ноги, жевал нелюбимые яблочные пирожки и запивал горьким-горьким зелёным чаем, куда было намешано всё, что под руку подвернулось: мёд, имбирь, лимон, мята и пересушенные «коробочки» кардамона.

Дрянь предусмотрительно не показывалась, однако присутствие её ощущалось достаточно чётко, заставляя ёжиться и вертеть головой по сторонам.

— Всё, — решительно произнёс Михаил в полдвенадцатого. — Пора спать.

Айка встрепенулась:

— Вы устали? У вас температура?

— Вы устали, — повторил Михаил с напором и посмотрел поверх очков строгим юридическим взглядом, от которого полагалось сразу сознаваться во всех преступлениях. — Вы устали и у вас бессовестные коллеги.

До сих пор Айка не осознавала, сколько вещей ей нужно, чтобы просто лечь спать — зубная щётка, паста с привычным вкусом, домашние носки в виде кроликов, баночки и бутылочки с разной ерундой на полке в ванной и, наконец, пижама. Кое-что удалось заменить почти без потерь, но кроликов отчаянно не хватало.

Наконец Михаил привёл её в гостиную.

— У меня тётя — фея, — заявил он спокойно и с безупречно ясным взглядом.

Айка с чувством невыразимого облегчения ухватилась за перемену темы: феи были куда нормальнее и реальнее того, что происходило с ней сегодня после работы.

— Крёстная?

— Нет, — покачал он головой. — Просто фея. Тыкву в карету не превратит, но диван в кровать — вполне. И меня научила.

— Да?

— Да. Посредством волшебного пинка.

Он действительно дважды пнул диван, и тот послушно разложился — к счастью, не на молекулы, а просто до состояния кровати.

— Располагайтесь, Алла. Если что-то понадобится ночью — квартира в вашем распоряжении. Кроме одной комнаты. Впрочем, она будет закрыта… Но в самом крайнем случае — запасной ключ здесь.

Михаил продемонстрировал ключ от собственной спальни и положил его на полку.

— Я не буду заходить, — пообещала Айка больше самой себе. — Я нелюбопытная.

Тут Михаил отчего-то рассмеялся, потрепал её по голове и похвалил за то, что она читает правильные сказки. Это было обидно и лестно одновременно; а ещё, похоже, у него температура подскочила, потому что рука оказалась горячая, а в спальню он уходил, шатаясь и цепляясь за косяки.

До двух часов Айка честно пыталась заснуть, но потом сдалась и начала думать про всякое. В основном — про собственную глупость и про то, кого уволит директор, чтобы другие не остались без премий. Выходило, что уволить нужно кого-то крупного, иначе денег хватит только на лишнее пирожное к ежедневной чашке кофе.

А потом ночь перестала быть спокойной и тихой.

Михаил сперва заворочался шумно, затем забормотал; уронил что-то стеклянное, но не разбил и успокоился. Но тишина действовала на нервы даже сильнее. Мерещился навязчиво запах дряни. В конце концов Айка не выдержала, взяла ключ и на цыпочках прокралась к запертой двери, не собираясь, разумеется, открывать — только послушать.

Звук дыхания не понравился бы и самому беспечному оптимисту — неровный, с хрипами и сипами.

«У него нет бороды, — храбро напомнила себе Айка. — И душить меня он не будет, это незаконно».

Стало поспокойнее — получилось даже с первого раза попасть в замочную скважину.

Дрянь в комнате успела затянуть весь потолок и хищно свесилась к кровати, сворачиваясь вокруг шеи спящего петлёй, но больше всего напугало Айку не это, а то, что Михаил был бледен, как студент перед сессией, на оклик не отозвался и на включённый свет не отреагировал.

Температура у него оказалась под сорок.

Он и проснуться толком не сумел — послушно вытерпел присутствие градусника под мышкой, затем проглотил таблетку и выпил невкусный лечебный чай. Айка дождалась, пока лекарства подействуют, а потом намочила мягкое полотенце, хорошенько отжала и начала вытирать липкий лоб, руки и горло.

Выражение глаз у Михаила постепенно становилось осмысленным, но каким-то странным. Чем именно — Айка понять не могла, но на всякий случай держалась осторожно и помнила о Синей Бороде. Но, когда уже собралась вставать и уходить, почувствовала хватку на своей руке.

Отступила машинально — и под ногой хрупнули очки.

Своевольные брови у Михаила дёрнулись.

— Алла, вы ведь понимаете, что теперь будет, — сказал он жутким спокойным голосом. — Зачем вы вообще приехали?