Пока молчат оракулы - Ильин Владимир Леонидович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/77
• Следующая

- Ты уверен в этом? - скептически осведомился лейтенант.

- Еще бы! Там все дозиметры зашкаливает со страшной силой!

- Ну, а пройти-то там все-таки можно? - настаивал Бык.

- Можно, - усмехнулся незнакомец. - Если жить надоело!

- Ясно. - Лейтенант свернул планшет и поглядел на нас. - Что скажет народ?

- "Раз надо - так "да", сказала тетя Соня, когда после двадцатилетней разлуки встретила свою первую любовь Ленчика Носа, и тот с ходу сделал ей предложение, - витиевато выразился Канцевич.

В моей голове словно возник стоп-кадр документальной хроники: мирный город, очень похожий на Лиссабон, разрушенный почти до основания ракетно-ядерным ударом, и я сказал:

- Антон Флажелу готов, мой лейтенант, выполнить любые... - русское слово "задачи" из головы вылетело, пришлось заменить его английским синонимом, - любые "мишенс"!

И тут Корреспондент вскочил.

- Вы что - опупели?! - почему-то зловещим шепотом вскричал он. - Да какое вы имеете право?.. Это же не компьютерные игры, поймите!.. Это война, и если вы согласитесь, то вам придется вступить в нее и убивать!.. Убивать людей - таких же, как вы! Вы хоть знаете, кто с кем и за какие идеалы воюет?

- Красиво говоришь, писатель, - процедил сквозь зубы Бык, сощурившись. - И что же ты предлагаешь? Устроить братание с противником?

- А вы уверены, Евгений, что мы столкнулись с противником? Почему вы считаете, что это - агрессор и что мы всего лишь обороняемся? Лично я очень в этом сомневаюсь! К тому же, война - это всегда жестокость, а жизнь научила меня одной простой аксиоме: никому не позволено быть жестоким по отношению к другим людям! Ради чего бы то ни было!

- Даже ради защиты своих близких? - спросил Канцевич.

- Какие вы все остолопы! - взорвался Рамиров. - И как только до вас не дойдет, что убийство и на войне не перестает быть убийством?! Это те, кому нужно с помощью войны решить свои шкурные проблемы, дурачат вас красивыми словами о воинском долге, о защите Отечества, о национальных интересах и тому подобное!.. И вы им верите и служите, и вы играете в эти грязные игры с чистой совестью!.. Но запомните: убивая "во имя жизни", вы в то же время убиваете эту самую жизнь и, прежде всего, - свою собственную! Вас объявят героями сейчас, но пройдет пять, десять, двадцать лет - и вас будут мучить кошмары, потому что вы осознаете, кто вы есть на самом деле - убийцы!..

Рамиров, тяжело дыша, перевел дыхание. Таким мы еще его не видели.

Наверное, Одессит вспомнил в этот момент своего деда, ветерана второй мировой войны (русские называют ее "Великой Отечественной"), потому что разъяренно выпалил:

- Послушай, ты!.. Попробовал бы ты сказать такое в сорок первом году прошлого века! Или в сорок пятом! Попробовал бы ты сказать это в лицо тем, кто вернулся с войны слепым, оглохшим от контузий, без рук-без ног, изрешеченным осколками!.. И если бы ты заикнулся об этом в присутствии моего деда, которого травили овчарками в Освенциме, он бы плюнул тебе в рожу, а я... я бы удавил тебя голыми руками!..

- Успокойся, Слава, - взял Одессита за рукав Бикофф. - Не трать зря нервные клеточки и время на этого толстовца!

До сих пор оторопело слушавший наш морально-нравственный диспут человек с WG словно очнулся и, не сводя застывшего взгляда с Рамирова, подтянул к себе ган поближе.

- Пацифист, значит? - задыхаясь, прохрипел он. - Да из-за таких, как вы, все и началось! Ненавижу вас, умников и пустобрехов!..

Он угрожающе щелкнул затвором, но лейтенант схватил его за руку.

- Остынь, приятель, - посоветовал он. - Не то нам придется потом отвечать за этого гаврика-гуманиста... Ты идешь с нами?

Человек с автоматом обмяк. Лицо его посерело и осунулось под слоем загара и коркой грязи.

- Идите, лейтенант, одни, - сказал он. - Я свое... уже... отвоевал...

Последние слова его были чуть слышны. WG выпал из его руки, а изо рта, вместе с пузыристой пеной, неожиданно хлынула кровь.

- Канцевич, укол! Быстрее! - заорал Бык, но не успел Одессит расстегнуть свой вещмешок, как незнакомец рухнул боком на траву.

Умер он мгновенно.

- У него осколок в спине сидел, - сказал Канцевич, осмотрев тело. Под повязкой... Силен мужик был!

И снял берет.

- Пошли, ребята, - сказал Бикофф.

- Мы не будем его хоронить? - удивился я.

- Некогда, - буркнул командир.

Он взглянул исподлобья на журналиста.

- Может, останешься, а, писатель? И в дерьмо не влезешь, и нам обузой не будешь... Или как?

Рамиров закусил губу.

- Или как, - утвердительно отозвался он и добавил: - Ни черта вы так и не поняли, лейтенант!

- Только одно учти, - жестко сказал Бык. - Если погорим по твоей милости - лично пристрелю тебя как предателя, понял?

- Вот-вот, - уже успокоившись, проворчал Корреспондент. - Чуть что вы сразу хватаетесь за оружие. "Добро должно быть с кулаками"... Но не с оружием же, черт возьми!

Секунду лейтенант смотрел как бы сквозь Рамирова, потом разжал свои пудовые кулачища и повел нас дальше по лесу.

Мне казалось, что болото никогда не закончится. И когда мы, перепачкавшись до пояса в вонючей жиже, стали выбираться из топкой трясины, Одессит, который шел последним, вдруг оступился и по горло провалился в черную воду.

Тонул он профессионально. Вокруг были начеку многочисленные дозоры противника, и поэтому Слава даже не пикнул. Все наши попытки вытянуть его оказались тщетными. Одессит успел только передать командиру свой ган с подсумком и "горб" с взрывчаткой, а через несколько секунд над его головой сомкнулась смрадная топь, и на поверхности закачались, лопаясь, большие пузыри воздуха...

- Как же так, Слава? - сказал я непослушными губами. - Зачем так нелепо?.. Это не правильно, Одессит!..

Бык же не проронил ни слова. Корреспондент хотел что-то сказать, но передумал и молча взял у командира из рук ган и вещмешок Канцевича.

МИЛИТАР ИОСИФ ГУВХ ("АББРЕВИАТУРА")

Они обложили нас с трех сторон плотным кольцом и не давали поднять головы. Казалось, что и воздух уже состоит не из молекул водорода и кислорода, как известно любому школьнику, а из шариков свинца и стали, беспорядочно циркулирующих подобно броуновскому движению атомов. Феномен был, конечно, чисто психологический, а не физический, но легче от этого нам не было. Нисколько нам не нравился этот самый феномен. Олегу - больше всех, потому что его успели ранить в плечо, времени на перевязку не было, и Сибиряк только судорожно дергался при каждом резком движении рукой, роняя на густую траву капли крови.

• Предыдущая
• 19/77
• Следующая