Есть ли сердца у призраков (СИ) - "Missandea" - Страница 31

Интересно, какой температуры сейчас вода?

На секунду Ариана закрыла глаза, и как-то неожиданно предстал образ Себастьяна. Не холодного и безразличного, а такого, какого видела она его лишь раз — улыбающегося.

Искреннего.

…прости, Себастьян.

В том мире, в котором живёшь ты, у Арианы просто нет другого выхода.

Кости превращаются в крошево, а кровь застывает в лёд.

Она открыла глаза и увидела звёзды. Всё небо в тучах, страшных и темных, но там, вдалеке, над горами, отчётливо виднеется полярная звезда.

Светлая. Тихая. Обещающая спокойствие.

Ариана протянула руку к небу, пытаясь дотянуться до неё. Правильно. Тянись, иди к ней.

Тянись, падая вниз.

Наверное, так и нужно: умереть, касаясь звёзд.

От её стопы до бездны остается сантиметров десять.

— Прости меня, боже… Ты же всё видишь, — сорвался с посиневших, до крови искусанных губ полушепот-полухрип. На большее её голосовые связки уже не способны.

«Наша крыша — небо голубое, наше счастье жить такой судьбою, наше счастье жить такой судьбою»…

— … судьбою.

Глаза неотрывно смотрят на звезду. Только бы не вниз. Чтобы не было так страшно.

— Прости, Себастьян… В лучшем мире, моём, мы еще встретимся…

Шаг.

Комментарий к 18. Наше счастье жить такой судьбою

http://s019.radikal.ru/i604/1504/7a/8f1d57ef44a7.jpg - я так вижу Колокола.

А это очередной мой шЫдевр - Ариана http://s019.radikal.ru/i628/1504/68/189f790a54fe.jpg

Ура, “есть ли сердца у призраков” перевалили за сто страниц. Знаете, я всю жизнь всё пыталась написать что-то и всегда понимала, что у меня не хватит терпения закончить большую работу. И тут - вот, это сбывается, и сбывается не просто так: это я делаю, я пишу, я создаю свой мир, и в нём уже больше ста страниц. Потрясающее чувство.

Буду рада отзывам даже в одно слово. :) Если у Вас есть предположения или какие-то мысли по поводу героев, их будущего и пр., очень хотела бы послушать.

========== 19. Сумасшествие ==========

— Какого чёрта ж ты творишь? — орёт он, хватая за руку девушку, уже почти соскользнувшую вниз.

Чёрт подери, она, она… Боже.

Он отбросил её на скользкие ледяные плиты моста. Осториан упала, ударившись головой и тихонько всхлипнув.

Она дрожала — это было первым, что он заметил. Тряслась, часто вздыхая. А он просто схватил её за руку, не поднимая с пола, и потащил внутрь. Плевать, что она бьётся о неровные плиты. На всё плевать.

Дверь захлопнулась.

Сквозь плотно сжатые ладони прорвался громкий всхлип. А за ним и безудержные, безостановочные рыдания. Она лежала на полу, скорчившись в один маленький комок, и почти что кричала.

— Как ты мог?! Откуда в тебе столько жестокости, — орала Осториан, сжимая белеющие пальцы в беспомощные кулаки. — Я не могу больше так, не могу, не могу! Я хочу умереть! Они все мертвы, все! Он убил их! Он обещал изнасиловать меня, я не могу больше… — пищит она, корчась в невыносимой боли, перебирая тонкими ногами, будто пытаясь забиться в угол.

Гребаный мудак. Он убьёт Гарднера. Убьёт. Но не сейчас.

Через одну десятую секунды он уже оказался рядом с ней, рыдающей и трясущейся. Резко приподнял с пола, так, что серые заплаканные глаза смотрят на него.

— Они живы. Слышишь меня?! Они живы! Твоя семья не убита, слышишь меня, чёртова идиотка?! Это твоя мать сделала так, чтобы Питер думал, что их убили. Чтобы выиграть время. Она жива, а если ты ещё раз выкинешь подобное, я клянусь, что задушу тебя! — орёт он прямо в испуганное и непонимающее лицо девчонки, орёт так, что кажется, будто сейчас лопнут барабанные перепонки, орёт, выплёскивая всю злость на эту непомерно тупую Осториан.

Она ещё несколько секунд смотрит, хлопая широко раскрытыми глазами, а потом вдруг тяжелеет у него на руках и теряет сознание.

***

Дверь с грохотом ударилась об стену. Себастьян бережно положил всё ещё не приходящую в себя девчонку на кровать, приказав растерянному Лейнду немедленно позвать Лолу. Сам он вышел, ещё раз взглянув на жалкую, мокрую до нитки фигурку.

Питер ел. Чёрт бы его подрал. Будь его воля, голова этого кретина уже была бы разбита о камни. Но Питер… умел убеждать.

― О, Себастьян! ― обрадованно заговорил блондин, откладывая в сторону вилку. ― Хорошо, что пришёл. Проследи, чтобы девчонку помыли как следует. Я хочу… развлечься с ней, ― самодовольно улыбнулся он, закидывая руки за голову и потягиваясь.

Себастьяну казалось, что его разорвёт на части. От накатывающей ярости. Держи себя, чёрт возьми, в руках.

― Ей очень плохо, она сильно простужена, ― процедил он сквозь зубы, взглядом убивая Гарднера. А тот поднёс к губам кубок с вином, отпил и улыбнулся.

― Мне плевать, ― беззаботно пропел он. ― Плевать. Так ты проследи. Ну, иди же. Что-то не так? ― повернул он голову, замечая, вероятно, уничтожающий взгляд Себастьяна.

Он не понял, что случилось. Просто в одну секунду оказался рядом с Питером и, схватив за кружевной воротник, приподнял того над столом.

― Хватит, ― прорычал Себастьян, чувствуя, что от бешенства хочется скулить. ― Я не знаю, что за садо-мазо версию того, что обычно называют любовью, грёбанный сукин сын, ты к ней испытываешь, но во имя этого чувства дай мне вылечить её. Иначе я сию же секунду перережу твоё горло, чёртов ублюдок.

Лицо Питера, испуганное и красное, искривилось.

Да, пугайся. Давай.

― Но твою сестру… ― замямлил он, и Себастьян почувствовал очередной приступ бешенства.

― Убьют, я помню, ― прошептал он, встряхивая Питера. ― Только тебе уже будет всё равно.

Блондин, наконец, заткнулся, и Себастьян почти что кинул его на стул.

― Полагаю, это «да»? ― усмехнулся он.

Питер не ответил, и Себастьян стремительно вышел из комнаты. Когда он пришёл к себе, в комнате уже была Лола. Она осматривала бесчувственную девушку и пыталась снять с неё платье.

Осториан. Мать его, Осториан. Лицо её было совершенно синим, а губы белыми. Себастьян нечаянно коснулся её пальцев, когда переворачивал девушку, и вздрогнул: они были ледяными. Общими усилиями они с Лолой развязали шнуровку на платье. Себастьян нашёл в шкафу огромную белую рубашку ― как раз то, что нужно. По настоянию Лолы, он вышел, когда та стягивала с Осториан платье.

Вышел. Прислонился лбом к двери. Слишком. Это слишком. Слишком больно, слишком глупо, слишком неправильно. Она не может так… умереть? Слово пришло в голову так внезапно, что захотелось завыть от боли, захватывающей целиком, замораживающей изнутри.

Наконец, его снова позвали. Девчонка лежала на чистых белых простынях, укрытая одеялом почти до подбородка. В комнате значительно потеплело, но лицо её по-прежнему оставалось синеватого цвета, а грудь всё так же часто, с хрипом вздымалась.

― Врача здесь нет, и привезти его неоткуда. Я пошлю кого-нибудь в ближайший город, но раньше, чем через день, врача не будет, ― покачала головой старушка, смахивая слезу. ― Принесу тебе все, что у меня есть.

Она ушла, оставив Себастьяна наедине с Осториан. А она лежала, не шевелясь, будто не зная, как нужна ему сейчас.

― Даже не думай. Ты меня слышишь? ― едва слышно прошептал Себастьян, чувствуя, как по венам разливается отчаяние. ― Только попробуй умереть, Осториан. Только попробуй.

И он закрыл лицо руками. Чувствовал, что скоро разрыдается, как ребёнок. От бессилия, от того, что вот она, рядом, она здесь, она ещё жива, а он ничего не может сделать.

Лола принесла поднос с какими-то лекарствами. Положила на бледный лоб компресс.

― Смотри, вот эту настойку… ― заговорила она, а потом вдруг взглянула на синюю Осториан и покачала головой. ― Если господу не будет угодно, она не выздоровеет, как ни лечи. Молись, и бог услышит нас.

Когда она ушла, Себастьян не запомнил. Сначала он сидел, закрыв глаза и вообще не понимая, где находится. Потом встал и взглянул на девчонку. Впалые щёки, тёмные круги под глазами. Веснушки кажутся огромными и неестественно яркими на бледном, синеватом лице. Мокрые волосы смешно облепили лицо и шею.