Выбери любимый жанр

Этика жизни - Карлейль Томас - Страница 33


Изменить размер шрифта:

33

LXII. Боже, "наши потомки, эти бедные шотландские бонвиваны, - говорил я французу таким французским языком, какой был в моем распоряжении, - они взывали к..." - "К потомству", - перебил он меня, чтобы прийти мне на помощь. - "Ах, нет, тысячу раз нет! Они взывали к вечному Богу. Но никоим образом не к потомству! Это было совсем другое дело".

Молчание

I. Молчание и умалчивание! Если бы в наше время строили алтари, то им были бы воздвигнуты алтари для всеобщего поклонения. Молчание - стихия, в которой формирются великие вещи для того, чтобы в готовом виде и величественно выступить на свет жизни, над которым они сразу должны господствовать.

Не только Вильгельм Молчаливый, но и все выдающиеся люди, которых я знал (даже самые недипломатичные из них и самые нестратегичные) избегали болтать о том, что они творили и проектировали. Да, в твоих собственных обыкновенных затруднениях молчи только один день, и насколько яснее покажутся тебе на следующее утро твои намерения и обязанности. Какие остатки и какую дрянь выметают эти немые работники, если отстраняется назойливый шум! Как французы определяют, речь - не искусство скрывать мысли, а окончательно останавливать и подавлять их, так что уже нечего больше скрывать.

И речь велика, но это не самое большое. Как гласит швейцарская надпись: "Разговор - серебро, а молчание - золото" или, как я это охотнее определил бы: "Разговор принадлежит времени, молчание - вечности".

Пчелы работают не иначе как в темноте. Мысли работают не иначе как в молчании. И добродетель точно также действует не иначе как в тайне. Да не узнает твоя правая рука того, что делает левая! Даже собственному своему сердцу ты не должен выболтать тех тайн, которые известны всем.

Разве стыдливость - не почва для всех добродетелей, для всех хороших нравов и для всей нравственности. Как и другие растения, добродетель не растет там, где корень ее не спрятан от солнца. Если будет на него светить солнце, или ты сам на него посмотришь тайком - корень завянет и никакой цветок не обрадует тебя.

О, друзья мои, если мы станем разглядывать прекрасные цветы, украшающие беседку супружеской жизни и окружающие человеческую жизнь ароматами и небесными красками, какая рука не поразит позорного грабителя, вырывающего их с корнями и показывающего с противной радостью навоз, на котором они произрастают!

II. Как глубоко в нашем существовании значение тайны! Справедливо поэтому древние считали молчание божественным, так как это основа всякого божества, бесконечности или трансцендентальной величины и одновременно источник и океан, в которых все они начинаются и кончаются.

В том же смысле пели поэты "Гимны ночи", как будто ночь благороднее дня. Как будто день - только маленькая, пестрая вуаль, которую мимоходом набросили на бесконечные колени ночи. Вуаль, которая искажает ее чистую, прозрачную вечную глубину, скрывая ночь от наших взоров. Так говорили они и пели, как будто молчание это - рельефное ядро и полная сумма всех гармоний, а смерть - то, что смертные называют смертью, - собственно и есть начало жизни.

С помощью таких картин (так как о невидимом можно только говорить картинами) люди постарались выразить великую истину - истину, забытую насколько это только возможно мастерами нашего времени. Но которая, тем не менее, остается вечно верной и вечно важной. И которая когда-нибудь, в виде новых картин, снова запечатлится в наших сердцах.

III. Всмотрись (если у тебя есть глаза или душа) в это большое безбрежное царство непонятного. В сердце его бушующих явлений. В его запутанность и бешеный водоворот времени. Не лежит ли тем не менее молчаливо и вечно справедливая, прекрасная, единственная действительность. И, конечно, господствующее могущество целого. Это не слова, а факт. Известный всем животным факт силы тяготения не более верен, нежели эта внутренняя сущность, которая может быть известна всем людям. Знающему это молчаливо, благоговейно, невыразимо западет в сердце. Вместе с Фаустом он скажет: "Кто смеет назвать его?" Большинство ритуальностей или названий, на которые он теперь наталкивается, вероятно, - "названия того, что должно оставаться неназванным". В молчании, в храме вечности нужно молиться ему, если нет для него подходящего слова. Это знание, венец всего его духовного бытия, жизнь его жизни, пусть он сохранит. И после этого пусть свято живет. У него есть религия. Ежечасно и ежедневно, для него самого и для всего света, воздается верующая, невысказанная, но и не безразличная молитва: "Да будет воля твоя".

IV. Для человека, имеющего верное об этом представление, праздная болтовня именно и есть начало всей пустоты, всей неосновательности и всякого неверия. Благоприятная атмосфера, в которой всевозможные сорные травы преобладают над более благородными фруктами человеческой жизни. Угнетают и подавляют их. Это одна из наиболее кричащих болезней нашего времени, против которой нужно всякими способами бороться. Самое умное из всех умных правил, которое простирается далеко за нашу мелкую глубину: "Береги свой язык. Потому что от него происходит течение жизни"! В сущности говоря, человек - воплощенное слово. Слово, которое он говорит - сам человек. Глаза, вероятно, вставлены в наши головы для того, чтобы мы видели, а не для того только, чтобы воображали и уверяли правоподобным образом, что мы видели. Был ли язык вставлен в наш рот для того, чтобы он правду говорил о том, что он видит, и для того, чтобы он делал человека братом по духу? Или для того только, чтобы издавать пустые звуки и смущающую душу болтовню и препятствовать этим, как заколдованною стеною мрака, соединению человека с человеком? Ты, владеющий осмысленным, созданным небом органом - языком, подумай об этом хорошенько. Поэтому, очень тебя прошу, не говори раньше, чем мысль твоя молчаливо не созреет. Раньше, чем ты не издал другого безумного или делающего безумным звука. Пусть отдыхает твой язык, пока не явится разумная мысль и не приведет его в движение. Обдумай значение молчания. Оно безгранично, никогда не исчерпается обдумыванием. Оно невыразимо выигрышно для тебя! Прекрати ту хаотическую болтовню, из-за которой собственная твоя душа подвергается неясному самоубийственному искажению и оглушительности. В молчании - твоя сила. "Слова - серебро, молчание - золото. Речь человечна, молчание божественно". Глупец! думаешь ли ты, что оттого, что нет никого под рукой, чтобы записывать твою болтовню, она умирает и становится безвредной? Ничто не умирает. Ничто не может умереть. Праздное слово, сказанное тобой - это брошенное вовремя семя, которое всегда взрастет!

33
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Карлейль Томас - Этика жизни Этика жизни
Мир литературы