Сердце бури (СИ) - "Раэлана" - Страница 20

Вот только что делать с этой надеждой, пока не знали ни он, ни она.

— Не волнуйся, — прошептала Рей, уверенная, впрочем, что Бен ее услышит. — Видишь, как все удачно складывается! Теперь главное — дождаться помощи. Твоя мать обязательно что-нибудь придумает. Она не оставит тебя…

Бен ничего не ответил.

***

К вечеру следующего дня он окончательно оттаял и, хоть и мрачно, сквозь зубы, но все же ответил на вновь поступившее предложение поесть, если Рей обещает ему повторить свою песню: «По рукам». Его раздражение угасло, словно пламя, лишенное воздуха. Юноша, наконец, понял, что ему нечего противопоставить ее напору.

Девушка не без торжества (по крайней мере, ей удалось хоть в чем-то одержать верх) попросила Трипио разогреть бульон, который должен был оставаться еще пригодным.

Дроид направился выполнять поручение.

Возвратившись несколько минут спустя, он передал уже знакомую миску вместе с пластиковой ложкой в руки Рей.

Трипио помог Бену приподняться и подложил ему под спину еще одну подушку — так, чтобы тот мог находиться в сидячем положении. А девушка, присев на край койки и поставив миску себе на колени, приступила к делу. Осторожными и обстоятельными движениями она зачерпывала наваристую, пахучую жижу и медленно подносила ложку к губам Бена, который, весь красный от стыда, тем не менее, оставался верен своему обещанию и ел с положенным усердием, хотя надо признать, без особого аппетита. Раз от разу Рей промакивала ему рот салфеткой, отчего юноша краснел и смущался еще больше.

Кормить с ложки некогда могучего и ужасающего рыцаря Рен было занятием до того необычным, что в какой-то момент Рей не сумела сдержать легкого смешка.

— Не смей надо мной смеяться! — тут же вскипел Бен.

Бывают такие случаи, когда смущение в человеческой душе идет рука об руку с яростью и обидой. Чем больше молодой человек стеснялся своего беспомощного положения — тем больше он злился.

Но вдруг он сделал то, чего никак от себя не ожидал. Улыбка показалась на его губах, прогоняя ненастье. Бен сам рассмеялся. Вопреки обиде и стыду; вопреки неизвестности и страху.

Поистине, нет в мире вещи мудрее, чем смех! Всем известно: если не можешь преодолеть обстоятельства, то всегда остается возможность, по крайней мере, обсмеять их, чтобы хоть как-то поднять себе настроение и облегчить свое существование. Нынешний смех Бена — хриплый, равный, такой непривычный, — был смехом безысходности, однако звучал на удивление непринужденно и даже забавно.

Рей, которая уже устала сдерживаться, увидела, что он смеется, и сама расхохоталась во всю силу. Так продолжалось несколько минут. Ее звонкий, с задорными переливами, смех сливался с его смехом в единую мелодию необъяснимого, но все же искреннего и кажущегося почти естественным веселья.

Прежде Рей уже успела осознать, что Бен Соло хорош собой. В эти же мгновения она осознала, к тому же, что юноша поразительно похож на Хана.

Сходство между отцом и сыном было не столь явным. Но вместе с тем довольно сильным, — а если приглядеться, так и вовсе поразительно сильным. Как духи — набор запахов, где лишь один аромат является основным; сердцевиной для всего букета. Изначально скрытый за другими, более яркими и приметными запахами, он не столь заметен; но когда эти прочие запахи начинают выветриваться, именно сердцевина, основа выходит на передний план. Так и Бен. Материнские черты его облика поначалу проступали куда четче, но стоило вглядеться немного — и становилось видно, что самое важное и очаровательное — улыбку, жесты, богатство мимики — этот парень унаследовал все же от отца.

Рей скормила ему еще несколько ложек, после чего возвратила миску дроиду, сказав, что на первый раз, пожалуй, достаточно. Увы, она была знакома с голодом слишком близко, чтобы знать все грани его коварства. Ей случалось видеть, как люди, голодавшие слишком долго, потом набрасывались на еду, не зная меры, и тогда пища становилась для них ядом.

— Теперь, может наконец сделаешь то, что я просил? — спросил юноша с явным нетерпением. Он сделал все, что она хотела, хоть и совершенно без удовольствия — так почему он теперь должен самостоятельно напоминать этой девице об ее обещании?

— Что ж, ладно.

Рей замолчала на мгновение, чтобы собраться с мыслями — и начала петь.

Начала — и сразу поняла, что наступил ее черед смущаться. Почему-то теперь, не посреди темного безумия штормовой ночи, а днем, при ясном солнечном свете, собственное пение казалось ей еще более тихим и жалким. Она то и дело опускала глаза, стараясь не думать о том, что спотыкается и фальшивит на каждой ноте.

Однако Бен не стал высмеивать ее скудные вокальные данные, и даже не обратил никакого внимания на этот недостаток.

Когда песня окончилась, он, тяжело вздохнув, пробормотал: «Спасибо». И чутье подсказало Рей, что он имеет в виду вовсе не это нелепое пение, или, по крайней мере, не только его.

— Пожалуйста, — девушка рывком выпрямилась.

Бен поднял на нее взгляд.

— А что такое «Икс’аз’Р’иия»? — спросил он неожиданно, вспомнив единственное незнакомое слово, встретившееся ему в песне.

Рей взглянула в его глаза — и поняла, что юноша, похоже, просто не знает, о чем еще спросить. Чтобы только не прекращать разговор.

— Так тидо называют песчаные бури, которые часто свирепствуют на Джакку.

— Бури? — изумленно переспросил Бен.

— Да. Видишь ли, местные верят, что бури случаются, когда гневается Р’иия — их древнее божество. И что его можно задобрить особой молитвой.

— Той песней, что ты пела, — догадался он.

Рей кивнула.

— Да. Сейчас этому божеству почти никто не поклоняется, но название «Икс’аз’Р’иия» уже как-то прижилось. И песню иные поют до сих пор прежде, чем пытаться пересечь Гоазоан.

Бен смотрел на свою собеседницу во все глаза, вспоминая пекло Джакку — удушливый зной, бесконечный песок. Скорбная память о последней битве и о павших стальных гигантах, чьи останки на долгие годы стали наживой для местных оборванцев. Кто бы мог подумать, что у этой безрадостной помойки тоже есть история, есть свои предания — словом, есть душа, хоть и такая же суровая, как и весь лик Джакку?

— Отдыхай, Бен, — сказала Рей, не скрывая ласки в голосе.

Похоже, им все же удалось худо-бедно достичь согласия.

— Кира…

Девушка содрогнулась всем телом. Это имя было теперь для нее, словно кошмар. Память о ребенке, чья душа похоронена где-то в недрах ее сознания.

— Пожалуйста, называй меня Рей.

Она, конечно, помнила, что сама когда-то назвалась так. И вины Бена тут не было, но все же, ей стало дурно оттого, что он сказал — и юноша тотчас ощутил это.

— Почему? — недоуменно спросил он.

— Это неважно.

Когда-нибудь она расскажет ему о той ужасной истине, что открылась ей в храме на Малакоре. А быть может, если способность использовать Силу вернется к нему, Бен через их Узы сам все увидит.

— Хорошо, Рей… — согласился рыцарь, для убедительности примирительно кивнув. — Скажи мне… — он чуть слышно скрипнул зубами. — Как ты могла позволить ему сделать это? Почему не помешала Люку Скайуокеру наложить на себя руки? Ведь это же…

Бен умолк, не закончив. Ведь то, что произошло… это неправильно, неестественно, наконец, несправедливо!

Рей не сразу ответила. Да и что она могла сказать? Как объяснить этому глупышу, что Сила все равно забрала бы одного из них — и в этом так или иначе не может быть справедливости. В конце концов, она ведь пыталась, честно пыталась выяснить, что затеял мастер Люк! Она звала его, сидела под дверью. Но тот заперся в медотсеке вместе с телом племянника, не оставив ей ни единой возможности себя отговорить.

— Ты всерьез думаешь, что я могла бы встать между Люком Скайуокером и его решением? — спросила Рей, нахмурившись. — Подумай, Бен. Что мне было делать? Да и… стоило ли?

Стоило ли… Предположение, сделанное ею, было таким неожиданным, что юноша на мгновение позабыл, как дышать. До сих пор он не имел сомнений в том, что, выбирая между ним и Люком Скайуокером, сама Рей без раздумий отдала бы предпочтение тому, кого называла своим учителем.