Плато чёрного спелеолога (СИ) - Стригин Андрей Николаевич - Страница 22

Аня с отчаянной решимостью глянула в глаза Нине, хотела съязвить по своему обыкновению, но словно спотыкается об её ответный взгляд, столько в нём скрытой силы, словно это и не женщина, а волчица и Аня сникает: — Спасибо, — неожиданно даже для себя, произносит она, но злой «червячок», сволочь этакая, так куснул прямо в сердце, что Аня едва не взвыла.

Как побитая собака, бредёт к мужикам, те улыбаются, видя её приближение, но она сдвигает брови, морщит нос, её претит от давно не мытых тел и начинает умело командовать.

Игнат и Саша принимаются делать шалаш, ловко рубят корявые деревья и приспосабливают их под нависающей скалой, оплетают гибкими ветками, делают грубый каркас, укладывают травой и так ловко у них получается, что Аня, сидя у дымящегося костра и обсасывая тонкие голубиные косточки, невольно залюбовалась их работой.

— Принимай дом, — весело произносит Игнат, почёсывая неухоженную бороду.

Аня соскальзывает со своего места, засовывает любопытную мордашку в дверное отверстие и в великом возмущении восклицает: — Я что-то не поняла, а где моя комната? Вот что, дорогие мои, — нахмурив брови, едва сдерживаясь, чтобы не кричать, заявляет она, — я не буду спать рядом с вами, от вас плохо пахнет.

— Так, вроде и ты… не слишком свежая, — пытается возмутиться Игнат, но мгновенно жалеет о сказанном, Аня краснеет как перезрелый помидор, решительно лезет внутрь и занавешивает проём рваным одеялом.

Мужики потоптались на месте, с тоской глянули на звёздное небо, вздохнули, но не решились более тревожить рассерженную женщину, выбрали место под разлапистыми кустами, попытались соорудить навес, но начавшийся дождь, легко продырявил его… впрочем — им не привыкать спать под открытым небом.

Аня долго не может заснуть, злость душит хуже накинутой на лицо подушки и всепоглощающая жалость к себе приносят невыносимые страдания. Она всхлипывает, зарывшись в ароматную траву, и начинает реветь, как давно не доеная корова.

— Анюта, ты чего? — слышится полный участия, обеспокоенный голос Игната.

— Иди сюда, — всхлипывает Аня.

Виктор привык просыпаться рано, но сегодня едва не проспал, так сладко было в объятиях Нины. Всё же осторожно снимает её руки со своей груди, выбирается наружу, вдыхает воздух полной грудью.

Был дождь, но не сильный, он принёс свежесть и хорошее настроение. Мужчина натыкается взглядом на свернувшегося под кустом Сашу, слышит раскатистый храп, который назойливо доносится из шалаша, усмехается, качает головой: — Не пропадёт, девка, — говорит сам себе и будит Сашу: — Я ухожу за людьми, постоишь на вахте.

Саша сладко зевнул, завистливо покосился в сторону шалаша, легко вскакивает на ноги, делает отмашку руками.

— Заодно разожги костёр и запеки остальных голубей. Только сам не съешь, — Виктор скользнул взглядом по его худющему телу.

— За кого вы меня принимаете, — возмущается мужчина, — съем только свою долю.

— Вот и ладненько, — Виктор перекидывает через плечо автомат, — будь на чеку, Саша, враг не дремлет, — вроде как в шутку произносит он, но мужчина серьёзно кивает, поднимает топор, подвешивает к поясу. — Нина проснётся, пусть организует купание, прёт от вас, как от козлов, — с насмешкой произносит Виктор.

К Голубянке Виктор приходит первым, ждёт пару часов, уже начинает волноваться, неужели Идар опередил. Но вот, блеснула знакомая белая панама, и он видит группу людей. На их спинах огромные рюкзаки с палатками, бухтами верёвок, звякают карабины, самохваты, качаются закопченные котелки.

Виктор смотрит на идущих людей и слёзы наворачиваются на глаза, а ведь не всё потеряно, народ есть, хотя его и мало. Никак, на новый уровень поднимаемся, только не помешал бы кто. Он вспоминает внимательно-пронизывающий взгляд Идара, тогда ещё охранника, неприятный хохот людоедов, пожирающих Лёху. А ведь надо действовать на опережение, прочь гуманизм, давить тех гадов надо, иначе они придут, и настанет ад. Но почему так устроен человек, кто-то созидает, а кто-то гадит? Почему разрушители получают удовольствие от того что вытворяют, может это зависть? Виктору сложно понять значение этого слова, он по своей природе человек не завистливый, но в зависти видит огромную опасность и готов принимать самые радикальные меры. Всеобщее очищение должно начаться с изгнания зависти из своего сознания, а быть может, и ликвидации носителя сего вируса чисто физически.

Спелеологи останавливаются, к Виктору подходит Павел Сергеевич, пристально смотрит ему в глаза, будто что-то читает, на лице проносится целая гамма из чувств, он словно переступает через себя, вероятно делая определённые выводы: — Здравствуй, Виктор, — хрипло произносит он, протягивая для рукопожатия руку, — теперь ты в ответе за людей, принимай народ.

Виктор готов к этим словам, но так просто сказанные, они потрясают душу, становится тяжело дышать, он видит настороженные взгляды людей, которые авансом ему высказывают великое доверие. А прав ли он, берущий на себя такую ответственность?

— Я не сахар, — неожиданно говорит он как бы невпопад.

— Мы тоже, — хихикнули девушки.

— Значит, не растаем, — улыбается Виктор.

Павел Сергеевич с прищуром смотрит: — Если не возражаешь, я тебе помогу.

— Я не против, — Виктор, оглядывает людей, — но только у меня специфическое отношение к жизни.

— В чём оно заключается? — наклоняет голову Павел Сергеевич, бросая на Виктора быстрый взгляд.

— Я не люблю европейские ценности и не понимаю даже основ демократии, мне не понятно, почему самые страшные преступления совершают именно демократы. Конечный итог демократических преобразований мы видим — мы здесь, а кругом океан. Что-то другое нужно, а что, пока не знаю, единственно обещаю, пустой болтовни не будет… и наивности тоже. Иначе сожрут и в переносном и прямом смысле этого слова.

— Что ж, идея жить безо лжи мне по душе, — Павел Сергеевич трогает бороду. — Пошли, ребята, у этого парня мозги работают правильно.

— А я не уверен, — едва слышно произнёс один из мужчин и судорожно пригладил свои залысины.

Виктор забирает у Алика рюкзак и посылает вперёд как разведчика, не хотелось бы попасть в глупую засаду. А сам берёт автомат в руки, и группа двигается, огибая каменные разломы, скрываясь за естественными укрытиями, изредка ныряя в редкие лесочки и скрываясь в густой траве.

Виктору мерещится, что за ними наблюдают, это нервирует, хочется полосонуть по ближайшим сопкам из автомата, но Алик сигналов об опасности не подаёт. Вероятно всё это признаки усталости и, вследствие этого, возникла мнительность. Может, будь Виктор один, он не стал прислушиваться к своим ощущениям, но за ним идут люди. Внезапно он останавливается, резко свистит. Быстро подбегает Алик, с тревогой теребя свою знаменитую панаму: — Что случилось? — выдыхая из себя воздух и тяжело дыша, спрашивает он.

— Мы так не пойдём, необходим другой маршрут.

— Почему? — удивляется Павел Сергеевич, с интересом глядя в свинцовые глаза Виктора.

— Я по нему уже ходил.

— А-а, — кивает он. — Ну, тебе виднее, — не стал он спорить.

— Помнишь, куда мы собаку загнали? — Виктор оборачивается к Алику.

— Там осыпь… но переправу мы организуем.

— А вам не кажется, что это уже перебор, — грустно хлопнул глазами невысокий мужчина с залысинами на голове. — Кому мы нужны, мы обыкновенные люди. К тому же, с нами раненый, не дело лезть на скалы, швы могут раскрыться.

— Олег Васильевич, в том то и дело, что обыкновенные, — размеренно говорит интеллигентного вида мужчина, бережно поправляя ладонью ухоженную бородку. — А Антоху, с божьей помощью, на носилках переправим.

— Не надо носилок, — морщится Антон, — я в порядке, роба от сильных укусов спасла.

— Нечего тут дискуссии развязывать, через осыпь пойдём, — властно говорит Павел Сергеевич.

— Заодно щенков заберём, — оживляется Алик.

— Там щенята? — вспыхивает от улыбки юное лицо Светы.