Выбери любимый жанр

Фармацевт - Долгопят Елена - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

В служебном коридорчике сидел уже за чайным столом одинокий Книжник. И чашка стояла перед ним, накрытая крышкой. Чай он пил только свежезаваренный.

- Можно? - спрашивал Васенька.

- Пожалуйста.

И Васенька брал из шкафчика кружку. Включал электрический чайник. Насыпал по примеру Книжника ложку заварки, заливал кипятком, накрывал свободным блюдцем. Всегда было что-нибудь на чайном столе: конфеты, печенье, булочки, пахлава - любимое лакомство Книжника. Все, что было на общем столе, было общим, и Васенька не стеснялся брать к чаю то конфету, то печенье, то булочку. Иной раз и сам приносил что-нибудь, загодя купленное.

- Ну что? - неизменно говорил Книжник. - Как дела? Что нового?

- Да ничего, - неизменно отвечал Васенька.

Это у них было вроде приветственных поклонов.

Книжник снимал крышку с чашки и долго перемешивал. Пил он с сахаром, но непременно с чем-нибудь еще сладким.

Затем он рассказывал Васеньке об одном человеке, режиссере, давным-давно умершем. Он исследовал его жизнь по каким-то крупицам: письмам, обрывкам воспоминаний, газетным статьям.

Он объяснил Васеньке, что такое игра в пазлы. Он сравнивал свои поиски с этой игрой, с восстановлением картины из кусочков, лежащих беспорядочной кучей. Только в случае Книжника кусочков было недостаточно. Картина восстанавливалась не полностью, неизменно оставались черные провалы. И Васенька вспоминал черные провалы на настоящих картинах в кабинете на пятом этаже. Как-то раз, моя там полы, он осмелился завести разговор со сдобной Аней и спросил о черных провалах. Она предельно четко, как доклад, изложила Васеньке принцип комбинированных съемок. Когда отдельно снимают море, отдельно актера в лодке, а в результате выходит - актер в лодке в бушующем море.

Васенька совершенно не понял, как это так получается и при чем тут черные провалы на картинах. Но черные провалы в картине жизни давно ушедшего человека - это было понятно. (Как провалы в памяти родной Васенькиной прабабки из деревни Стригино.)

Но больше всего Книжник походил на следователя, восстанавливающего чью-то жизнь, как картину преступления.

Почему он рассказывал все это Васеньке, ни аза не смыслившему ни в кино, ни в психологии, ни в политике, ни в истории собственной страны? Зачем растолковывал простодушному мальчишке, что дневниковые свидетельства его героя не всегда соответствуют истине, что приходится проверять по косвенным показаниям (очные ставки)? Он рассказывал Васеньке о хитроумнейшей своей догадке, подтвержденной вдруг заметкой в пять строк в газете восьмидесятилетней давности, как о точном выстреле в копейку со ста шагов. (Васеньке было удивительно уже то, что где-то еще хранят столь старые газеты; и даже то, что были уже газеты восемьдесят лет назад.)

Книжник был одинок. Дочь его жила в далекой северной стране. Каким-то образом приходили от нее письма прямо в компьютер. Их можно было распечатать. И не раз Васенька был свидетелем того, как Книжник перечитывал эти письма, хмурясь и восклицая:

- Коварная! Что она хотела этим сказать?

Он искал в письмах то, что в них не было сказано, то, что и не хотелось говорить, а хотелось, напротив, скрыть. И Васенька понял с ужасом, что и в простом письме от дочери к отцу есть черные, как во сне, провалы. И что заполнять их можно целую жизнь, да так и не заполнить. И что, может быть, лучше их вовсе не замечать.

Утренний Васенька был для утреннего Книжника самым желанным собеседником по той простой причине, что слушал его, и слушал с истинным интересом.

Васенька полюбил задавать Книжнику сложные вопросы, потому что Книжник на эти вопросы отвечал.

К примеру, на вопрос о том, почему Филатыч пожалел Васеньку, Книжник нашел несколько ответов. (А надо сказать, Васенька заметил, что Филатыч далеко не ко всем людям бывал добр, не ко всем снисходителен, иные просьбы вынести, скажем, лишний раз мусор - легко пропускал мимо ушей.)

- Итак, ответов может быть несколько, - объяснил Книжник. - Первый ответ. Романтический. Вы, - а Книжник называл Васеньку, как, впрочем, всех и каждого, на "вы", - вы напоминаете ему самого себя в юности. Возможно, он был в юности в сходном с вами положении... Ответ два. Даже более романтический. Когда-то был у него действительно племянник. И сирота, и бездомный, и пришел за помощью. Но Филатыч его прогнал. С тех пор мучается. Вами - спасается. Ну и третий. Самый, я думаю, реалистический. Стих нашел. Настроение было. Пожалел. Поверил. Вам, между прочим, легко поверить.

Васенька не побоялся задать Книжнику этот щекотливый вопрос, так как давно догадался, что никто, ни один человек, кроме, пожалуй, изумительно простодушной Феи, не верит в историю о сироте-племяннике.

Спрашивал Васенька и насчет того, почему его тогда терпят, не гонят. Особенно Ворон, которому стоит только глазом посмотреть.

Книжник усмехался. Смеялся. Хохотал сипло. Так, что где-то в полутемном коридорчике дребезжало стекло. Смех был нервный. Васенька к этому смеху не сразу привык.

- Интеллигентные люди, - отсмеявшись, отвечал Книжник. - Неловко им... нам... почему-то вас прогнать. Хотя черт знает, кто вы такой. Вдруг вы шестерых человек зарезали?

- Нет, - пугался Васенька. - Я - нет.

Книжник хохотал.

Иногда, особенно посреди смеха Книжника, находившего на того как удушье, на Васеньку находила вдруг тоска, и хотелось ему оказаться в ту же секунду дома. Как прежде, до монголов.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Премьера погибшего фильма...

Великий французский режиссер встречается со своим фильмом в России...

Коробки с позитивной копией считавшегося погибшим фильма найдены в подвале московского дома...

Событие в Музее кино...

20 января...

Долгое ожидание встречи...

В газетах рассказывали о фильме, о режиссере, об истории гибели лучшего его фильма, снятого в молодости и оставшегося в молодости, обернувшегося тоской, ностальгией не только автора-режиссера, но и поклонников-зрителей, до сих пор вспоминающих те несколько сеансов, после которых не хотелось расходиться. И казалось невозможным, что после этого фильма мир не переменится к лучшему. И люди после просмотра этого фильма становились братьями и сестрами. Но фильм не был проповедью или отповедью, а был простой историей о людях, примечательных тем, что они живут и знают, что не навсегда. Они чувствуют, что жизнь должна быть необычной, раз скоро закончится, но в ней почему-то все идет тяжело и скучно.

Так писали в газетах в ожидании удивительного нескучного события.

Правда, опасались, что фильм окажется не таким уж замечательным после стольких лет отрешения от жизни, и современные зрители не те, что прежние. Скептики даже говорили - а не лучше бы оставаться фильму в подвале, как в мавзолее. Мертвецы не должны воскресать.

Фильм был снят в Польше (и сам французский режиссер был тогда поляком), после нескольких просмотров запрещен и уничтожен. Вышел строгий указ смыть все копии. Как оказалась одна из них целой и невредимой в московском подвале, оставалось загадкой, требовало еще исследования, изучения. У историков работа не переводится.

Васенька газет не читал, но знал, что все ждут 20 января, ждут приезда какого-то режиссера и премьеры какого-то фильма.

Событие в Музее кино!

Эти слова он читал, шевеля губами, на афишах в маленьком фойе. Слова были набраны ярко, обращали внимание, таращились, и Васенька оборачивался и читал заново, хотя знал наизусть.

Ожидание было во всем. Оно походило на ожидание Нового года, чудесной ночи с подарками и исполнением желаний. Сходство было именно в этом. Люди словно загадывали желания, которые должны были исполниться вечером 20 января. В 19.00.

Впервые Васенька услышал о том, чего все ждут, в буфете. Он ходил обедать в одно время с сотрудниками, хотя садился робко за отдельный столик. В буфете он мог видеть их вместе: и Книжника, и прекрасную Фею, и Анечку, и других. Ворон, правда, обедал редко, не успевал.

6
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Долгопят Елена - Фармацевт Фармацевт
Мир литературы