Летучие пленники - Владимиров Алексей Владимирович - Страница 2

Душистым сырьем для насыщения масел чаще всего служили растения, встречающиеся в долине Нила: корень ириса, цветки лавзонии-хны, лилии…

Но наибольшим почетом пользовалось душистое вещество, которое привозили из-за моря…

В Южной Аравии растет небольшое, ничем не примечательное с виду деревце — босвеллия. Каждый месяц на коре дерева делали надрезы. Из них вытекали капельки смолистого сока. На воздухе сок быстро твердел и превращался в поблескивающие на солнце «слезки».

«Слезки» бывают и красновато-желтые и бледно-желтые. Наиболее ценные — почти белые. Их цвет и дал название смолистому соку босвеллии: «ладан» по-арабски значит «молочно-белый».

Позвякивая колокольцами, шли караваны с грузом пахучих «слезок» через пустыню. Этот путь так и назывался: «Дорога ладана». Сушей ладан доставлялся на рынки Ближнего Востока, Древней Греции. Морем — в Египет.

За время перевозки «слезки» покрывались собственной пылью и становились не полупрозрачными, а матовыми. Иногда их продавали в таком виде, как привозили, иногда растирали в порошок, а потом скатывали в маленькие шарики.

Так или иначе, аравийский ладан пользовался большим спросом. Его использовали не только для создания благовонных масел. Главная доля ладана попадала в хранилище храмов. Без него не обходилось ни одно жертвоприношение, ни одно празднество. Ладан был одним из тех веществ, которые употреблялись для ароматических «воскурений» богам. Недаром его аромат называли «божественным».

Шарики ладана попадали на горячие угли курильниц, сладковатым дымком струились под сводами храмов.

Египет был постоянным покупателем аравийской смолы.

Но царица Хатшепсут решила сломать этот обычай.

— Фимиам, достойный богов, должен произрастать на египетской земле! — повелела она.

В Аравию была направлена экспедиция за саженцами деревьев, дающих драгоценную смолу.

И вот долгожданный корабль наконец прибыл…

До нас не дошли ни имя кормчего судна, ни имена тех, кто сумел сохранить во время пути нежные саженцы. Не знаем мы и о том, прижились ли аравийские деревца в долине Нила. Но на стене погребального храма царицы Хатшепсут среди множества росписей, восхваляющих деяния властительницы Египта, изображена целая плантация: тридцать аравийских саженцев.

Трое путников шагали по тропе, петляющей сквозь заросли влажного тропического леса. Когда справа показался ручей, старший предостерегающе поднял руку:

— Илширп!

Такого слова нет ни в одном из языков на свете, и все-таки его прекрасно поняли. Путники свернули с тропы и двинулись к величавому вечнозеленому дереву, видневшемуся неподалеку.

Прозвучало диковинное слово:

— Ибур!

И тотчас застучали топоры.

Через несколько минут дерево было повалено. Старший принялся внимательно осматривать его ствол, определяя по каким-то ему одному известным приметам, в каком месте есть внутри трещины. Его спутники тотчас взялись за топоры, чтобы извлечь из трещин бесцветную пахучую смолу.

Когда это удавалось, все трое, радостно улыбаясь и в то же время опасливо поглядывая по сторонам, повторяли:

— Ачаду! Ачаду!

Жители островов Малайского архипелага верили, что у вечнозеленого гиганта, благородного лавра, есть охраняющее его божество. Конечно, оно не станет спокойно смотреть на сборщиков пахучей камфары, таящейся не только в стволе, но и в коре, в листьях и даже в цветках дерева. Божество может сбить с дороги, утаить пахучую смолу. А камфара — одно из ценнейших душистых веществ. Уже семь тысяч лет назад бесцветные кристаллы со своеобразным запахом и горьковатым вкусом попадали на рынки многих стран. Если сборщики вернутся в селение с пустыми руками — останутся без заработка.

Значит, надо как-то обмануть божество камфарного лавра, чтобы оно не догадалось, зачем пришли в лес люди с топорами.

Так родился обычай: во время сбора камфары говорить на тарабарском языке. Иногда на смеси языков разных племен, населяющих острова архипелага, иногда не договаривая слова или произнося их шиворот-навыворот. Вместо «пришли» — «илширп», вместо «руби» — «ибур», вместо «удача» — «ачаду».

Каждый малаец, решивший взяться за сбор пахучей смолы, должен был научиться вести «камфарный разговор».

Солнце палит немилосердно, а тут еще пламенеющие жаровни. Пот струится по лицам людей. Но надо следить за плавящимся, пузырящимся в чанах салом, сортировать душистое сырье. С самого раннего утра кипит работа на тесном дворике за каменной оградой.

А душа всему — мастер: то спешит помочь тем, кто фильтрует жир, то поправляет новичка, еще не успевшего освоиться с делом. А потом возвращается под навес, «колдовать» с душистыми составами. Постоянно в них что-то меняется, совершенствуется, пробуются новые сочетания ароматических веществ. Вот и сейчас он возится с какими-то корешками. Но для чего они предназначаются, никто из работающих во дворике не знает. Только ближайшему помощнику мастер что-то долго шептал, показывая на корешок. Да и то постоянно оглядываясь: не подслушивает ли кто?

Искусство создания благовонных масел и бальзамов пришло в Древний Рим из Египта и достигло здесь невиданного ранее размаха. Душистое сырье стало куда разнообразнее: тут цветы апельсиновых деревьев, лимонная и апельсиновая цедра, измельченная древесина кипариса, фиалки, лилии, лаванда, мята. И конечно, розы.

Никто не знает, когда и где впервые появилась на земле красавица роза. Ясно только, что уже многие тысячелетия назад люди ценили ее за красоту и благоухание. При раскопках древнего строения на Ближнем Востоке была обнаружена роспись с орнаментом из роз. Роспись была создана около четырех тысяч лет до нашей эры. Позднее царицу цветов завезли в Древнюю Грецию. Оттуда она попала в Рим и сразу завоевала всеобщее признание.

Царица цветов пользовалась таким почетом, что под плантации роз стали отводить даже те участки, где еще недавно возделывали пшеницу. Тысячи рабов сгонялись на плантации, чтобы выхаживать прекрасные цветы. Но роз все-таки не хватало. Тогда их стали привозить с островов Мальта и Кипр.

Благодаря создателям благовоний ароматом роз можно было наслаждаться в любое время года — цветы будто становились неувядаемыми.

Благовонные масла с помощью особого устройства на потолке разбрызгивались в общественных помещениях во время сборищ и собраний. Ароматный «дождь» падал на гостей, собиравшихся в домах богатых римлян. В термах — знаменитых римских банях — омовение завершалось умащением тела благовонными маслами.

Впрочем, в Риме для создания благовоний пользовались не только растительными маслами, но и животными жирами. Например, салом. И оно обладает способностью вбирать в себя запахи. Но с салом куда больше хлопот. Прежде всего его надо избавить от малейших примесей. А это процесс долгий и тонкий.

Вот почему на тесном дворике с утра полыхают жаровни. Сало плавят, фильтруют, снова плавят, опять чистят…

Сотни тысяч лепестков роз. погружаются в очищенное расплавленное сало. Когда лепестки отдадут свой аромат жиру, превратятся в бесформенные комочки, их отожмут и заменят свежими. Потом все повторится сначала…

Но надо позаботиться и о том, чтобы аромат благовония был стойким…

Для этого пользовались душистыми смолами: стираксом, ладаном, его «землячкой» аравийской смолой миррой.

Но и тут свои тонкости. Надо знать, какая смола больше годится, сколько ее требуется. Только тогда аромат станет более глубоким, стойким.